Осторожно, бабушка (СИ)

-- То есть?

Подняв воротник жакета и придерживая его рукой, она гордо ответила:

-- Я должна была привлечь внимание людей к несправедливому отношению людей к другим расам.

-- Бабушка! - укоризненно произнесла я, покачав головой.

-- Я говорю совершенно серьезно, - объявила она, но тут же хитро улыбнулась, - Так ты ведешь меня в таверну?

Долго злиться на бабушку просто невозможно:

-- Подумать только, ведешь себя как маленькая!

Через полчаса мы сидели за столиком, бабушка попивала мятный чай.

-- Мне интересно, чему ты так радуешься?

Она взяла с тарелки бутерброд с ветчиной и принялась жевать, внимательно оглядывая посетителей.

-- А почему мне не радоваться?

-- Потому что тебе должно быть стыдно! Почему ты ополчилась на бургомистра?

Она уставилась на какую-то пару в углу зала:

-- Посмотри на них. Подозрительные типы. Мне кажется, что это преступники и что-то нехорошее замыслили. Посмотри, они так маскируются под приличных людей, что и не заподозришь.

-- Ага, и старушки тоже.

-- Ты о чем, внученька?

-- Старушки тоже хорошо маскируются. Не пытайся уйти от разговора.

-- Может пора переходить к сладкому? Съешь пирожное, говорят, сладкое успокаивает.

Она придвинула ко мне блюдо с пирожными. Я почувствовала, что еще немного, и я взорвусь.

-- Долго это будет продолжаться? Сколько еще ты будешь вести себя как неразумное дитя?

-- Зачем ты так? - обиделась бабушка, и у нее на глазах блеснули слезы. Я почувствовала раскаяние.

-- Ну, прости, не плачь! - я протянула ей платок.

-- Все вы так. "Тебе восемьдесят девять лет. Почему ты не можешь вести себя как все нормальные старушки?" Знакомая песня. А я хотела доказать себе, что я еще жива, и меня рано хоронить, - бабушка шмыгнула носом.

Я сочувственно сжала ее руки.

-- Бабуленька, я тебя очень люблю. И папа, и Алесс, и даже мама с Иллиной.

-- Я не хочу тихо умирать. Не хочу сдаваться. Хочу новых ощущений, как в молодости.

Я посмотрела, как бабушка пьет чай, и подумала: какой бойкой и уверенной она казалась в тюрьме, а теперь сидит грустная. Мне было стыдно, ведь я ее расстроила.

Придирчиво оглядев пирожные, разложенные на блюде, она выбрала одно из них:

-- Вот что поднимет мне настроение. А ты чего не ешь? Небось, фигуру бережешь, как другие дуры? Брось, мужчин вешалки не привлекают. А ты еще молодая, самое время на свидания бегать. - И принялась кромсать пирожное. - Я знаю, ты тоже считаешь меня выжившей из ума, но мне все равно - думайте, что хотите, - пробормотала она с набитым ртом.

-- Почему?

-- На стариков вечно смотрят свысока. Помню, стою как-то на улице, любуюсь деревьями. Какая красота! Вдруг, не успела я опомниться, меня хватают и тащат на другую сторону дороги. А меня спросили?! Еще и орут в ухо. Чуть не оглохла! С пожилыми людьми обращаются как с дурачками. Я ведь не глухая. И не дура.

Бабушка увлеклась своими переживаниями, размахивая пирожным так, что мне пришлось уклоняться. Она явно вошла во вкус. Теперь берегись!

-- Беда в том, что к такому отношению привыкаешь. Нет, правда! Ведешь себя как ребенок, потому что от тебя этого ожидают. Не успеешь оглянуться - и действительно становишься немощной старухой. Жуть! Мое мнение уже в расчет не принимается. Да кому это интересно? - она печально вздохнула.

-- Мне.

Она подозрительно посмотрела на меня:

--Тебе? Правда?

-- Да.

-- Тогда ты поможешь мне пожить нормально, в полную силу?

Такой просьбы, одновременно жалобной и невинной, я не ожидала. Похоже, мне придется переосмысливать весь разговор.

-- Ну... я даже не знаю...

-- Я не буду тебе обузой. И не отниму много времени. Мне нужна только поддержка и понимание.

-- Хорошо, я постараюсь. Только обещай больше не хулиганить.

-- Ой, пирожные уже закончились, - она вдруг мне заговорщицки подмигнула. - Пора домой.

