Пангея (СИ)

И теперь мне предлагают брать их в плен!

Нет, как бы то ни было, но в плен не попадет никто из них.

Стены форта, который стал нашим временным штабом, были закопчены изнутри до чернильной черноты. Здесь славно поработали огнеметом, чтобы выжечь всех, засевших внутри рейнджеров. После каждого совещания, когда мы расходились, по траншеям, за нами тянулись цепочки черных следов сажи.

- Сегодня, господа офицеры, - сообщил я собравшимся в штабе, - я получил шифрограмму из штаба бригады. - Я продемонстрировал всем бланк, захваченный мной из бункера радистов. На нем сам же и отпечатал новый текст. Со стандартными радиостанциями учили работать всех офицеров в училище. - К бостонцам подошло крупное подкрепление с орбиты, и они готовятся к масштабному наступлению. Видимо, их разведка донесла, что нас тут меньше, чем могло показаться во время атаки. Бостонцы - не дураки, они просчитали, что раз мы не развиваем успех на этом направлении, значит, надо ударить здесь и сбросить нас в реку. Поэтому надо быть готовыми к атаке, и не дать врагу выбить нас из укрепрайона. Думаю, не надо объяснять, чем это нам грозит.

Офицеры, как драгуны, так и ландверьеры, молчали. Вопросов ни у кого не нашлось. Да и что тут можно было сказать.

- Раз никому нечего сказать, - подвел итог я, - расходимся по подразделениям и готовимся к завтрашней атаке.

Офицеры отдали честь и покинули бункер в порядке старшинства, правда, драгуны выходили, конечно же, первыми. Каждый раз в этот момент я вспоминал наш совет в штабном шатре на противоположном берегу Синей ленты. Я ведь и не думал тогда, что не пройдет и недели, как я буду стоять на месте полковника фон Зелле.

Когда бункер опустел, я вернулся к себе. Обход буду проводить как обычно, ближе к вечеру, перед ужином, чтобы не нервировать бойцов перед грядущим делом. Оказывается, на столе так и осталась лежать шифрограмма, которую принес радист. Я ведь даже не знал его имени, что не помешало мне прикончить его. Распалив огонь в сплющенной сверху гильзе, которую использовал вечерами для освещения бункера, я дал ему разгореться и сунул в пламя оба бланка. И держал до тех пор, пока они не прогорели полностью. От жара пальцы мои надежно защищали толстые перчатки. Черный пепел улетел куда-то в угол выделенного мне помещения.

К утру, когда в наши траншеи должны были явиться бостонцы, все было готово. Через каждые двадцать-двадцать пять метров выставили пулеметы, между каждой парой сидел второй номер, который должен был хоть как-то, худо-бедно, контролировать их, не давая перегреться стволам и подавая стрелкам новые ленты. Малые мортиры и легкие орудия, конечно, не удалось поставить настолько часто, но в данной ситуации они нам не особенно пригодятся. Разве только для того, чтобы не осталось ни одного живого бостонца. Основную работу будут делать пулеметы, именно поэтому я поставил к ним больше людей, иногда даже в ущерб остальному тяжелому вооружению.

Забросив на плечо карабин, я устроился наверху траншеи. Шлем снова остался лежать в бункере, вражеский снайпер мог легко понять, кто я, как раз по эмблеме на нем. Снимать ее, как делали некоторые малодушные офицеры, я не стал, предпочитая просто не носить его. Того же майора Фернера он не спас.

Приложив к глазам окуляры мощного бинокля, я внимательно вглядывался в далекую линию вражеских траншей. И вот, наконец, на ней появились фигурки врагов. Они поднялись ровной шеренгой и медленно пошли в нашу сторону. Даже без моей отмашки, солдаты начали готовиться к бою. Я услышал щелчки пулеметных затворов, чуть слышный скрежет открываемых казенников легких орудий, стук крышек минных ящиков.

- Без приказа не стрелять, - передал я по внутренней связи. - Кто выстрелит до команды - лично прикончу.

- Насколько подпускать будем? - поинтересовался незнакомый голос, скорее всего, кто-то из офицеров ландвера.

