Сумеречный клинок

Но с другой стороны, не в простоте сказано, что молчание — наряд умного и маска глупого. Как узнать, о чем она молчит?

Сандер помог проводнику, тому, которого звали на дворянский манер ди Креем, обыскать и перетащить куда подальше трупы разбойников — а в природе этих татей никто уже и не сомневался — и в изнеможении опустился на камень около костра. Ночной бой, оказавшийся нешуточной схваткой, оставил по себе усталость и нервную дрожь. Все-таки одно дело — учиться фехтовать, предполагая, что когда-нибудь это умение может тебе пригодиться, и совсем другое — драться за свою жизнь, находясь в ночном лесу, в милях и милях от ближайшего жилья, людей, закона и порядка, безопасности, которую дарит цивилизация. Что ж, он выдержал испытание боем, и этим следовало гордиться. Не пыжиться, разумеется, — для похвальбы не было причин, да и обстоятельства не благоприятствовали, — но, во всяком случае, можно было не без гордости признать, что он достоин имени своих предков, да и урок, что называется, пошел впрок.

— А где ваш приятель, господин ди Крей? — спросил он через пару минут, переведя дух и раскурив трубку.

— А он здесь! — Рыжий увалень появился из ночной тьмы и разулыбался, словно было чему. — Вот он я!

— А по шапке? — беззлобно осведомился ди Крей. — По котелку?

— А за что? — сразу же построжал лицом Ремт Сюртук.

— А за то! Где тебя черти носили?

— Я к реке ходил… Бивуак разбойников нашел…

— Ну да, ну да! — вклинилась в беседу дама Ада, голос которой звучал столь безмятежно, что впору усомниться, правда ли, что и четверти часа не прошло с тех пор, как она рубилась — азартно и не без изящества — с напавшими на них бандитами. — Вы нашли их, а они пока, суд да дело, нашли нас…

— Упс! — сказал рыжий. — В самом деле? И где же оне все?

— Да тут, метров двадцать на восток…

— Что, в самом деле? И сколько?

— Шестеро! — не без ликования в душе сообщил Сандер. Голос его не дрогнул, ведь интонация не лжет…

— Мало выходит, — задумчиво откликнулся Ремт и пошевелил пальцами, затянутыми в черную кожу, словно собирался пересчитывать усопших.

— Что значит мало? — нарушила молчание девочка, притворяющаяся мальчиком.

— А то и значит, что в лагере девять спальных мест…

Улыбался ли Ремт? Нет, он был серьезен, но глаза…

«А что глаза? — спохватился Сандер. — Ночь на дворе, всполохи огня… И вообще, кто сказал, что глаза — зеркало души?»

— Значит, девять… — Ди Крей пыхнул трубкой и легонько кивнул. — Надеюсь, ты их убил…

Не вопрос. Предположение.

— За кого вы меня принимаете, сударь?! — вскинулся мастер Сюртук.

— Даже и не знаю…

«О чем они говорят?» — задался не праздным вопросом Сандер.

— Ну, так и не говорите о том, чего не знаете! — кажется, Ремт был искренне оскорблен.

— Что же произошло с этими людьми? — тихо, почти шепотом спросила Тина.

— Сожалею, юноша, — потупился Ремт. — Они погибли… все трое… То есть двое и еще один, но чуть позже…

— Значит, вы их все-таки убили, — кивнула Ада.

— Я?! — в непритворном ужасе вскричал Ремт. — Когда? Где?

— Тогда кто? — спросил отчаявшийся что-нибудь понять Сандер.

— Вероятно, он… — Ремт с опаской покосился на меч-шпагу, висевший на его бедре. — Но я опасаюсь его об этом спрашивать… Он может ответить, и тогда… Даже и не знаю, — сказал он с самым простодушным видом. — Кстати, никто не хочет отведать отварной ягнятины?

— Ягненок? — подняла бровь Ада.

— Маленький, — показал руками Ремт. — Но нам хватит.

— Если они готовили так же, как пахли… — засомневался ди Крей.

— Они едва успели его освежевать… Я поспел как раз к окончанию процедуры…

— Зажарить на углях? — предложил Сандер, ощутивший вдруг приступ голода.

— Боже вас сохрани! — вскинул в протестующем жесте руки рыжий Ремт. — Я бы сварил его с тимьяном, черемшой и с корнем укропа, с базиликумом и сладким луком, с перцем и лавровым листом…

— Размечтался, — усмехнулся ди Крей.

