Отец камней

Мириэль изумленно воззрилась на него.

— Отвечайте, пожалуйста, вопрос простой, — требовательно произнес Коррогли. — Все в этом зале уже поняли: вы хотите, чтобы его признали виновным.

— Возражаю, — воскликнул Мервейл.

— Не переходите границу дозволенного, мистер Коррогли, — предупредил судья Ваймер.

— Так за что вы ненавидите своего отца? — повторил адвокат.

— За то… — Во взгляде Мириэль читалась мольба. — За то…

— За то, что он, по-вашему, держал вас в узде?

— Да.

— За то, что он старался разлучить вас с вашим возлюбленным?

— Да.

— За то, что он вызывает у вас презрение убогостью своей жизни?

— Да.

— Позволительно ли мне заключить, что у вас имеются и другие причины для ненависти?

— Да! Да! Что вы от меня хотите?

— Я всего лишь доказываю, что вы, мисс Лемос, ненавидите своего отца, ненавидите его достаточно сильно для того, чтобы попытаться превратить это заседание в мелодраму и добиться осуждения обвиняемого. Вы скрыли от суда важный факт с тем, чтобы сообщить о нем в нужный момент. Быть может, вам содействовал в том склонный к драматическим эффектам мистер Мервейл?..

— Возражаю!

— Мистер Коррогли!

— Как бы там ни было, ваши показания лживы…

— Мистер Коррогли!

— Вы лгали суду, вы не произнесли ни единого слова правды!

— Мистер Коррогли, если вы не прекратите…

— Прошу прощения, ваша честь.

— Вы идете по тонкому льду, мистер Коррогли. Больше на мою снисходительность не рассчитывайте.

— Уверяю вас, ваша честь, такого не повторится. — Коррогли приблизился к скамье присяжных и продолжил, задавая вопросы как бы от их имени: — Мисс Лемос, вы знали о завещании, правильно?

— Да.

— Вы упоминали о нем в разговоре с обвинителем?

— Да.

— Когда именно?

— Вчера днем.

— А почему не раньше? Вы должны были отдавать себе отчет, насколько это важно для суда.

— Ну, оно выскочило у меня из памяти.

— Ах, вот как? — язвительно проговорил Коррогли. — Выскочило из памяти? — Он повернулся к присяжным и печально покачал головой. Затем продолжил: А больше вы ничего не забыли?

— Возражаю!

— Возражение отклоняется. Свидетельница должна ответить.

— Я… Нет.

— Надеюсь, что так, для вашей же пользы. Говорил ли вам ваш отец, что хочет объявить вас недееспособной лишь для того, чтобы увести из храма и оторвать от Земейля?

— О, он уверял меня в этом, но…

— Отвечайте только «да» или «нет».

— Да.

— Вы знали содержание завещания? Я имею в виду в подробностях.

— Да, разумеется.

— Тот разговор, когда вы рассказали своему отцу о завещании… Насколько я понимаю, он велся в довольно резких тонах?

— Да.

— Значит, посреди бурного разговора, во время выяснения отношений вы сообщили отцу содержание столь серьезного документа? Я полагаю, вы изложили его целиком и полностью?

— Нет, не целиком.

— Да? — Коррогли приподнял бровь. — И что же конкретно вы сказали отцу?

— Я… Я не помню.

— Давайте разберемся, мисс Лемос. Вы помните, что рассказали ему о завещании, но запамятовали, что именно. Может быть, вы просто заявили, что Мардо сделал вас своей наследницей?

— Нет, я…

— Или же вы…

— Он знал! — воскликнула Мириэль, вскакивая. — Он знал! — Ее взгляд, устремленный на отца, выражал жгучую ненависть. — Он убил Мардо из-за денег! Но он никогда…

— Сядьте, мисс Лемос! — приказал судья Ваймер. — Немедленно сядьте!

Когда она подчинилась, он предупредил ее о недопустимости подобного поведения.

— Итак, — продолжил Коррогли, — посреди спора вы выкрикнули что-то невразумительное…

— Возражаю!

— Возражение принимается.

— Вы выкрикнули что-то насчет завещания, но не можете вспомнить что. Так, мисс Лемос?

— Вы искажаете смысл моих слов!

— Напротив, мисс Лемос, я всего лишь повторяю сказанное вами. Получается, что единственными, кто знал о сути завещания, были вы и Мардо Земейль.

