Арман Дарина (СИ)

   - Не хочешь перекусить, милая? - Принц потянулся к корзине и, наполнив бокалы вином, один протянул Ламис. Достал тарелку с тонко нарезанным сыром и мясом, и поставил перед девушкой. - Занятие любовью на свежем воздухе вызывают во мне голод.

   Ламис пригубила бокал и послушно проглотила кусочек сыра, с видимым удовольствием, поглядывая из под ресниц, как принц расправляется с мясом и сыром. Покончив с едой, Арман притянул девушку к себе на колени, с наслаждением зарываясь лицом в золотые локоны.

   - Почему у меня такое чувство, что тебе не нравятся пикники?

   Ламис удивленно посмотрела на принца.

   - Они мне нравятся, только не вызывают бурного восторга.

   - Я пытался быть романтичным.

   - О, да, муравьи прибывают в нирване, растаскивая наш хлеб.

   Арман хрипло рассмеялся.

   - Ладно, в следующий раз можешь научить меня разглядывать в облаках фигуры. Я честно попытаюсь усвоить эту науку.

   В эту минуту принц был настолько похож на обычного человека, что Ламис не удержавшись, поинтересовалась.

   - Мы скоро возвращаемся в Сталлору?

   - Однажды нам придется туда вернуться, милая, но между нами ничего не измениться. Я разрешу выходить тебе в сад. - Ламис невольно вздрогнула, и принц сухо добавил. - Я не могу изменить прошлое, но обещаю изменить наше будущее. Я не сделаю тебе больно, Ламис, мы будем счастливы.

   Еще на прошлой неделе принц получил письмо от отца, в котором император в категоричной форме требовал завершить затянувшийся отпуск и вернуться в столицу. Несколько волшебных, заполненных любовной магией, недель на побережье должно хватить Ламис, чтобы чувствовать себя счастливой, будучи снова запертой в апартаментах принца. Армана ждали дела и новая очаровательная любовница. Рабыня была прекрасна, но принц желал разнообразия. И теперь, когда белокурое чудо отдавалось ему со всей страстью влюбленного существа, Арман вернулся к старым предпочтениям, сменив блондинку - графиню на жгучую брюнетку - виконтессу.

   Прогулки по саду принц не разрешил, и Ламис не настаивала. Она, вообще, перестала подходить к окнам выходящим в сад, словно ее преследовал призрак молодого садовника. Теперь, когда за принцем закрывались двери, девушка, прихватив с собой завтрак, забиралась на широкий подоконник в спальне. Вид был не столь живописный, но по - своему даже занимательный. Отсюда была видна часть площади перед главными воротами и несколько окон соседнего крыла здания, задернутые плотными портьерами. С утра и до вечера по площади сновали лакеи в расшитых золотом, темно - зеленых сюртуках.

   Ламис пила чай и наслаждалась кипевшей за окном жизнью. Здесь, во дворце, Арман больше не приглашал ее разделить с ним завтрак, обед или ужин. За столом ему прислуживали несколько лакеев, и Ламис понимала, что придворный этикет не позволяет принцу проявить учтивость, пригласив собственную рабыню присоединиться к нему за столом. Она все понимала, и очень надеялась, что однажды Арман придет к весьма простому решению этой небольшой проблемы. Ламис даруют свободу, и отправят к родителям в провинцию, где она увидит полностью восстановленный фамильный особняк Эстенбуков, а потом, именно туда, за ней приедет ее прекрасный принц, чтобы сделать официальное предложение стать его законной супругой и матерью его детей. Девушка прижалась лбом к холодному стеклу, мечтательно улыбаясь своему бледному отражению. Все будет именно так, и никак иначе. Все завистники, порочившие честь семьи умолкнут, напрочь сраженные этим известием. Ламис будет великодушной, она не станет мстить или напоминать обывателям, как они отвернулись от ее семьи в трудную минуту. Она будет слишком счастлива, чтобы думать об этом.

