Моя Святая Земля (СИ)

Кирилл схватил тарелку со стола и смахнул с неё всё в мусорное ведро. Кошка Клёпа проводила мясо сожалеющим взглядом, но Кирилл ничего не мог поделать с неожиданным ощущением нестерпимой гадливости.

- Ага, - сказал Сэдрик и вдруг ухмыльнулся - весело и с еле заметной тенью злорадства. - Понял, прекрасный государь. Чувствительный. Молодец. Я, кстати, думал, что белые тоже мяса не едят. Но ты, похоже, смерти до сих пор не чувствовал вовсе - потому и не понимал до конца. Дар у тебя сильный, даже очень, но не такой требовательный.

- Ладно, - сказал Кирилл, скрывая дурноту. Ему самому теперь совершенно не хотелось есть, но его гость был голоден по-прежнему, а непредсказуемость реакций Сэдрика Кирилла очаровывала. Его хотелось изучать, как инопланетянина. - Давай, ты сам выберешь себе еду. Смотри.

Он открыл холодильник. Сэдрик с любопытством заглянул внутрь.

- Ледник?

- Ну да. Выбирай.

- Яйца - это хорошо, - сказал Сэдрик, чей взгляд сразу упал на решётку с яйцами. - А это сыр, да? Что это за банка?

- Икра. Хочешь?

Сэдрик пожал плечами, тронул лимон.

- Это фрукт, да? Среди зимы? - оставил лимон в покое, отодвинул упаковку перепелиных тушек, поднял коробочку йогурта. - А что здесь?

- Кислое молоко. Доставай.

- А можно яйцо?

Кирилл улыбнулся, скрывая некоторую сконфуженность, вынул масло, несколько яиц - и принялся жарить яичницу. Сэдрик наблюдал за ним.

- Знаешь, король, - сказал он, - та твоя комната, где вода течёт - это лучшее место, что я видел в домах у людей. Так души праведников в раю встречают. И печь эта... Восторг, а не печь: чик - и огонь. Любая стряпуха бы от восторга визжала. Очень тут хорошо. Очень. Даже звать тебя отсюда - туда, домой - неловко. И жестоко... Ты, кстати, если сыром её посыплешь, будет здорово.

- Яйца твой дар не воспринимает как куски трупов? - улыбнулся Кирилл.

- Нет. Ты же и сам чувствуешь.

Да. Кирилл чувствовал. Более того, он чувствовал, как в нём самом просыпается нечто, давно дремавшее в глубине, как и язык чужого мира, на котором он непринуждённо болтал. Речь становилась всё более осознанной: Кирилл уже понимал, когда вставляет в инобытийную речь русские словечки - как понял, что Сэдрик не может знать слова "вегетарианец".

Ощущение безумия прошло. Появилось ощущение резкой перемены. Сэдрик пришёл - и перевернул все представления, воспитанные в Кирилле здесь, в круге благополучия.

"Звать меня отсюда домой неловко и жестоко, - думал Кирилл. - Но - пора меня отсюда позвать, пора мне уже начать делать то, что я должен! Пока я ещё не задохнулся во всеобщем обожании, доставив радость паре десятков друзей и родственников... - и тут чудовищная мысль отозвалась болью в сердце. - Эта радость Даши, бабушки, физички, папино крайнее финансовое везение, мамина свежесть и юность - всё это должно принадлежать целой стране! Моя родня тут плавает в благополучии, как в сиропе, изнывает от благополучия, все вокруг тянутся в этот круг благополучия, слизывают это сладкое, получают плюшки, не прилагая усилий, как и я сам... А что же происходит там?"

Кирилл даже мысленно ещё не посмел назвать это "там" словом "дома".

Сэдрик ел, пользуясь вилкой, без тени голодной жадности, с каким-то даже намёком на изысканность. Это было совсем уж инопланетно и странным образом не вязалось с его внешностью. Кирилл поймал себя на мысли, что совсем не ждал от него изысканных манер - вроде бы, для человека, который только что выглядел, как бомж, было бы естественнее залезть единственной пятернёй в тарелку.

- А ты аристократ, Сэдрик? - спросил Кирилл, чувствуя себя довольно глупо. Ну, а почему бы королю в изгнании и не задать подданному такой вопрос?

