Река душ (ЛП)

Роберт Джордан

Река Душ

Погружённый в темноту, Бао сел, скрестив ноги, и скользнул в состояние Единения.

В молодости, во время обучения, от него требовали находить Единение среди бушующей бури, в мчащихся санях, увлекаемых упряжкой лошадей, и, наконец, терпя боль от прикосновения раскалённого уголька к коже. Когда-то он считал такую подготовку излишней, но жизнь потребовала от него находить Единение в пылу боя и в агонии, во время бурь и землетрясений. Но сегодня, в этот момент, подойдёт и тёмная тихая комната.

Единение — это отсутствие эмоций. Бао собрал все свои чувства — все свои мысли, всё, что составляло саму его суть — и сжал их в одну точку в своём сознании. Тьма поглотила эмоции, чувства, мысли. Он не испытывал от этого удовлетворения, поскольку в этом состоянии нет места для удовлетворения. Он сам был Единением. В этом было всё.

Полог палатки поднялся, впустив солнечный свет. Бао открыл глаза, но не удивился, увидев Минтела. В Единении нет места удивлению.

Однако на краю его сознания всё же парила мысль. Мысль, что этот человек должен быть очень и очень далеко отсюда.

— Как? — спросил Бао, отпуская Единение.

Минтел шагнул вперёд. Прошло всего шесть месяцев с тех пор, как они виделись, но, казалось, к возрасту старика добавился добрый десяток лет. Его изборождённое морщинами лицо напоминало скомканную скатерть. Он был совершенно лыс, а короткая борода была абсолютно седой. Но походка его была уверенной, хотя он и носил трость. Минтел может и добавил в годах, но не одряхлел.

— Я проехал на каприше через Город Снов, сын мой, — ответил Минтел, взяв Бао за руку.

— Это опасно.

— Я не мог пропустить этот день.

— Я бы себе не простил, если бы ты потерял свою душу ради свидания со мной.

— Не ради простого свидания, — ответил Минтел, улыбаясь. — А чтобы увидеть исполнение пророчества спустя столько лет. Увидеть приход ангор’лот, Истинной Судьбы. Нет, я бы не рискнул проехать по Городу Снов только ради своего сына, но присутствовать на коронации Вильда… Ради этого я бы рискнул всем.

— Пока рано говорить о коронации, — ответил Бао. Эмоции были несущественны. — До тех пор, пока я не выживу.

— Да-да, конечно. Ты удерживал Единение, когда я зашёл?

Бао кивнул.

— Ты пришёл ко мне, уже зная Единение, — сказал Минтел. — Иногда я спрашиваю себя, научил ли я тебя чему-нибудь, чего ты не знал прежде?

Снаружи вдалеке зазвонили колокола. Бао взглянул на полог палатки, мягко очерченный светом.

— Время пришло.

— Да будет так.

После долгих лет подготовки наконец время пришло. Бао взглянул на человека, который его усыновил.

— Понимаешь, я пришёл сюда только ради этого, — сказал Бао. — Только ради этого. Не ожидал, что на это уйдут годы. Привязанности не имеют значения. Важно только это.

Минтел улыбнулся ещё шире, морщинки у его глаз и рта растянулись.

— Хотеть. Получить. Понять. — Произнесённые слова были похожи на цитату, одну из поговорок Конгсиди, великого слуги. В конце концов, Минтел был абриши.

— И что это значит? — спросил Бао.

— Все люди чего-то хотят, — ответил Минтел. — Все люди что-то получают. Но не все понимают суть того, что они получили. Ты пришёл к нам с определённой целью, но это не та цель, которую предназначил тебе Великий Гобелен. Так бывает.

Бао согнул руку и снял перчатку. Тыльную сторону ладони покрывал ужасный шрам от ожога в форме круга с тремя искривлёнными кинжалами, острия которых, исходя из центра, изгибались, сливаясь с окружностью.

— Если я выживу сегодня, — сказал Бао, протянув руку, — я применю все свои силы, чтобы совершить то, что некоторые назовут злом.

— Добро, зло, — отмахнулся Минтел. — Это слова уликар, чужаков. У нас свои традиции. И эти традиции не твои. Нас интересует, что должно быть исполнено, и что исполнять не следует.

— Как расплетается Гобелен… — произнёс Бао.

