Имя мое — Легион

Иисус Христос велел духу нечистому выйти из человека и спросил: Как тебя зовут, злой дух? Имя мое — Легион, — нас целый полк.

По бескрайней раскаленной каменистой пустыне, от которой Бог вот уже столько столетий назад отвернул свой лик, гневаясь на нечестивых язычников и последователей Аллаха, медленно ехали два рыцаря. Мертвое море, синим одеялом растелилось по правую руку от странников, его слабые волны с тихим и разочарованным шелестом откатывались назад, так и не сумев, дотянутся до копыт вяло бредущих лошадей. Где-то здесь, совсем близко, в море впадала великая река Иордан, которая давала жизнь всей этой земле. Рыцари с крестами на плащах надеялись добраться до пресной воды еще утром, но видно Бог, решил испытать своих воинов, пришедших защищать в Святую землю Гроб Господень от мерзких язычников. Вот уже прошел полдень, раскаленное солнце висело высоко в небе, посылая на землю свои жаркие лучи, раскалившие латы двух доблестных воинов, но синяя лента реки так и не появилась на горизонте. Все та же мертвая и негостеприимная земля на тысячи ярдов вокруг.

— Лошади устали, сир, — произнес еще совсем молодой человек с осунувшимся и печальным лицом, ехавший на коне пегой масти. На новеньком щите рыцаря красовался уже изрубленный сарацинскими ятаганами герб одного из знатнейших родов Англии.

— Знаю Родерик. Они хотят пить, — его спутник произнес свою фразу из-под тяжелого шлема с опущенным забралом. В узких прорезях шлема сверкали серые и уже немолодые глаза. Рыцарь был опытен и в отличие от мальчишки, которому не сидится дома и просто хочется подвигов, знал, как опасны сарацинские стрелы, которые разят без промаха так неосмотрительно неприкрытые шлемами горячие головы. Пусть в шлеме было душно и жарко, но зато намного спокойнее.

— Скоро лошади падут, как же мы выполним волю Господа нашего? — казалось, сир Родерик сейчас начнет заламывать свои руки от отчаяния.

— На все Его воля, — флегматично ответили Родерику из-под шлема, и ему показалось, что спутник слабо пожал плечами, казалось, он совсем не ощущал жажды.

Родерик замолчал. Он до сих пор не привык находиться с сиром Бертраном на равных, ведь его, оруженосца, пусть и из знатного рода, посвятили в рыцари всего месяц назад.

Им не повезло. Он, сир Бертран и еще сорок рыцарей отправились на разведку глубоко в тыл эмира и, в конце концов, после подлой ловушки сарацинов, отряд разметало по всем окрестным землям, каждый спасался, как мог. Во время бегства сир Родерик и сир Бертран, по воле Господа, оказались вместе. Теперь рыцарям приходилось огибать знакомые тракты, чтобы в целости добраться до ставки славного Ричарда I, молясь, чтобы на горизонте не появились зеленые плащи воинов Саладина. Да, вдвоем рыцари вполне могли выстоять против пяти шести легко вооруженных всадников эмира, одетых в тонкие кольчуги, в честном бою. Но ни один боец, даже в самой крепкой английской броне, не продержится долго против сарацинских стрел, которыми эти собаки так любят осыпать закованных в железо завоевателей их исконной земли.

— Сир Родерик, — Бертран прервал свое молчание и привстал в стременах, стараясь рассмотреть что-то впереди. — Посмотрите туда, уж никак, Господь посылает нам воду?

— И верно! — вскричал сир Родерик, взмахнув рукой. — Забери меня Дьявол, если это не колодец!

— Ну-ну. Не поминайте Дьявола. А не то он не замедлит появиться. К колодцу! — сир Бертран ударил пятками своего пепельно-серого жеребца.

Лошади уже сами почувствовали воду, их не было нужды подгонять, они трусцой направились к покосившемуся колодцу, выложенному желтым, потрескавшимся и раскрошившимся песчаником. Сир Бертран слез с коня, снял с головы шлем, так похожий на какой-то волшебный желудь фей и, отложив его в сторону, стал помогать Родерику поить лошадей. Лошади должны напиться первыми, потому как если они погибнут, можно читать отходную молитву и надеяться, что Папа Римский не забудет включить имена рыцарей в мессе о погибших за Святую Землю. Пешком отсюда не уйдешь.

Затем, когда животные, отфыркиваясь от удовольствия, отошли от ведра, настала очередь людей. По старшинству, первым испил воды сир Бертран. Он пил жадно, не отрываясь, холодная и чуть-чуть солоноватая вода приятно холодила пересохшее горло. Остатки воды из ведра он вылил себе прямо на голову. Живительный поток насквозь промочил его черные как ночь подстриженные под горшок волосы, стек по суровому, обветренному ветрами Палестины и Сирии лицу и, проникая сквозь доспехи, намочил супервест и тело.

— Клянусь тысячью дохлых язычников! Хорошо! — взревел он, стряхивая с коротких волос остатки влаги. Сир Родерик почтительно ждал, облизывая потрескавшиеся от сарацинского белого солнца губы.

— Пойду вознесу благодарность Господу, — произнес, сир Бертран, протягивая ведро Родерику. — А ты пока наполни и напейся.

Рыцарь отвернулся от колодца и, отойдя от него немного, отстегнул с пояса свой старый, но верой и правдой послуживший в сотнях битв меч. Аккуратно положил его на сухую землю, сегодня он обратиться к Господу не как воин, а как обычный его верный слуга. Рыцарь прошел еще десяток ярдов и, достав из-под супервеста массивное серебряное распятие, преклонил колени, стал молиться.

— Господи, благодарим тебя за посланную нам воду. Спасибо, что ты не дал мне и этому мальчишке погибнуть от жажды, спасибо, что разрешил бороться за Гроб Твой, спа..

Раздалось испуганное ржание привязанных лошадей, а затем изумленный не то вскрик, не то всхлип сира Родерика, оставшегося у колодца. Этот вскрик заставил Франсуа Бертрана прервать свое обращение к Господу и обернуться на звук. То, что он увидел, заставило храброго рыцаря ужаснуться до глубины души.

Сир Родерик лежал на земле, орошая высохшую землю своей алой кровью, голова его была почти отделена от тела, а над ним, молча, втыкая в мертвого кривой ятаган, стоял человек. Откуда он взялся, где он до этого момента прятался и как молодой, но опытный рыцарь не заметил его, оставалось загадкой. Грязный, в лохмотьях, которые когда-то были одеждой, и надо сказать, что дорогой одеждой, человек с дьявольской яростью втыкал свое оружие в уже мертвое тело, что-то воя. И это был не сарацин, нет. Хоть его лицо и было темным от палящего солнца, но голубые глаза на искаженном яростью лице, да и само лицо с правильными чертами выходца юга Англии выдавали в человеке европейца, а значит и христианина.