Таэ эккейр!

– Не беда, – откликнулся Эннеари. – Если только тебе одеяла не жаль…

– Да сколько угодно, – пожал плечами принц. – Бери, конечно.

– Тогда одолжи мне на минутку твою зубочистку, – попросил эльф.

Драгоценную побрякушку, по недоразумению называемую кинжалом, Эннеари окрестил настолько верно, что принц ответно усмехнулся ему с такой теплотой, которая немного удивила даже его самого. Все-таки эльф, как ни крути, парень дельный – а ради этого некоторые его странности можно и извинить. Лерметт отстегнул кинжал от пояса вместе с ножнами и кинул эльфу. Тот ловко поймал кинжал за рукоять прямо на лету и стряхнул с него ножны одним слитным движением. Тут только принцу пришло в голову задать себе естественный вопрос: а зачем, собственно эльфу кинжал?

Ответ на него Лерметт получил незамедлительно. Он и глазом не успел моргнуть – а Эннеари ухватил одеяло, проделал в нем дырку посредине, просунул в дырку голову и притопнул ногой, явно гордясь результатом.

– Тепло как! – жизнерадостно сообщил он ошарашенному Лерметту. – Лучше даже, чем плащ. Еще не сказано, которому из нас теплее будет. Не хочешь поменяться?

Лерметт помимо воли представил себе, на что будет похож посол, облаченный в одеяло с дыркой, и в ужасе затряс головой, не в силах вымолвить ни слова.

– Воля твоя, – беспечно согласился эльф. – Ладно, раз уж мы приоделись потеплей, теперь и наружу выглянуть можно.

– Сейчас, – отозвался принц, загоняя кинжал обратно в ножны и пристраивая их к поясу.

Нетерпеливый эльф, не дожидаясь его, подошел к выходу из пещеры и высунулся наружу.

– Ох, какая мерзость! – вырвалось у него. – Нет, ну ты только глянь!

Лерметт, управившись с несносным кинжалом, присоединился к Эннеари – и, едва завидев открывшееся его взору зрелище, зло присвистнул. Действительно, мерзость. Иначе и не скажешь. И как только Лерметту вчера в голову пришло, что все это ледяное месиво успеет растаять деньков за пять?

Повсюду, куда только дотягивался взгляд, громоздились глыбы льда, перемешанные со смерзшимся снегом – торчком, вповалку… да как угодно. Вот почему ночью в пещере было так холодно! Чудовищное месиво из снега и льда отливало в рассветных лучах смертоносным розовым золотом. Смертоносным – ибо на перевале было все-таки гораздо теплее, чем на верхушках гор, и вдобавок утреннее солнце уже успело самую малость прогреть поверхность льда. Совсем немного, по совести говоря, почти и вовсе незаметно – однако вполне достаточно, чтобы лед успел слегка подтаять поверху и подернуться тоненьким слоем воды. Именно она и розовела так радостно. По обычным ледяным глыбам Лерметт пройти бы отважился – но надо быть самоубийцей, чтобы идти по ледяной испарине. Когда ледник потеет, он непроходим.

– Вот мы и выяснили, кто кого и куда провожать будет, – вздохнул Эннеари. – На совесть завалено. Причем в обе стороны.

– Интересно, а как наверху? – не столько спросил, сколько подумал вслух Лерметт.

Эннеари ухватился за каменный выступ, высунулся почти до пояса и задрал голову.

– По-моему, чисто, – заявил он после молчания, показавшегося Лерметту бесконечно долгим.

– Тогда поверху и пройдем, – решительно произнес Лерметт. – Наверху даже не одна тропа есть, а несколько. Навряд ли их все завалило. Хоть одна свободная найдется. Тропы узкие, а над ними скала нависает вроде козырька… если только ее не снесло, пройти сумеем. Если, конечно, раньше того не сорвемся.

– Верно, есть такая скала, – подтвердил Эннеари. – Я даже не сообразил, что она почти над нами. Если немного в сторону взять… да, там должна быть хоть одна подходящая тропа. Ты что, бывал в этих местах раньше?

– Да нет, откуда? – махнул рукой принц. – Так на карте обозначено.

– А у тебя карта с собой? – обрадовался эльф.

– Ну что ты! – усмехнулся Лерметт. – Я их на память знаю. Все, сколько их в дворцовой библиотеке было.

– Шутишь! – недоверчиво воскликнул Эннеари.

