Воссоединенный (ЛП)

— Красивое, — сказала я, касаясь камня, радуясь трепету, который ощутила пальцем.

«Это скарабей сердца Амона», — объяснила Тиа.

— Скарабей сердца?

«Да. Он дал его тебе перед тем, как покинул царство смертных».

— Да?

«Хассан нашел его и хранил для нас в твоей сумке».

Я прижала к нему ладонь, и он согрел руку. Закрыв глаза, я почти ощущала ласку солнца на лице. Вдохнув, я сказала:

— Думаю, пора посмотреть, готовы ли бабушка и Хассан.

Брови бабушки поползли вверх, когда она увидела мою одежду, но она промолчала. Наряд казался подходящим и волшебным, когда я была в амбаре, но ходить в нем по ферме было немного глупо. Тиа и Эшли уверяли, что он будет уместен там, куда мы направлялись, и они гордились своим результатом. Плащ согреет нас, броня защитит. Сапоги были плотными, и гончие не рискнули бы кусать ноги, и мне было очень удобно в них.

Бабушка была в джинсах и ковбойских сапогах, в дедушкиной шляпе на голове, завязки от которой были под ее подбородком. На ее плечах был тяжелый рюкзак. Она выглядела так, словно собралась в поездку верхом на лошади.

Я же выглядела так, словно собиралась на встречу фанатов комиксов. Я робко улыбнулась ей. Бабушка молчала насчет моей одежды, и я отвлеклась от этих мыслей, когда она заставила меня выпить бутылку воды, другую она вложила мне в руку, а еще вручила яблоко, приказав съесть, пока мы будем идти на кладбище.

В своем наряде я не могла застегнуть ремень безопасности, но авария на дороге без машин была меньшей из моих тревог. Хассан сидел сзади, мял шляпу, а потом водрузил себе на голову, бормоча под нос. Он проверил, все ли упаковал в сумку. Он едва взглянул на мою одежду, хотя быстро зарисовал скарабеев, украшающих мои волосы. Он заявил, что это точные копии того, что он когда-то выкопал.

* * *

Мы прибыли на кладбище слишком быстро и пошли по протоптанной тропе, надгробия выглядывали среди высокой травы и сорняков. Яблоко стало кислым, когда мы подошли к ухоженной могиле дедушки. Бабушка явно была здесь недавно. Букет цветов еще был едва живым, хотя могила выделялась уже тем, что вокруг нее не было сорняков.

Я оглянулась на бабушку и увидела, что ее глаза блестят от слез, но в остальном ее лицо выражало решительность.

— Теперь все зависит от тебя, Лили-лапушка.

«Тиа? Я не знаю, что делать».

«Я тоже», — сказала Эшли.

«Не переживайте. Я помню, как вызывать единорога», — сказала Тиа.

Тиа начала произносить заклинание в моей голове, и я цитировала его вслух. Земля задрожала, в ближайшем дереве появилась трещина, в воздух вырвалась сияющая пыль. Бабушка закричала, Хассан прижал ее голову к своему плечу, хотя он был напуган не меньше нее.

Я закрыла глаза и кашлянула. В воздухе слышался топот копыт. Он был оглушительным, я отпрянула, боясь, что нас вот-вот затопчут. Я развернулась по кругу, шум, казалось, доносился отовсюду, но я ничего не видела. А потом из трещины в дереве вырвался свет. Прикрыв глаза рукой, я потянулась за ножом на спине, ощущая, как движется воздух, словно я была рядом с чем-то древним и опасным.

Топали копыта. Жаркое дыхание ударило в мое лицо. Раздалось низкое ржание, и новый голос ворвался в мой разум.

«Ах, юная сфинкс, вот мы и встретились снова».

5

Призыв

Пыль и паника смешались горечью на моем языке, но, когда я посмотрела на зверя, я была потрясена. Он тряхнул гривой, и она ангельски заблестела, словно на нее падал свет, льющийся из витражного окна собора. Сколько бы книг я ни читала, я не смогла бы представить такое красивое существо.

«Здравствуй, львица», — сказал в моей голове единорог.

«И тебе привет, единорог», — ответила Тиа.

«Ах, он милый», — сказала Эшли.

«Погодите, он вас слышит?» — спросила я, отпрянув от влажного бархатного носа единорога. Мое движение не отпугнуло его. Он быстро приблизился, прижался ко мне головой. Он словно не мог сдержаться. А я была испугана тем, каким знакомым это казалось.