— Как расплетается Гобелен, — согласился Минтел, — так понемногу расплетаются ежедневно и жизни людей, пока мы не достигаем конца наших дней. Ты пришёл к нам, как и предсказывало пророчество. Наши жизни были предопределены вплоть до этого момента, до этого конкретного времени. С сегодняшнего дня судьба больше не будет предрешена. Мы посвящаем свои жизни тебе. Именно для этого мы и были созданы, начиная с дней самого первого Ш’ботэй. Ступай, сын мой. Ступай и одержи победу.

Бао надел перчатку и вышел из палатки на свет.

Бао натянул поводья, остановившись у края Абирварда. Огромный провал в земле тянулся, должно быть, на лиги, хотя местные не использовали эту меру длины. Ему понадобились долгие месяцы, чтобы понять их сложные обозначения расстояния, веса и времени. Ему до сих пор приходилось звать кого-нибудь из гильдии счетоводов, если он хотел быть уверенным в точности вычислений.

Минтел ехал рядом. Старик провёл большую часть поездки с закрытыми глазами, медитируя, по обычаю абриши. Ни один человек — ни лорд, ни бандит, ни раб — не посмел бы прервать медитацию абриши. Лучше сразу отрубить себе руку, чем навлечь на себя несчастье подобным действием.

Когда лошади остановились, глаза Минтела открылись. Он глубоко вздохнул, и Бао понял, что старик наслаждается великолепным видом. Это был один из наипрекраснейших пейзажей, что может создать природа. Вдоль границы ущелья росли низкорослые королевские деревья. Хотя в других областях Внутренней Земли все деревья погибли, в этом священном месте они были полны жизни. Их ярко-зелёные листья служили пищей для шелкопряда — символа Внутренней Земли, такого же древнего, как и символ, выжженный на кисти Бао.

Деревья были в цвету, цветы гроздьями свисали с коротких стеблей под листьями. В воздухе резко пахло пыльцой. Прямо за деревьями начинался глубокий обрыв. Стены ущелья были испещрены линиями, отмечавшими слои отложений. Глубоко внизу бежал водный поток. Ангарай’ла, Река Душ. Именно там Бао надеялся найти предмет своих долгих поисков.

Вокруг него к краю обрыва двигались Освобождённые. Именно так они себя называли. Бао дал этим мужчинам рубашки, но они порвали их на полосы, которыми повязали локти и колени. Они двигались подобно животным, когда, подобравшись к краю обрыва, молча глядели вниз, подставив небу обнажённые спины. Они ходили босыми. Татуировки, начинаясь на спине и плечах, обвивались вокруг шеи, превращаясь под подбородком в когти или колючие ветки. Казалось, что татуировки поддерживают их головы.

— Где Шендла? — спросил Минтел.

— Она придёт, — ответил Бао.

И она пришла, как раз вовремя. Когда солнце за облаками достигло зенита, Бао увидел, как её люди поднимаются по стене ущелья. Стройная и темнокожая Шендла носила одежду обитателей леса — грубые ботинки и крепкую куртку. За её плечами виднелись рукояти двух длинных кинжалов, притороченных ремнями за спиной. Бао ни разу не видел её в юбке, да и не хотел.

Выбравшись из ущелья на плато, она тут же поклонилась ему, не остановившись, чтобы попить или отдохнуть, несмотря на долгое восхождение.

— Путь готов.

— Никто не входил в святыню? — осторожно спросил Бао.

— Никто. Мы только разведали для тебя путь, Вильд.

— Ещё не Вильд, — поправил он, спрыгнув с лошади.

— Ха, — хмыкнул один из спутников Шендлы. У Торна была широкая улыбка, а бороду он заплетал в две толстые косы, спускавшиеся вдоль щёк. — Ты, безусловно, самый скромный деспот-завоеватель, которого когда-либо знал этот мир, Бао. Ты можешь казнить человека, если он тебя подвёл, но ты не позволяешь нам называть тебя тем титулом, на который претендуешь?

— Принять незаслуженный титул, — ответил Бао, — значит обесчестить его, Торн. Я пройду Ангарай’ла и войду в Гробницу Сердца, в которой встречусь с её хранителем и убью его. До тех пор, пока я не вернусь, я не могу называться Вильдом.

— Кто же ты тогда? — спросил Торн.

— У меня много имён.