— Я сугубый реалист, — возразил Сюртук. — Все это нашлось в запасах разбойников, а поскольку вода в котле уже закипела, когда они один за другим накололись на этот ужасный клинок из холодной стали…

— Ты разделал мясо и опустил его в кипяток… — кивнул ди Крей. — Надеюсь, ты не забыл посолить.

— Я?! — вскинулся Ремт. — Нет, — покачал он головой мгновение спустя. — Кто же варит ягненка без соли?

«От судьбы не уйдешь, — простая истина, но простота не отменяет ее характера. — Истинная правда…»

Едва успели привести себя в порядок и перетащить котел с ароматным варевом из разбойничьего логова на стоянку в гроте, как в холодном воздухе разлилось опаловое сияние — предвестник рассвета.

— Как просто, — сказал Ремт, помешивая в котле половником. — Они мертвы, а мы живы, их едят звери лесные, а мы готовимся есть ягнятину…

— Хочешь пойти и похоронить их по-людски? — Ди Крей и Керст рассматривали выложенные в круг света трофеи, изредка вороша ту или иную вещь прутиками.

— С чего бы? — покосился на «сокровища» Ремт. — Я всего лишь размышляю вслух. Философствую… Можно?

— Валяй!

И тут за спиной Тины хрустнула веточка, заставив девушку вздрогнуть. Как выяснилось в последние дни, дама-наставница Ада аллер’Рипп не только умела ходить по горам и лесам, не выказывая признаков усталости и раздражения, но напротив, она словно бы получала от всей этой фантасмагории с путешествием через дикие края некое извращенное удовольствие. Однако важнее в данном случае было то, что Ада умела передвигаться по пересеченной местности на редкость тихо, практически беззвучно. На то и сапожки у нее оказались не простые, а с диковинными подметками, в которых и ноги, идучи по камням, не собьешь, и по валежнику сухому пройдешь, аки бесплотный ангел небесный. Но сейчас Ада не пряталась: хрустнула ветка, Тина вздрогнула от неожиданности, а в следующее мгновение рядом с ней сидела уже дама аллер’Рипп и играла тонкой сухой тростинкой, словно бы сама собой скользившей в длинных изящных пальцах женщины.

— Рассказывай! — предложила дама-наставница спустя еще одно томительное мгновение.

— О чем? — ненатурально удивилась Тина, она прекрасно понимала, о чем пойдет речь и какими вопросами задаются на ее счет немногочисленные спутники. То есть ругать ее никто не ругал. Напротив, все вместе и каждый порознь выразили ей чувство благодарности за вовремя поднятую тревогу, заметив как бы между делом, что «мальчик вел себя как мужчина» и что «обратный хват в кошачьей свалке может и подвести, но все равно ты был хорош, парень». И все такое в том же духе. Однако недосказанности и умолчания висят на плечах не легче вериг.

Итак…

— Рассказывай! — потребовала Ада.

— О чем?

— О том, чего я не знаю.

— Но я не знаю, что вы имеете в виду.

— Не знаешь? — протянула Ада, по-прежнему играя тростинкой. — А я думаю, знаешь. Как не знать?

— Мне нечего вам сказать, фру аллер’Рипп!

Сказано не без вызова, но Тина не станет раскрывать кому бы то ни было — тем более даме-наставнице — все свои секреты. Ведь это не только ее секреты. И даже не столько ее. На руках Дитты, если она, конечно, не врет — но с чего бы ей выдумывать? — много крови, а на душе семь убийств. И только чудо спасло ее от повешения или утопления, когда стражники захватили Дитту во время ограбления аптекарской лавки в Деревянном Городке. Судья — старый хрыч — просто не поверил, что такая тоненькая славная девочка с черными как ночь волосами и глазами чистейшей сини способна хладнокровно перерезать своему противнику горло, а затем отправиться обедать, чем бог пошлет. Однако начни теперь Тина рассказывать Аде, кто и как обучал ее тихими приютскими ночами держать в руке клинок, могли всплыть — слово за слово — и многие другие, не предназначенные для слуха дамы-наставницы подробности.

— Не хочешь, не говори, — сказала после паузы Ада. — Но учти. Все все видели, и бандитский обратный хват узнала, по-моему, не одна я. Так дерутся в Ханке, но ты ведь не оттуда, или я чего-то не знаю?