Путь к Перевалу

Алексей Андреев

Путь к Перевалу

Глава 1. СТАРОСТА РОГВОЛД, СЫН СТАРОСТЫ ДУБОСВЯТА

Частокол еще держался. Обугленные столбы мерцали искрами угольков, казалось — еще удар, и они рухнут на землю грудой пепла. Но стена щитов варягов опять откатывалась обратно, к драккарам. Еще вчера ярлу Свену дело казалось простым: поселок глупых русов, воинов нет, охотников — десяток, остальные не в счет. Кто знал, что накануне дружинники наведались. Три десятка против шестнадцати, впрочем, теперь — неполных два против двенадцати, и всех пятерых берсеркеров положить ухитрились. Верно говорят: на руса, как на медведя — впятером идти надо. Теперь ярлу Свену весь его опыт говорил одно: пора отходить…

Но легко сказать отходить: две зимы назад высадились на краю земли русов, договорились с местными старейшинами, дали богатые дары.

Те поверили, что, мол, мирные нортунги, а не отчаянные гордецы свей, не бешеные даны. Сильны русы, сильны и глупы. Какой же дан скажет, что он дан. А за две зимы обжились на новом месте — рядом русы жили, так на них свей с моря напали, вырезали всех. Мы, мол, помочь русам бросились, а свей на драккары — и иши ветра в море. Русы опять поверили, помогли со строительством. Поставили срубы, укрепились, драккары новые построили, родичам весть послали.

Уже не восемь десятков воинов, а двадцать стало под началом у седовласого ярла. У русов земли на всех хватит. Мудр ярл Свен, мудр да удачлив. Удача терпеливых любит. Помеха одна была — русы рядом, носы суют: зачем, мол, мирным нортунгам драккары новые строить, а? С кем воевать, куда плавать? Пришлось и этих под корень. О Вотан, если б не дружинники-русы, если б не проклятый обоерукий предводитель дружинников, лично отправивший в Валхалу троих берсеркеров, — и солнце, встающее за спиной русов и ослепляющее лучников ярла, видело бы лишь трупы русов. Все бы хорошо сложилось: опять свей с моря пришли, напали, пожгли, всех перебили. Потом добрые нортунги на помощь друзьям русам пришли, своих воев не пожалели.

А вот теперь — все. Отступишь — конец привольной жизни. Дружинники, что живы остались, сразу к своему конунгу помчатся. А силы против всей дружины конунга Яромира не хватит. Значит, или бросай дома и все нажитое, плыви куда подальше, или губи русов всех, до последнего человека. И главное — НЕ ОДИН НЕ ДОЛЖЕН УЙТИ! Конунг русов Яромир не простит крови своих.

Раненых грузили на драккары, вновь вставал строй. Гневный ропот уцелевших будет потом. А сейчас ярл готовил своих воинов к очередному приступу. И боги войны, радуясь, смотрели с небес на ощетинившихся холодным железом северян. Радушно примет Один в своих чертогах новые души погибших с оружием в руках. Многие из данов падут под мечами дружинников-русов.

Ярл поднял руку к небу, беззвучно помянув богов, взревели рога, и строй варягов двинулся к городищу. Пусть велико ратное мастерство горстки дружинников-русов, пусть от их мечей падут многие, но городище Всхолье будет стерто с лица земли. Ничего не узнает конунг Яромир о судьбах своих дружинников и жителях городища. Ровным шагом, выстроив стену щитов, даны двинулись на новый приступ.

Княжий десятник Путята прополоскал рот водой и сплюнул в пыль.

— Это не нортунги, это — ДАНЫ! Понял, староста?

Рогволд привычно оглянулся в поисках отца, помянул его и выдохнул: — Понял. Скажи, как ты узнал? Путята хмыкнул и степенно ответил: — Стальные личины, ярл сзади воинов, и при отходе добили своих же раненых. Не вынесли с поля, а добили. И главное — я ярла выкликал. У свеев ярлу на двобой не выйти — позор великий. Это даны, точно.

Рогволд оправил оперение на стреле, вложил ее в колчан и встал с бревна.

— Одного я не пойму — им бы добить нас надо. Частокол — ткни его посильнее, он и рухнет. А так светлый князь Яромир узнает, дружину соберет и всех их казнит. Чего они медлят, не пойму?