- Нет, государь, - отозвался Сэдрик, и Кириллу померещилось забавное самодовольство в его тоне. - Я - урождённый плебей. Сирота, как и ты, круглый, только ты и мать и отца потерял в тот день, когда родился, а моя родная мать пожила ещё полгода... И мне бы тоже помереть с ней вместе, но проклятая кровь - она заставляет когтями за жизнь держаться, даже несмышлёную мелюзгу.

- Тебя воспитывали чужие люди? - спросил Кирилл сочувственно, договорив про себя: "Как меня?"

- Ха! Люди... Ну что ты, король... какие же люди проклятую тварь в дом возьмут! Да если бы люди меня нашли - придушили бы подушкой, и истории моей конец. Нет, подружка отца, старого пса, позаботилась, неумершая тётка.

- Как это - "неумершая"? В смысле... и мы ведь пока не умерли.

- Мы пока не умерли, а она - неумершая. Вампир.

Кирилл еле сдержал смешок:

- Кто?!

Сэдрик вскинул на него удивлённый взгляд:

- Вампир. Проводник Предопределённости. Ты не знаешь?

Кирилл тут же подумал, что дурацкие книжки про влюблённых в школьниц двухтысячелетних кровососов не имеют никакого отношения к этой странной истории. В мире, откуда родом Кирилл и откуда пришёл Сэдрик, живут... как там? существуют - вампиры? Не такие вампиры, как в модных фильмах, насколько можно судить.

- Приёмная матушка, - продолжал Сэдрик. - Неважный, прямо скажу, присмотр за человеческим детёнышем, но другого-то не было... Вот она - да, она аристократка была при жизни. Своих-то детей не было - вот и возилась с проклятым младенцем, - неожиданно Кирилл услышал в его голосе нотки настоящей нежности. - Я лет до семи жил по ночам, что ты хочешь... Читать-писать научила, манерам - тоже пыталась. И контролировать Дар. Можно воды? Ну так вот. Учила меня управляться с Даром - вампиры обычно в этом смыслят хорошо. Я в семь лет был приличный некромант, - закончил Сэдрик и улыбнулся, почти весело.

- Некромант? - в сознании Кирилла всё вдруг встало на места - включая содрогающийся бифштекс.

- Ну, Дар-то... У нас с тобой, государь - с Даром всё хорошо. Только с разных сторон. За тебя два родных и любящих человека жизнь отдали - мать твоя, государыня Амалия, и её барон, побратим твоего отца-короля. Такое дело белому очень способствует. Светишься ты, как маяк - все бабочки на тебя летят, я так думаю... А за меня мой папаша, старый пёс, чужую душу аду продал, свою погубил. Тоже, знаешь, не гнилая кочерыжка.

Кирилл изо всех сил пытался не дать уму зайти за разум - но слушать было тяжело, вникать - ещё тяжелее, а воспринимать всерьёз - почти невозможно. Мешало начать играть в дешёвый фэнтезийный роман только отчётливое понимание, физическое, телесное понимание того факта, что его собственный, так сказать, Дар - то, что Сэдрик назвал "благословением" или "благодатью", как и сам Кирилл бессознательно называл про себя - истинная правда, ощутимая, доказуемая реальность.

Да и то...

- Погоди, Сэдрик... Вот ты говоришь, что я - король.

- Точно, государь. Тебя Творец благословил. На крови твоих родных, на любви там, на самопожертвовании - что Небесам особенно мило. Истинный король, всё верно.

- Допустим. Но ведь кто-то же правит той страной, откуда ты сюда прибыл?

Сэдрик положил вилку.

- Ага, - сказал он. - Это самое интересное. Я говорил, что мы с тобой родились в одну ночь? Так вот, не мы одни. Есть ещё один хрен, который родился в ту же самую ночь, только ближе к утру. Родился аккурат после того, как моему папаше проломили башку - тебя тогда на Святой Земле уже не было, потому оно всё и вышло, как вышло - и связан с тобой и со мной этот человек десятком мёртвых узлов.

- Сэдрик! - взмолился Кирилл. - Я не понимаю!

- А что тут понимать? На троне - твой кузен, Эральд. Алвин. Как это называется? Узурпатор. Тот самый хрен, чью душу мой папаша, придурок, по приказу твоего дяди-принца, который тоже придурок изрядный, продал Тем Силам. За корону, за власть, за все возможности. И на следующий день его благословило... что-то. В осквернённом храме. Вот эта тварь, без души, благословлённая адом, как он есть, сейчас в твоей стране на твоём троне и сидит. Как тебе?