Мы с бабушкой отправились домой. Когда оставалось пройти совсем немного, она взяла меня под руку:

-- Я ведь не спросила тебя, как ты живешь?

-- Нормально. Дома все спокойно. Работаю, как всегда. Вот приедем к нам, пойду в лес заготавливать лекарственные травы.

-- Я всегда говорила, что это опасно.

-- Что? - удивилась я.

-- Думать, что покой - это идеал. На самом деле это скука смертная! - бабушка оглянулась и потащила меня быстрее. Затем продолжила, - Твоя беда в том, что ты себя недооцениваешь.

-- Нет, что ты, я реалист.

-- В твоем возрасте нужно быть не скучным реалистом, а оптимисткой. Жить надо весело, чтобы каждый день приносил сюрпризы. Тогда в старости будет что вспомнить. Я помогу тебе, - с энтузиазмом предложила она.

Я почувствовала, как по спине побежали холодные мурашки.

-- Странно. Мне казалось, что это я должна помочь тебе жить полной жизнью.

-- У нас с тобой группа взаимопомощи, - заключила она. Затем хитро на меня посмотрела: - Но ты мне ничего о себе так и не рассказала. Я чувствую, что ты что-то от меня скрываешь.

Я поймала себя на мысли, что мне и самой хочется рассказать о путешествии сюда.

-- Значит, говоришь, мужчина был красивый? - спросила она, лукаво поглядывая на меня.

Я почувствовала, что краснею под ее взглядом:

-- Знаешь, бабушка, у него была такая страшная рана на бедре, что на внешность я не обратила внимание. Все внимание пришлось сосредоточить на операции. Ты же знаешь, я раньше этого не делала.

-- Мужчин не раздевала?

-- Бабушка! - возмутилась я. Можно подумать, она не поняла, что я хотела сказать. Хотя, если посмотреть на ее хитрое лицо, она, скорее всего, меня провоцирует, - И вообще, он - оборотень.

-- Деточка, поверь своей бабушке, отсутствие хвоста не главное в мужчине, - пытаясь сохранить серьезность, сказала она, тщетно пряча улыбку, но, к моему облегчению, оставила эту скользкую тему.

Я и не заметила, как мы пришли к дому. Бабушка принялась искать ключ в кармане.

-- Куда же он подевался?

-- Ты опять забыла закрыть дверь, - мы поднялись на крыльцо, и я, отвязав веревочку, толкнула дверь.

Бабушка была неординарной, одаренной особой, дедушка это признавал и не вмешивался, когда она обустраивала дом. А сам дедушка работал гранильщиком, его мастерством восхищались гномы и даже эльфы из Серебряного Леса. Он работал до тех пор, пока его не разбил паралич.

На протяжении четырех лет бабушка ухаживала за парализованным мужем, ей пришлось научиться гранить камни, чтобы прокормиться. Удивительно, как она успевала одновременно присматривать за дедушкой и работать в мастерской.

После смерти дедушки матушка предложила ей переехать к нам. Но бабушка продолжала жить в старом доме, слишком большом для нее одной. Обычно спокойная и разумная, она стала несгибаемой, язвительной и упрямой. Привычка отвечать за себя и за дедушку закалила ее, сделала самостоятельной. И менять свободу на удобство ей не хотелось, несмотря на то, со временем становилось все тяжелее жить одной. Лишь последние события вынудили ее пересмотреть свою позицию. Но что-то мне подсказывало, что бабушка без боя не сдастся.

Я смотрела, как бабушка вешает на вешалку жакет, поправляет волосы у зеркала и бодро идет на кухню.

-- Сейчас я чай подогрею, - сказала она, набирая воду в чайник.

Последние события заставили меня взглянуть на бабушку критически. Но, наблюдая за тем, как она разжигает в печи огонь, ставит чайник, ловко достает из буфета чашки и блюдца, я подумала, что на вид ей не дашь восьмидесяти семи лет. Скорее шестьдесят семь, ну, в крайнем случае, семьдесят. А ведь ей через три года девяносто! Не похоже, что она начала сдавать.

Бабушка вдруг всплеснула руками и вихрем выскочила из кухни, и уже в одной из комнат слышался ее голос:

-- Ой, что тут творится!

Я поспешила к ней. Увидев сваленные на полу обрывки того, что было моей одеждой, я покраснела. Это надо же, совсем забыла убрать!