— Не так все просто, староста. Им нас добить еще десятка четыре, а то и пять станет. Даны хоть и бешеные, а кровь лить любят только чужую. Не простят они ярлу. Хотя ты и прав: Свен в угол сам себя загнал. Видно, не знал, что у бати твоего гости по княжьему делу. Сейчас небось локти себе грызет: куда ни кинь, а везде клин. Посему так условимся: собирай баб, детей да мужиков уцелевших — и к лесу, через поля На вас попробуют кинуться — мы сбоку ударим, а вы успеете дойти до леса. На нас в лоб ударят — тоже дойдете. Действуй!

Рогволд кивнул и пошел скликать народ. Еще вчера он был лучшим охотником, и когда думал о том, что будет дальше, не мог представить себя иным. Его отец, староста Дубосвят, не раз говорил сыну, мол, двадцать шестой годок пошел, пора семью заводить, девки заглядываются Посмотри на себя — косая сажень в плечах, с медведем борешься, любая пойдет. Рогволд в ответ улыбался жена — не медведь, чего с ней бороться. Но отец продолжал твердить свое женись, остепенись, я стар, на покой пора, после меня кому ж еще старостой быть. Тебе пора о людях думать, а нам с матерью внуков нянчить. После таких разговоров Рогволд уходил на берег реки. Так было и вчера. Это он заметил драккары, беззвучно шедшие под парусами. Заметил, но не сразу помчался в деревню…

И тут Рогволда охватил стыд, жгучий стыд. И стало ясно: это его вина, его. И долг только его. А долги надо платить…

Собрав сельчан, он тихо сказал: — Отходите к лесу, скарб, скотину, птицу — не брать. И быстро. Хват, пойдешь за старшего.

Молчаливый Хват, сын тетки Сычихи, хлопец семнадцати лет, коротко кивнул, понял, мол.

Поклонившись народу в пояс, Рогволд повернулся и пошел к дружинникам. Поравнявшись с Путятой, он достал охотничий нож и окликнул воеводу: — Эй, почтенный Путята! Мы вместе съедим печень врага?!

С этими словами он полоснул себя ножом между костяшками среднего и безымянного пальцев левой руки, взглядом ловя взгляд Путяты. Воевода обнажил меч, рассек себе руку там же, где и сын старосты, протянул ему: — Вместе, побратим. Или пусть врагов разорвет от ярости нашей.

— Воевода! — вскрикнул с частокола Ярополк, младший дружинник. — Воевода, еще драккар!

И в это время с опушки раздался отчаянный крик: — Варяги в лесу!

— Они не могли обойти нас, но ждали помощи, — устало выдохнул Путята.

— Теперь понятно, почему они медлили, — выдохнул Добрыня, старший дружинник, — теперь только на прорыв через лес, и пусть боги помогут одному из нас добраться живым до князя. Он должен знать.

Путята отложил меч и сорвал с себя кольчугу.

— Доспех долой! Прорываемся к реке. Добрыня, ты знаешь, сколько данов в лесу? Я — нет! Все прорываемся к реке и вплавь на тот берег! И быстро, пока они не соединились! Рогволд, бросишь лук на берегу, по пути прикроешь стрелами…

Рогволд в оцепенении смотрел, как дружинники строились в клин для прорыва. А сзади из леса выходили все новые варяги, выстраивали стену щитов. Впереди шел совсем юный воин без шлема и меча. Русые, длинные, вьющиеся волосы, короткая юношеская бородка. Глазом лучника сын старосты видел его как будто совсем рядом. Волос не просто русый, пряди волос надо лбом седые, а лицом — юнец юнцом. Руки юнца были подняты ладонями к небу, губы напряженно шевелились. И от этого шепота по спинам дружинников пробежала дрожь. Рогволд прыгнул к частоколу, и с тетивы его лука одна за другой сорвались две стрелы.

Но тут шепот юнца перешел в вой, над ладонями вспыхнуло черное пламя, и стрелы бессильно вспыхнули в полете. Частокол вздрогнул и обрушился, в падении превращаясь в груду серого праха. С пылающих ладоней черным, невозможным огнем сорвались вихри смерча. В считанные секунды смерчи накрыли приготовившихся к прорыву дружинников, заставляя тела молодых сильных воинов рассыпаться могильным прахом. И на безумную картину последним штрихом лег раскатистый хохот юнца в черном доспехе…