«Так и должно быть, — ответила Тиа. — Интересно. Он не мог слышать меня раньше без твоей помощи, хотя мог ощущать. Похоже, теперь наши голоса слышны бессмертным, даже таким простым, как единороги. И не заглядывайся на него, Лили. У него есть тяга к юным девам».

«Следи за языком, львица, — предупредил он, сияя глазом. — Ты, может, показала себя достойным товарищем для Лили, но еще не завоевала мое доверие».

«Тогда я сделаю это, потому что мы в тяжелой ситуации. Лили… забыла себя».

«Забыла себя? — единорог фыркнул и тряхнул гривой. — Как такое возможно?».

«Ее разум разбился на осколки, когда мы вернулись в мир смертных», — сказала Тиа.

«Эй, я здесь и могу говорить за себя», — а вслух я сказала:

— Да я забыла все о Египте. Хотя я еще могу кое-что, я…

«Она не помнит Амона», — перебила Тиа мрачным тоном.

Единорог повернул голову и посмотрел на меня глазом с густыми ресницами, щурясь. От него пахло звездами, ночным ветром и прохладной пустыней. От его взгляда мне было неудобно, я переминалась с ноги на ногу. Я отодвинулась на пару дюймов и смогла дышать свободнее.

— В общем, это доктор Хассан и Мельда, моя бабушка, — сказала я, указав на двух моих спутников.

Доктор Хассан записывал так быстро, как только мог человек, спешно набрасывал рисунок зверя. Я видела, что у него была тысяча вопросов, которые он хотел задать. Бабушка отодвинула шляпу назад, ее пальцы прикрывали рот. Я почти слышала ее недоверчивое восклицание, хотя она сдерживалась. Указав на них, я добавила:

— Нам нужно в Египет. Нужно пробудить мумий, чтобы они помогли нам в битве со злодеем.

«Единороги — не ездовые кони».

Я быстро пошла на попятную. Я не хотела злить единорога.

— Я не это хотела сказать, — я повернулась к бабушке и доктору Хассану и добавила. — Дайте нам минутку, — они отошли и ждали, бабушка шептала вопросы доктору Хассану.

Единорог развернулся, словно собрался уходить.

«Боишься, Небу», — обвинила его Тиа.

«Тиа!» — мысленно зашипела я, но она не слушала.

«Я ничего не боюсь, — возмутился он, развернувшись. — Даже смерть не лишит меня честности».

«Но ты встревожен, — не унималась она. Мгновение тишины Тиа оценивала то, что мы ощущали. — Ты… боишься Разрушителя, — сказала она. — Этот запах на твоей шкуре. Не отрицай».

Единорог поднял голову к солнцу, словно в поисках благословения. Когда он опустил ее, он сказал:

«Этот бой нам не победить. Если Сетх узнает, что я помогаю вам, он сотрет моих детей. Я не могу так рисковать. Только я их защищаю».

«Порой защита — это участие в бою», — сказала Эшли.

Небу топнул копытом и ткнулся в нас головой, я пошатнулась.

«Боги уже забрали душу, ту, кого я любил больше всех, они забрали мой аликорн. Почему я должен рисковать семьей и помогать им? Назови мне вескую причину».

Я хотела попросить Тию оставить единорога в покое, но она сказала:

«Не мне объяснять поступки богов. Львы тоже пострадали от них, но я могу смотреть не только на свою гордость. Ты так не можешь?».

«Ха. Ты слишком долго жила как человек. Ты начала думать как они, — сказал Небу. — Я живу ради детей, это моя последняя надежда. Как я могу рисковать ими? Лучше избегать войны и Сетха».

«Не ожидала такой трусости от единорога».

Если бы я могла мысленно прогнать ее взмахами рук, я бы это сделала. Тиа и единорог явно были знакомы, хоть их отношения и были переменчивыми. Я могла лишь кривиться во время их спора, и надеяться, что она знала, что делала. Даже без аликорна такой жеребец мог растоптать нас.

«Наверное, ты слишком многого ждала, — сказал единорог. — Как я буду атаковать без рога? Без силы? Я слаб. Скован. Чем мне бороться?».

«Зубами и копытами. Силой ног и сердца, как любой зверь!» — воскликнула Тиа.

Единорог склонил голову.

«Сила сердца. Как сердце может быть сильным, когда оно разбито? Ты попробовала первую любовь, юная львица. Это придало тебе смелости, надежд. Я бы посмотрел, как бы ты защищала свою позицию, если бы потеряла того, кого любишь».