Благородный Кюн

— Что тут плохого? — не мог поверить я.

— Тебе известен хоть один достойный дворянин, читающий книги?

— Нет, — подумав, ответил я.

— Хочешь, чтобы тебя заметили, добейся успехов в благородных занятиях. Затем можешь носить сапоги с длинными носами, побрить голову, заказать седло из красной кожи, или … бравировать чтением книг, — дядя был категоричен. Он сурово посмотрел на меня и добавил, меняя тему, — Но я доволен, что ты подружился с Болдом. Достойный молодой человек.

— Тетя, он пригласил нас завтра в гости, — смущенно объявила сестра.

— Только вместе с братом.

— Тогда вечером. Я договорился с мастером заняться шпагой, — разочаровал сестру Кюн.

— Увиливаешь от танцев, — обвинила брата Глюк.

— Без танцев у тебя нет ни единого шанса завоевать ту высокую рыжую девицу, с которой ты переглядывался на последнем вечере, — добавила Глюк.

— Уговорила. Займусь я танцами с завтрашнего дня. Но тогда у меня совсем не останется времени на визит к Болду.

Глава 5. Имперские танцы

Кюн.

К началу лета отношения Глюк с Болдом успешно двигались к помолвке. Болд потерял интерес к поединкам, и пальма первенства завзятого дуэлянта перешла от него к Кюну. Причиной большого количества вызовов было на редкость мягкое, корректное, джентльменское поведение Кюна во время поединка. Многим важна была не победа, а участие. Поединок с Кюном походил на игру, тренировочный бой, без озлобления, без ругани и оскорблений. Вызвавший Кюна на дуэль мог быть уверен, что поединок будет до первой крови, и Кюн никогда не воспользуется случайным падением, позволит поднять выбитую из рук дуэлью, не будет бить в открытое лицо. Кюн мог себе позволить такие игры по одной простой причине, он не только был быстрее любого соперника, он «знал» каждый следующий выпад, каждую атаку. Но такие правила Кюн распространял на «приличные» вызовы, за оскорбительный взгляд, неуместную шутку и неуважение дамы. Поэтому сегодняшний вызов от наглого дворянина, с красным от чрезмерного потребления вина, лицом, которое, иначе, как рожей нельзя было назвать, попал в иную категорию. Кюн поражался сам себе, насколько он всегда спокойно реагирует на оскорбления. Брань этого дворянина тоже не вызвала у Кюна ни ярости, ни негодования, но, как барон, терпеть это он не мог. Кюн ответил максимально резко, зная, что сразу же последует вызов. Двое приятелей дворянина продолжили оскорблять «слишком молодого барона, засидевшегося в тылу», из чего Кюн понял, что трое армейских друзей проводят отпуск в столице. Он вызвал их на дуэль сам. Радость первого, при выборе Кюном сабли, и выбор в качестве оружия, сабли, двумя другими, подтвердил его догадку.

— Три дуэли в один день, это уже слишком, — оценил Болд свою работу секунданта, — и условия жесткие. Первый вымотает тебя обороной, второй или третий разделают под орех. Дуэль назначили на следующий день, офицеры решили сражаться трезвыми и отдохнувшими. Вечером дядя резко осудил поступок Кюна.

— Я впервые вижу у тебя такие условия дуэли. Должен предупредить тебя, офицеры привыкли убивать, а не фехтовать. Формально, дуэли запрещены. Если убьют тебя, то твои противники спрячутся в армии, война всё спишет. Если убьешь ты, начнется неприятное разбирательство. Последствия могут быть самыми жесткими — могут послать рядовым на фронт. Могут обязать выплатить семьям убитых годовое содержание, твой бюджет таких трат не потянет.

— Есть много способов не убивать. Например, ослепить, отрубить пальцы, ранить в ногу наконец, кольчужные штаны разрешены только до колен, — кровожадно разродился Болд серией советов.

— Это настолько усложнит задачу, что шансы Кюна станут мизерны, — не согласился Смарт.

— Всех убивать не надо. Достаточно запугать двух оставшихся быстрой смертью первого, — сказал Бонд.

— Если мне будет позволено вмешаться в мужской разговор …, — начала Глюк, но тетя строго посмотрела на нее. Осуждающе.