   Дверь в спальню скрипнула. Горничные. Ламис поспешно спрыгнула с подоконника и, поставив чашку с тарелкой на поднос, вышла в коридор. Слуги ее, по - прежнему, не замечали, а она не мешала им выполнять их обязанности. Когда она вернется сюда хозяйкой, отношения между ними изменятся. Ламис будет непринужденно переговариваться с горничными, а со своей камеристкой секретничать в будуаре. У нее будет собственная прелестная зала, обставленная со всевозможной роскошью. Для этого вполне подойдет небольшая гостиная дальше по коридору. Еще у нее будет гардеробная, не шкаф в дальнем углу гардеробной принца, а своя собственная, заполненная платьями, шляпками и туфлями комната. Девушка негромко рассмеялась, самое главное для нее любовь Армана, а все остальное мишура и фальшивый блеск. Но все же так приятно иметь свое личное пространство, а не ходить неприкаянной тенью, как сейчас, ожидая, когда слуги закончат уборку. Арман вернется только к обеду. Ламис хотела попросить у него разрешения посетить дворцовую библиотеку, но все никак не могла решиться, малодушно опасаясь отказа. Если попросить в постели, когда он лежит, лениво наматывая ее локон на палец? Низ живота сжался от предательского напоминания о болезненных проникновениях принца. Ламис терпела, глотая слезы, и корила себя за то, что не может угодить любимому человеку. С ней что - то не так, ведь иногда она теряла голову от наслаждения, а теперь, как и в начале их отношений, испытывает лишь разрывающую надвое боль от близости с принцем. Она видит, что Арману это крайне не приятно, и Ламис пытается сдерживать стоны, не зажиматься, когда принц пытается войти в нее.

   Арман устал, пресытился покорностью и щенячьей преданностью неизменно светившейся в глазах юной рабыни. Кто бы подумал, что он станет скучать по ушедшей дерзости бывшей дебютантки. Принц избегал появляться в собственных апартаментах, не желая видеть кроткое, безропотное существо, все мысли которого были сведены к одному: услужить своему господину. Такая же шлюха, как и все остальные до нее. Он немного перестарался, стараясь вбить в белокурую голову почтение и трепет перед своим хозяином. Ламис стала отвратительно пресной, ничем не выделяющейся на фоне прочих девиц прошедших через его руки.

   Принц сидел в кресле и читал газету, полностью игнорируя маленькую рабыню, один несчастный вид, которой навевал смертную скуку и убивал плотское желание. Арман не желал пользоваться порошком, вызывающим страсть, это было губительно для его эго непревзойденного любовника, а без него все было предсказуемо до отвращения. Дрожащая улыбка, судорожные всхлипы и металлический привкус насилия над безответным существом. Принца никогда не привлекали жесткие игры в постели, исключение он составил лишь для смазливой блондинки без толики мозгов. Это было занимательное противостояние. Арман отложил газету и холодно взглянул на покорно сидящую возле его ног Ламис. Жаль, ее строптивости хватило так не надолго, пропало занимательное развлечение на целый день. Подумать только он хотел ее круглые сутки, сумасшедшее желание бурлило в крови подобно старому вину, заставляя терять голову. Все ушло, почти сразу, как только они вернулись с побережья. Его жизнь снова наполнилась светскими развлечениями и флиртом, случайными связями на одну ночь или несколько недель. Совещания с отцом, военные советы и вполне ожидаемое восстание рабов в провинции Дилав. Он лично руководил карательной операцией, утопив провинцию в крови. Рабов казнили за малейшее подозрение или проступок, по сути, за то, что они являлись рабами. Вернувшись в Сталлору Арман жаждал покоя и легких развлечений, а его ждала забитая шлюха, не вызывающая желания. Казнить? Жаль, она принадлежала только ему. Дать вольную и отправить Вистериусу? Принц коснулся золотых волос, и лицо девушки осветила счастливая улыбка обожания. Никогда. Эта девка сдохнет, являясь его личной собственностью. Низ живота налился приятной тяжестью, и принц чуть потянул за светлые локоны. Тонкие руки со всей поспешностью освободили его плоть, и Ламис склонилась, лаская ртом член господина. Арман еле слышно застонал, это было единственным, что рабыня делала лучше его многочисленных любовниц. Смуглые пальцы зарылись в золотистые пряди, тяжелые веки прикрыли льдистые глаза: он запрет ее в дворцовых казематах, оттуда невозможно сбежать.