Странница (СИ)

Лена ревела уже не от своей боли и обиды, а от Маркусовой. Он не закричал – еще бы он кричал! – и не потерял сознания, даже на ногах держался, хотя и с трудом, и рухнул на скамью рядом с Леной, когда слуги подвели его под руки.

– Ничего, – проскрипел он, – палач и правда не очень старался. Клянусь. Чем хочешь клянусь.

Обнимать его Лена, конечно, не рискнула, вцепилась в его руку, прижалась мокрой щекой к плечу. Слуга подал ему стакан с вином, и Маркус проглотил его одним духом.

– Не плачь, женщина, – доброжелательно произнес хозяин. – Твои травы ему помогут, он скоро поправится. Пропало у тебя желание бродить по дорогам с этими выродками? Кстати, как тебя зовут?

– Маркус, – ответил он. – Маркус Гарат.

– А тебя, женщина?

– Елена, – почему-то сказала Лена. А вдруг тут с именем Делиена или тем более Аиллена связаны еще какие-то суеверия.

– Красивое имя, – похвалил хозяин, – хотя и похоже на имя эльфийской колдуньи. Ну что, Елена и Маркус Гараты, обвинение с вас снято, вы свободны. Но вам придется пробыть здесь до конца церемонии. Помогите ему одеться, здесь холодно.

На Маркуса осторожно надели рубашку, и он кое-как заправил ее в штаны, кое-как просунул руки в рукава куртки. Заметно было, что больше всего ему хочется лечь, а не присутствовать на церемонии. Он прислонился к Лене плечом и снова забормотал успокаивающе:

– Да все со мной в порядке. Правда, потом мазью своей полечишь, все быстро пройдет, у тебя хорошие лекарства. Ну ты же видела, даже крови нет, у них плети широкие, кожу не рассекают. Ничего. Не плачь, милая, все будет хорошо.

Ввели остальных. Они были без курток (вот поэтому шут так отчаянно мерз ночью), зато в самых натуральных кандалах. Тяжеленных, глухо брякающих при движении. Шут неотрывно смотрел на нее, забыв, что она женщина Маркуса. Потемнели синие глаза Милита. А Гарвин был так спокоен, словно лично продумывал сценарий этого спектакля. Маг. Некромант. А цепи – это так, для украшения, и ничего больше.

– Ну и что у вас припасено для эльфов? – насмешливо спросил он.

– А вот, например, – так же доброжелательно, как и раньше, ответил хозяин, кивнув одному из слуг, и тот снова наотмашь ударил Гарвина по лицу, так сильно, что тот не удержал равновесия, упал на колени и удивился:

– Всего-то? А разница для эльфов и полукровок есть? Присмотрись, человек, менестрель всего лишь полукровка.

– Значит, он умрет легче, чем ты, – мило улыбнулся хозяин.

– Умру? Интересно. И что тут у вас принято делать с эльфами? На части резать, в очаге сжигать или скармливать диким зверям? И значит, эльфы здесь все-таки есть, раз вы еще помните, как мы выглядим.

– Тебе я кишки на уши намотаю, – пообещал лорд. Гарвин захохотал, да и Милит развеселился.

– Кишки на уши? Оригинально. А если наоборот: Если я намотаю тебе на уши твои кишки?

Он выпрямился, зато согнулся в три погибели благородный лорд и заверещал тоненько, как поросенок. Зрители повскакивали с мест – и шарахнулись назад, потому что про залу прошла волна страшного жара. Милит злорадно улыбнулся и сделал то, что раньше Лена видела только в кино: напряг свои нехилые мышцы и разорвал цепь кандалов. С Гарвина они просто упали, словно браслеты вдруг стали велики. И с шута тоже, и он тут же рванул к Лене и Маркусу, по дороге отбросив подальше того самого дюжего слугу. Тощий шут очень неплохо умел драться.

Хозяин перестал визжать, но дышал часто и тяжело.

– Ну что, жив пока? – поинтересовался Гарвин. – Ну-ка распорядись, чтоб принесли все наши вещи и привели собаку. Живенько, а то снова будет очень больно. Как тебе наматывание кишок на печень? Может, предпочитаешь на уши? Это я мигом.

– Сядьте, а? – попросил Милит. – Сядьте, пока я вас не спалил. Как она там, полукровка?

– Ее били, – очень нехорошим голосом сказал шут. Лицо Гарвина мгновенно стало хищным, а Милит, не дожидаясь разрешения, швырнул еще одну волну раскаленного воздуха. Гарвин прищелкнул пальцами, и все хором заорали от непереносимой боли. У Лены заложило уши. Продолжалось это очень недолго, Гарвин повторил жест, и крики стихли.

