Начало пути (СИ)

   Эй сжал кулаки и в бешенстве посмотрел на дядю. Сердце стучало о ребра, грудь тяжело вздымалась и опадала. Желание убить росло с каждой секундой. Наверху раздались легкие шаги и Эй побледнел.

   Не хватало еще, чтобы эту сцену увидела Эйлис. Сам он уже насмотрелся на пьяные оргии, не вызывавшие ничего, кроме отвращения. Как-то ночью Эй проснулся из-за того, что внизу раздавались непонятные стоны и хрипы. Поднявшись с постели он тихо спустился вниз. Зрелище, свидетелем которому он стал, повергло его в шок. Двери в гостиную были открыты нараспашку, так что увидел он достаточно. Дядюшка опять устроил пьяную оргию. Именно тогда Эй решил, что все же попробует подать прошение Императору, ну или хотя бы попросит убежища для сестры, на время его отсутствия.

   Дядюшка хрюкнул и уставился на Эйя.

   - Что-то не так, молокосос?

   Волна гнева захлестнула юношу, отведя руку назад он ударил, резко и сильно. Наслаждение, которое он получил при этом, не возможно было сравнить ни с чем. Себ грохнулся на пол, утянув за собой проститутку.

   Эй разжал кулак и наклонился к дяде:

   - Если ты сейчас же не уберешь свой жирный зад...

   Наверное, надо было давно поступить так, но насилие претило натуре Эйя и он предпочитал молча терпеть все выходки опекуна. А жаловаться Императору на то, что не может навести в порядок в своем собственном поместье - совсем уж последнее дело. У него не осталось ничего, кроме собственной гордости и отказываться от нее из-за своей слабохарактерности он не собирался.

   Сейчас же чаша его терпения переполнилась. Дядя тупо смотрел на него, не понимая в чем дело. Эй пнул его вбок, заставляя подняться. Себ встал на колени и его начало рвать прямо на сапог застывшего перед ним юноши. Жирное тело скрутило судорогой, дядя, словно младенец, заревел навзрыд. У тех, кто употребляет дурманку такие перепады настроения обычное дело. Эй давно выучил все стадии наркотического опьянения.

   Сначала употребляющий впадал в эйфорию, которая могла длиться несколько часов, потом он успокаивался и просто смотрел в одну точку, после начинались быстрые смены настроения - от безудержного хохота до рыданий. Самым тяжелым был момент, когда опьянение проходило. Демона, да и человека наверное тоже, начинало лихорадить, рвать, тело скручивало судорогой. Именно в этой стадии сейчас находился дядя Себ. Леда держалась получше - она села на полу, раскинув ноги и уставилась в одну точку. Широко открытые глаза бегали туда-сюда, словно она что-то видела, по подбородку потекли слюни.

   Дядя схватил Эйя за ногу, посмотрел на него и заискивающе улыбнувшись, начал протирать сапог рукавом своего кафтана. Эй брезгливо дернулся, подавляя желание избить Себа до полусмерти. Как-то раз он все же не сдержался и набросился на дядю с кулаками.

   После смерти отца, Эй почти все свое свободное время посвящал тренировкам. Изо дня в день он тренировался с катоном, кинжалами, луком и арбалетом. Ненависть, поселившаяся глубоко в сердце, стала единственной отдушиной. Благодаря этому черному пламени, медленно пожирающему его изнутри, Эй все еще "держался". Потому что он верил, упрямо верил в то, что придет день и он найдет не только исполнителей убийства, но и заказчика. И тогда, глядя в глаза тех, кто убил его родителей, он совершит свое возмездие. Ради этой минуты он продолжал жить, продолжал бороться.

   Эта мысль грела его, гнев подхлестывал и заставлял тренироваться до полного изнеможения, тренироваться весь день и вечер, пока перед глазами не начнет мутиться от усталости. И вот, в одну из ночей, поднимаясь к себе после затянувшейся тренировки, Эй набросился на дядю, который завалился к спящей Эйлис в комнату. Что Себ там забыл, Эй выяснять не стал - и так было понятно.

   Стоило ему увидеть дядю, осторожно открывающего дверь в комнату Эйлис, как вся ненависть, которую он старался скрыть глубоко в своем сердце, выплеснулась наружу, поглотив без остатка его разум и подчинив волю. Эй подошел сзади и, без предупреждения, сильно ударил дядю в поясницу.