- До расстояния уверенного поражения из лучевой винтовки, - ответил я.

- Вас понял, - произнес тот же голос.

- Уверенно идут, сволочи, - пробурчал другой незнакомый голос, наверное, принадлежащий пожилому полковнику ландвера Яну Байеру.

- Попрошу не засорять эфир посторонними репликами, - мрачно бросил начальник связи нашего полка, майор Сорока. Пожилой человек, он так и не поднялся выше из-за тяжелого характера и постоянных придирок ко всем, включая старших по званию и должности, относительно соблюдения радиодисциплины.

Я скользил взглядом по нестройным рядам бостонцев. Среди них мелькали светло-коричневые плащи и широкополые шляпы Техасских рейнджеров, все они носили укороченные стилизованные карабины. Лица их были мрачны - понимали, что ничего хорошего в плену их не ждет, в то время как остальные бойцы, наоборот, улыбались, не скрывая своего веселья. Я всегда считал бостонцев плохими солдатами, не умеющими воевать. У них, конечно, были отличные спецподразделения, и некоторые полки были очень даже ничего, вроде тех же рейнджеров или Пустынных скорпионов, которые стали легендой на выжженных солнцем пространствах спорного мира Ордос. Однако в общей массе наемные войска Соединенных планет были не слишком хороши, особенно из-за своих повышенных требований к условиям жизни на фронте. Как метко сказал когда-то про них Быковский: "Без теплого сортира воевать не станут". Ходили слухи, что несколько раз правительству Соединенных планет приходилось прекращать войны из-за солдатских забастовок.

Вот и теперь обычные бойцы явно глядели на эту сдачу в плен, как на завершение утомительной работы. Им ведь заплатят за участие в боевых действиях в любом случае. Вернутся они домой с победой или же их депортируют по окончании войны. Стимула воевать, в общем-то, нет. Будет им уроком на будущее.

- Враг на расстоянии поражения лучевой винтовки, - сообщил мне Быковский.

- Огонь, - скомандовал я, вскидывая карабин.

И тут же затарахтели пулеметы. Почти залпом грохнули легкие орудия - осколочно-фугасные снаряды взорвались в задних рядах шагающих бостонцев, оставляя в них существенные прорехи. С неприятными хлопками в небо устремились мины из малых мортир - их взрывы уносили меньше людей, но падали они намного чаще. И, конечно же, открыли огонь драгуны и ландверьеры.

Так закончился инцидент на Баварии.

Комиссия по разбору Баварского инцидента, как стали официально называть события, в которых мы принимали участия, больше напоминала трибунал. Ведь разбирала-то она как раз в обстоятельствах расстрела сдающихся бостонцев. Сначала пригласили всех офицеров моего полка, потом ландверьеров, работали с ними почти двенадцать часов. Все это время я просидел на жестком стуле в небольшой приемной перед залом, где заседала комиссия. Мимо меня проходили, отдавая честь, другие офицеры, которых вызывали из существенно более удобно оборудованной общей комнаты. Больше я их уже не видел, значит, в зале, где заседает комиссия, есть вторая дверь. Распространенный психологический эффект. Я знал о нем, но менее действенным он от этого не становился. К тому же, так я не мог встретиться с офицерами и узнать у них, о чем, собственно, расспрашивает комиссия, и сделать на основе их ответов какие-то выводы для себя.

Затем пригласили и меня, но только для того, чтобы сообщить, что на сегодня заседание комиссии завершено и продолжено будет завтра в девять утра.

На следующий день я приехал за десять минут до начала заседания, но в приемной меня уже ждал нервозный лейтенант, сообщивший, что меня, как выяснилось, уже "давно ждут". Я ничего не стал говорить ему, только отдал честь и вошел в зал.

Как и вчера, за длинным столом некими призраками сидели люди в парадной военной форме. Судя по цвету, они были из пехотных и драгунских полков, быть может, кто-то из механизированных войск или артиллерии. Я не мог толком разглядеть их из-за приглушенного света ламп, установленных перед каждым из восьми членов комиссии. О лицах и говорить не приходится.