– Прикажи принести наши вещи и привести собаку, – посоветовал Милит, – а то все то же самое я проделаю с твоей женой.

– Женой? – оживился Гарвин. – Давненько у меня не было женщины.

Лена даже внимания не обратила. Пусть что хотят, то и делают. Кто-то из слуг помчался за вещами, а скорее за помощью, только эльфы выглядели так уверенно, что Лена даже не усомнилась: никакая помощь никому не поможет. И когда через четверть часа, в течение которых эльфы развлекались, скручивая болью то хозяина, то кого-то из его гостей, вдруг полетели стрелы, Лена не удивилась, что ни одна не достигла цели: стрелы просто отскакивали и от эльфов, и от них троих. Маркус вдруг с усилием встал.

– Гарвин, я обещал, что накормлю этого урода его собственными ушами.

– Хорошая идея, – фыркнул эльф. – Я тебе немного помогу, ты же еле стоишь на ногах.

– Ничего. Уши отрезать сумею.

Лена хотела было остановить его, да шут не дал.

– Пусть, ему это будет уроком. Эти вон живут без ушей, и ничего.

Он обнимал ее так бережно, так нежно, что боль в спине уходила, будто его прикосновения исцеляли ее. Пусть жарят уши вместе с яйцами, хоть куриными, хоть мужскими, пусть что хотят делают. Наплевать. Они избили Маркуса, они хотели убить эльфов. За все надо платить. Великодушие вещь хорошая, убить их Лена не позволит, а вот урок преподать – пусть. На всякий случай она сказала:

– Не убивайте их.

Гарвин прижал руку к груди и поклонился.

– Не стану, если они будут вести себя хорошо. И принесут наконец наши вещи. Стрелы нам, конечно, тоже пригодятся, охота в здешних местах хорошая. Но мне нравится мой плащ. Хочу получить его обратно.

Маркус действительно отрезал хозяину ухо (правда, только одно), действительно подержал его над огнем в очаге и действительно запихнул ему в рот.

– Прожуй, – озаботился Гарвин, – подавишься еще. Полукровка, ты бы и правда стрелы собрал.

– Куда мне столько, – удивился шут, но пошел собирать стрелы, поминутно тревожно оглядываясь не Лену. Ей стало противно, поэтому она закрыла глаза, и Гарвин мгновенно уловил перемену в ее настроении.

– Что сделать с ними? – спросил он. – Может, превратить в свиней?

– А надо превращать? – удивился Милит. – Они и так….

Он предоставил дядюшке возможность разбираться с хозяином, пока сам «держал» гостей и сохранял щиты вокруг друзей. Маркус утомленно присел на край стола.

– А пусть его выпорют. Палач, выпорешь хозяина? Ну, скажем, плетей двадцать, я не злой. Двадцать плетей и одно ухо. А жене сколько? Десяти хватит.

Хорошенькая юная жена хозяина немедленно свалилась в обморок. Ага, как гостью – так можно, а как саму – так обморок.

– Не прикидывайся, – посоветовал Гарвин, – непохоже. Ненатурально получается. А то добавлю к плетям еще что-нибудь. Например, наше эльфийское общество. Родишь потом полукровку, а твой муж его… Эй, лорд, как все-таки у вас казнят эльфов-то? Долго и мучительно?

Трясущийся от ужаса слуга втащил весь их багаж сразу и впустил Гару. Тот рысцой подбежал к Лене и облизал ей все лицо. Вкус слез ему не понравился, он оглянулся и грозно рыкнул. Лена погладила его мощный загривок и сказала:

– Да хватит уж, позабавились и ладно.

– Нехорошо выходит, – возразил Маркус. – Ну ладно, с хозяина и уха хватит, а жену надо непременно выпороть. Немножко, всего десять плетей – и палач не будет очень стараться. По-моему, справедливо, Елена.

Гарвин неделикатно ткнул носком сапога жену хозяина.

– Вставай, женщина, а то сломаю нос. И челюсть. Красивая будешь – загляденье.

У той немедленно кончился обморок, и Маркус действительно уложил ее на лавку, и палач действительно всыпал ей десяток плетей, и визжала она не тише Лены. Шут вежливо попросил у одной из дам шарф и завернул в него собранные стрелы – его колчан и так был полон. Маркус, кривясь и охая, застегнул куртку и затянул пояс. Шут помог одеться Лене, накинул ей на плечи плащ и повернулся к хозяину. Тот, надо признать, держался намного лучше своей супруги, его даже не вырвало после угощения собственным ухом.