   На руках его были перчатки, укрепленные металлическими пластинами, которые он забыл снять. Кулак, набитый в течении многочисленных тренировок, стал едва ли не тверже стали. Положив одну руку на плечо Себа, другой рукой Эй ударил его, коротко, без замаха, вложив в свой удар едва ли не всю свою силу. Когда Себ упал, Эй схватил его за воротник, поднял и начал бить по ненавистному лицу, стирая с него похотливую ухмылку. Пока Эй бил, дядя даже не делал попытки увернуться, он просто опустил руки и жалобно скулил. От этого и проснулась Эйлис.

   Посмотрев в глаза сестры, Эй отпустил дядю, который тут же отполз к стене и затих. В глазах Эйлис застыл ужас. Эй скинул перчатки, чтобы сестра не увидела застрявшие между пластинами кусочки кожи и кровь, которая уже начала сворачиваться. Прикрыв дверь, юноша подошел к сестре и крепко обнял ее, нежно прижав голову к своему плечу.

   Кожа на костяшках рук была содрана, металлический запах крови бил в нос. Эйлис дернулась в сторону от брата и замерла. Эй погладил ее по голове и вышел из комнаты. Плотно закрыв дверь он сел в коридоре и закрыл глаза. Так он и провел ночь, под дверью младшей сестры, охраняя ее покой и сон.

   Еще примерно неделю Эйлис шарахалась от него в ужасе. Что в принципе было объяснимо - когда она проснулась, то увидела как ее брат избивает дядю, у которого сил хватает только на то, чтобы жалобно скулить. В ту ночь ему и самому стало больно от того, что избиение беззащитного доставило ему удовольствие.

   С того вечера, когда они нашли родителей и мертвых слуг в лужах крови, сестра впадала в ступор от одного вида крови, что уж говорить о виде любимого брата, руки которого едва ли не по самые локти покрыты этой самой кровью?

   Зная о том, что маленькую сестру пугает один лишь вид крови, Эй держал себя в руках, хотя желание избить дядю до полусмерти, с каждым днем становилось все сильнее и сильнее.

   Эй закрыл глаза, отгоняя воспоминания. Открыв их через пару секунд он холодно посмотрел на опекуна. Дядя умоляюще уставился на него, по жирным щекам текли слезы, второй подбородок трясся, напоминая желе. Легкие шаги послышались на самом верху лестницы и, обернувшись, Эй крикнул:

   - Эйлис, я забыл плащ, зайди ко мне в комнату, пожалуйста!

   - Хорошо!

   Шаги начали удаляться и Эй обернулся к дяде.

   - Вставай и иди к своим друзьям.

   Себ кивнул и, не поднимаясь, пополз в сторону гостиной, периодически поскуливая, словно побитый пес. Эй подошел к сидящей на полу проститутке, взял ее под локоть и поднял. Леда тупо посмотрела на него и согнулась в приступе рвоты. Эй поднял глаза к потолку и вознес молитву Высшим, прося терпения.

   Если бы не страх Эйлис, он бы наверное давно их всех покалечил. Пока Леду рвало, наверху снова послышались шаги. Эйлис подошла к перилам и свесилась вниз.

   Эй через силу улыбнулся.

   - Что такое?

   Сестра посмотрела на него как на последнего дурочка и, надув губки, ответила:

   - Ты же дверь закрыл!

   Эй улыбнулся чуть шире:

   - А, я забыл, извини. Сейчас поднимусь, только провожу леди в гостиную. Подожди меня наверху, хорошо?

   Эйлис кивнула и скрылась из виду. Юноша посмотрел на женщину и вздохнул. Как только тело перестало сводить судорогой, он буквально оторвал ее от пола и, словно тряпичную куклу, протащил до двери гостиной. Втолкнув Леду в прокуренное помещение, Эй окинул злым взглядом собравшихся там. Злость накатила новой волной.

   Некогда эта комната была практически эталоном хорошего вкуса. Дорогая, изящная мебель, с любовью подобранные картины и портьеры, обивка стен и ковер - все это было уничтожено. Под потолком клубился синий дым, зал был заставлен столами, за которыми расположились "гости", на полу лежали те, кто уже не мог держать карты в руках. Из углов раздавались стоны и сопение.

   Эй захлопнул дверь и повернулся к лестнице. Закрыв на миг глаза, он медленно сосчитал до десяти, но гнев не проходил, а наоборот - с каждым вдохом становился лишь сильнее. Похоже, пришло время прекратить это все.Надо только оставить где-нибудь Эйлис, иначе она вообще всю жизнь от него шарахаться будет.