– Если бы! – вздохнул принц. – Илмерран… ну, тот гном, что учил меня географии… он все, бывало, говорил, что наследник престола должен знать свои родные края, как свое родное наречие. Наизусть. Не обинуясь тем, какое слово молвить и на какой камешек ступить. До последнего звука и до последней песчинки. А если я, налаион ленивый, буду знать хуже, то подзатыльников мне не избежать. Знаешь, какие у гномов подзатыльники увесистые?

– Представь себе, знаю. – Эльф непроизвольным жестом поднес руку к шее. – У меня тоже был наставник из гномов… тоже, кстати, Илмерраном звали. До чего все-таки гномы больно дерутся!

Лерметт представил себе, как гном – тот ли самый Илмерран, тезка ли – сердито подпрыгивает, пытаясь залепить долговязому эльфу подзатыльник, и расхохотался. А когда он отсмеялся, мысли его приняли более практическое расположение.

– Послушай, – объявил он не терпящим возражений тоном, – раз уж мы теперь знаем, когда и куда мы выбираться будем, пошли завтракать. Я со вчерашнего утра не ел, между прочим. И лезть натощак по отвесной стене решительно не намерен.

– И правильно, – одобрил эльф. – После как-нибудь прокормимся, а сейчас можно и поесть. Давай котелок, я снегу наберу, воды натопим…

– Сейчас. – Принц нырнул обратно в пещеру и снова высунулся уже с котелком в руке. – Держи… о-ох!

– В чем дело? – слегка встревоженно спросил Эннеари – но Лерметт не мог ответить. Просто-напросто не мог.

В утреннем полусумраке пещеры Лерметт к эльфу не особо и приглядывался – а после смотрел только на ледовый завал. Теперь же, протягивая котелок, он увидел Эннеари в упор. Лицо его увидел.

Давешней раны на щеке не было. Шрама – тоже.

– Да что случилось-то? – Эннеари забеспокоился уже всерьез.

Вместо ответа принц протянул руку, почти коснувшись пальцами его еще вчера израненной щеки.

– Ах, это? – с облегчением усмехнулся Эннеари. – Я же говорил, что никакого рубца не будет. Мы, эльфы, живучие – а рана, в общем-то пустяковая. Не совсем царапина, но почти.

Царапина? Лерметту представился широкий развал раны, почти распоровшей щеку надвое. Неужели ему вчера с перепугу просто показалось?

Глава 8

Они с большим аппетитом позавтракали круглыми лепешками, успевшими за вчерашний день слегка зачерстветь – впрочем, такие лепешки, по уверениям принца, оказались еще вкуснее свежих, чему Эннеари был вполне готов поверить. Затем настал черед воды. Сперва ее натопили, чтобы утолить жажду, затем – чтобы заполнить фляги, а под конец – чтобы умыться. Особенно долго умывался Эннеари – не только водой, но и снегом, сдирая последние остатки побуревшей запекшейся крови. Он даже голову вымыть ухитрился, старательно пропуская мимо ушей ехидные предостережения Лерметта – дескать, он таким манером отморозит себе то, что заменяет эльфам мозги, после чего наверняка помрет и будет чувствовать себя плохо. Подначки принца Эннеари проигнорировал, волосы высушил над костром и чувствовал себя преотлично. Ведь, что ни говори, а прическа из слипшихся кровавых сосулек, намертво приклеившихся к черепу, очень и очень неудобна.

Лерметт, наконец-то насытившись, тоже пребывал в не самом дурном расположении духа. Нельзя сказать, что он разом простил весь миропорядок за все существующие в нем неустройства, но уж по крайности к спасенному эльфу не питал ни малейшего раздражения. И правильно, что не питал – повод для раздражения появился у него не во время завтрака, а гораздо позже, когда, собрав все дорожные припасы и поделив, кому что нести, оба путника вышли из пещеры на морозный воздух и кое-как продвинулись по мокрому бугристому льду на пару десятков шагов влево – туда, где над верхней тропой нависала козырьком памятная Эннеари скала.

– Мерзость какая, – с чувством произнес принц, выжимая промокшие рукава рубашки – и зачем только им понадобилось высовываться из-под майлета?

– И то, – коротко вздохнул Эннеари.

Он хмуро оглядел рассиявшееся смертоносное великолепие ледового завала и перевел взгляд на отвесную стену… да нет, в том-то и дело, что не отвесную. Лишь когда он с досадой пристукнул по стене кулаком, Лерметт сообразил: стена имела обратный уклон. Легкий, едва заметный – нужны были приметливые глаза эльфа, чтобы разглядеть его с ходу – но все-таки обратный.