— Нет, не…

— Это не вопрос, мисс Лемос, вопрос будет позже. Поскольку вы, судя по всему, заинтересованы в осуждении вашего отца и он тем самым лишается возможности возбудить дело о признании вас невменяемой, скажите, не жадность ли побудила вас дать именно такие показания?

— Мне нужен был только Мардо.

— Мне кажется, любой из здесь присутствующих подтвердит, что вы называли Мардо Земейля гнусным выродком.

— Не стоит возражать, мистер Мервейл, — заметил судья Ваймер и обратился к Коррогли: — Я многое вам позволил, но моему терпению приходит конец. Вы поняли?

— Да, ваша честь. — Коррогли подошел к своему столу, взял бумаги, перелистал и вернулся к Мириэль, на лице которой бала написана ярость. Мисс Лемос, вы верили Мардо Земейлю?

— Я не знаю, что вы имеете в виду.

— Я спрашиваю, верили ли вы тому, что он говорил, его призывам и теологическим доктринам? Его делу?

— Да.

— И что же это было за «великое дело»?

— Не знаю. Он не посвящал меня в свою тайну.

— Тем не менее вы верили ему?

— Я верила, что Мардо вдохновлен свыше.

— Вдохновлен свыше… Понятно. Соответственно, вы приняли его правила?

— Да.

— Мне кажется, будет полезно ознакомить суд с некоторыми из правил. Как вы считаете?

— Не знаю.

— Во всяком случае, небезынтересно. — Коррогли перевернул страницу. Вот, например: «Поступай как вздумается, вот и весь закон». В это вы верили?

— Я… Да.

— Гм. А в это? «Если для великого дела понадобится кровь, ее добудут».

— Я не… Откуда мне знать, что он имел в виду?

— Неужели? Но вы же приняли его правила. Приняли?

— Да.

— А это? «Там, где речь заходит о великом деле, нет ни преступления, ни греха, каковыми они представляются заурядным людишкам».

— Верила.

— Я надеюсь, что понятие греха включает в себя грех обмана?

Ее взгляд был ясным и пристальным.

— Вы поняли вопрос?

— Да.

— И?

— Полагаю, да. Но…

— А понятие преступления распространяется и на лжесвидетельство?

— Да, но я перестала верить Мардо.

— Разве? Среди нас есть такие, кто слышал, как вы недавно называли Мардо Земейля примером для подражания.

— Я переменила свое мнение, — сказала она и закусила губу.

Коррогли сознавал, что вступает на опасную территорию, что Мириэль в любой момент может упомянуть и о нем самом, но уповал на то, что успеет добиться своего прежде, чем случится непоправимое.

— Я бы не стал утверждать, что ваше мнение так уж переменилось, мисс Лемос. Мне кажется, «великое дело» Земейля, чем бы оно ни было, продолжает вершиться уже под вашим руководством. Я уверен, что все правила по-прежнему действуют, что вы пойдете на ложь, совершите…

— Ах ты, мерзавец! — воскликнула она. — Да я…

— Совершите самое страшное преступление, лишь бы достичь того, к чему вы стремитесь. «Великое дело» — ваша единственная забота, и поэтому в том, что вы тут наговорили, нет ни слова правды.

— Ты не смеешь! — выкрикнула она. — Ты не смеешь приходить…

Зычный окрик судьи Ваймера заставил ее умолкнуть. Мервейл пытался возражать.

— Вопросов больше нет, — закончил Коррогли, наблюдая со смешанным чувством, как судебные приставы выводят Мириэль из зала.

Вскоре после того, как начали заслушивать первого свидетеля защиты, историка и биолога Кэтрин Окои — роскошную блондинку лет тридцати с лишним, судья Ваймер подозвал к себе Коррогли. Перегнувшись через перила, судья указал на многочисленные рисунки, которые принесла с собой Кэтрин, а затем ткнул пальцем в стоявшую рядом со столом картину, изображавшую гороподобного дракона.

— Я предупреждал вас, чтобы вы не вздумали превращать суд в цирковое представление, — прошипел судья.

— По-моему, образ Гриауля…

— Ваше выступление было шедевром, этаким образцом устрашения, — прервал его Ваймер. — Я не стану вас наказывать, но запрещаю впредь пугать присяжных. Уберите картину.