— Разбаловали тебя сверх меры, племянница, не при Болде, будет сказано. Продолжи, раз начала, — разрешил Смарт.

— Нужно взять тупую саблю, тренировочную, ту, с которой Кюн отрабатывает выносливость. Она гораздо тяжелее и прочнее обычной сабли, а Кюн летает с ней по площадке, как молния. Он изобьёт своих соперников, над ними будут потешаться!

— Устами младенца глаголет истина. Согласен с Глюк полностью, так я им только кости поломаю, а кольчуга их не защитит, — Кюн с благодарностью поцеловал сестру.

— Вечно ты меня за ребенка считаешь, так теперь еще младенцем обозвал, — обиделась Глюк.

* * *

Дуэли всегда проводили на песчаном корте для игры в мяч. Удобное, тихое место в центре города, крупный песок отлично утрамбован, не скользит в дождь и прекрасно впитывает кровь. Изначально дуэлянтов прельщало большое количество расходящихся улиц, прекрасное свойство на случай поспешного бегства, сейчас считалось дурным тоном покидать место поединка. Солнце только взошло, утренняя прохлада делала поединок приятным. Кюн с секундантом немного опоздали, четверо офицеров пришли раньше. Когда Кюн подал свою саблю секундантам для проверки, его противник насторожился. Кюн отчетливо ощутил его тревогу. Секундант чуть не уронил от неожиданности саблю.

— Это тренировочная сабля, — возмущенно сказал он.

— Я не хочу поранить доблестных военных. Надеюсь, использование такой сабли правилами не запрещено? — постарался сказать Кюн без насмешки. Его противник был слишком опытным, чтобы считать такой ход Кюна глупостью, но он не мог догадаться, что худенький Кюн сможет достаточно долго продержаться с таким оружием, и насколько оно окажется эффективным. Поединок начался мощной атакой Кюна, противник попытался отбивать удары, но это у него плохо получалось, выщерблины покрыли острие его клинка, а кисть одеревенела от мощных ударов. Дважды противник Кюна пытался парировать удары кинжалом, в результате хорошенько получил саблей по плечу. Совершенно не ждавший такого поворота боя он вскрикнул от боли, левая рука повисла, и он выронил кинжал. Кюн понимал, что внезапностью он добился огромного преимущества, но сейчас противник может решиться на отчаянный ход, он остался только с одной саблей и ему придется изменить манеру боя. Противник стал крайне острожен, он старался не блокировать удары, а отводить их. Это было временно, уйдя в глухую оборону, он бы гарантированно проиграл, и Кюн хорошо это понимал. Удары Кюна были стремительны и невероятно сильны, он не давал противнику времени на раздумья, его удары сыпались со всех сторон, а противник с трудом отбивался,

понимая, что проигрывает. Кюн внимательно «вслушивался» в соперника, ждал, когда тот решится на атаку. Наконец, улучив момент, противник чудом увернулся от удара и ударил в открытую шею Кюна. Тот давно ждал этого, парировал саблю кинжалом, а сам подло ударил своей саблей по больному плечу противника. На секунду глаза фронтовика вспыхнули яростью, рот раскрылся в немом крике боли, а потом он потерял сознание и завалился на бок. Кюн внимательно присмотрелся, два сломанных ребра, левая ключица сломана, непонятно, как он до сих пор держался? Напряжение боя прошло, Кюн расслабился, это позволяло ему, в последнее время, за четверть часа полностью отдохнуть, хотя раньше к физической нагрузке не добавлялось такое сильное нервное истощение. Кюна шатало, пот стекал струйками по лицу и спине, несмотря на прохладу раннего утра. Следующий противник, в нетерпении, шагнул к нему и обнажил свою саблю. Его глаза сверкали, он с яростью смотрел на Кюна. Навстречу ему выскочил Болд.

— Четверть часа перерыв. Регламент.

— Ты убьешь его чуть позже. Сейчас не будем давать мальчишкам повода обвинить нас в нарушении правил, — сделал примиряющий жест третий дуэлянт второму. В армейской среде умели ценить честь и не давали никому возможности позлословить.

— Позаботьтесь о вашем друге, — посоветовал Болд. Кюн упал на песок, холодный и влажный. Он пытался гнать от себя неприятные мысли. Во-первых, офицер оказался намного выносливей столичных дворян-дуэлянтов.