Ипотека

Шимун Врочек

Ипотека

В час, когда взошла луна, риэлторы настигли Бекке.

Лунный свет падал на развалины часовенки, отражался от желтых как тыква, с иссиня-черными тенями, стен. В белесом тумане, затопившем вершины сопок, возвышались виселицы. Тела висельников, длинные, худые, обглоданные, были фиолетового цвета и слегка покачивались. Ступни их касались поверхности тумана. Должники, с горечью подумал Бекке и отвернулся.

Он чувствовал, что тут не место для встречи с теми, кто преследовал его, но иного варианта не видел. Придется драться здесь — в скрипящей тишине виселичных столбов, среди желтых стен и фиолетовых трупов. Бекке с усилием вдохнул. Воздух был сырой и холодновато-упругий, он словно протекал сквозь легкие вниз, не насыщая кровь кислородом.

Удушье.

Знакомое ощущение, когда они рядом.

Они выступили из тумана и застыли — все как один высокие, похожие на каменных истуканов, оставленных здесь далекими якутскими предками Бекке. Абаасы, подумал Бекке. Потом подумал другое: сволочи, как вы меня достали.

Прошла минута, пять. Они стояли в тех же позах, не шевельнув за все время ни единым мускулом. Люди так стоять не могут, но Бекке и не ожидал от них ничего человеческого. Идеальные хищники. Железные великаны. Твари. Социопаты, охотящиеся стаей — на этот раз. Бекке должно быть лестно.

Но лестно не было.

Было страшно.

— Вот он куда схоронился, — прозвучал наконец грубый насмешливый голос. — Начинайте, братья, ибо наше право насытится горячей кровью, требухой и костным мозгом… Ибо сказано: не ешь брата своего, а ешь ближнего своего, ибо он не одна кровь тебе, а душой на тебя не обижен будет. И потому на языке сладок.

— Оставьте меня в покое, — сказал Бекке. Сердце билось так, словно его уже засунули в стеклянную банку. Бекке почувствовал тошноту и головокружение. — Или… или будет хуже.

Голос потусторонний, слабый. Словно полумертвый кролик, застывший в лучах фар. А ты и есть кролик, подумал Бекке отрешенно, поднял обрез. Он сделал его сам — из двустволки. Отпилил кусок приклада, чтобы осталась короткая рукоять; ножовкой по металлу укоротил стволы; затем вытащил из патронов дробь, сыпанул гвоздей, и — последний штрих — вставил в каждый патрон по серебряной сережке. Из женского уха, мертвого уха…

Из бледного мертвого уха.

За тебя, Маня. Бекке выпрямился. За тебя, Володька. Скрывать оружие бесполезно, они все видят. Он умрет среди этих желтых стен. Впрочем, надежда всегда есть. Это самое мучительное.

Именно благодаря надежде Володька оставался в живых, когда с него пластами срезали мясо — на мать-их-роллы. Роллы! Тоже мне японцы выискались. Бекке против воли вспомнил бар на привокзальной площади. Как он называется? «ВЫ-СУШИ». Популярное в городе местечко.

В тонкие пластинки сырого мяса заворачивают вареный рис, пропитанный яблочным уксусом, в середку втыкают огурец или авокадо. Занят этим повар в заляпанном кровью переднике, пахнущий рыбой, с медицинской книжкой, купленной на рынке. Руки у него грязные, улыбка насмешливая. Бекке почувствовал приступ ненависти.

Сколько им задолжал Володька?

Килограмм? Два? Три?

Или — десять?

Он, видимо, приходил туда каждый день — топал пешком от Птицефабрики до Автовокзала, а это километра три через сосновую рощу и железнодорожные пути. В конце концов, Володька так ослабел, что вынужден был дожидаться «семерки», которая ходила раз в час и постоянно опаздывала. Однажды Бекке ехал по делам и увидел старого приятеля, бредущего по улице. Притормозил, открыл дверцу белой «японки». Давай подброшу, — сказал Бекке, — тебе куда? И отшатнулся, когда Володька поднял глаза.

Бекке тогда не спросил, почему друг неловко держит левую руку и не опирается спиной на сиденье. Спасибо, сказал тот. Очень выручил.

Не за что, сказал Бекке. Володя, ты болен? На тебе лица нет.

Володька слабо улыбнулся:

— Пока еще есть.

Тогда Бекке не понял, что означает эта фраза. Позже, когда с Маней случилось несчастье, и онкологи умыли руки, он понял. И пришел к бывшему другу. Володька сидел на продавленном диване и смотрел телевизор. Голубые тени от экрана ложились на изможденное лицо старика, только отдаленно напоминавшего старого Володьку.

Вместо слегка полноватого крепыша на Бекке смотрел скелет.

— Все очень просто, — сказал скелет. — Ты заключаешь договор. Твоя плоть в обмен на их помощь. Цену назначают они. Два килограмма… тридцать килограммов. Всегда по-разному. Понимаешь?

И еще скелет сказал:

— Не связывайся с ними.

Бекке объяснил, что другого выхода не видит. Иначе Маня… а это все, что у меня есть…

Скелет пожал плечами: да, это все что у тебя есть. Поэтому этим так легко с нами.

— Они называют себя «риэлторы», — сказал Володька. — Потому что занимаются недвижимостью. То есть, нами, людьми. Ха-ха. Понимаешь?

— Но… — Бекке помедлил. — Люди же — двигаются?

Скелет вздохнул.

— Это временно.

— А они?

Володька помедлил.

— А они… им что, они вечные.

«Допустим, двести килограммов мяса. Столько у тебя нет, поэтому ты берешь у них кредит — они называют это ипотекой. Какая ирония. Они помогут твоей жене, кому угодно, хоть господу богу, если тому понадобится воскресить сына. Для них нет неизлечимых. Расчет простой. Неужели тебе жалко сколько-то своей плоти ради спасения любимого человека? Нет? Вот видишь».

И вот они двинулись к нему. Наконец-то. Теперь боятся некогда. Бекке вскинул обрез, взвел курки. Риэлторы ускорились. Были они в деловых костюмах, словно только что вышли из офиса — прогуляться в развалинах и под луной.

Бекке прицелился в тень, взял упреждение… нажал на спуск. Б-бах!

Вспышка. Руку дернуло. В ушах зазвенело. На несколько мгновений Бекке ослеп и оглох.

Б-бах!

Попал, нет?

Он повернулся и побежал, почти ничего не видя. Желтые стены качались вокруг него, накатывали, норовили свалить — тошнотворные, резкие. Еще немного поживу, думал Бекке… еще чуть-чуть… еще немного…

В следующее мгновение его сбили с ног. Он повалился в белесый мягкий туман, ударился животом о землю. Твердая. На мгновение потерял сознание.

— Серебром, урод, зарядил, — услышал он голос над головой. — Смотри, руку задел… во, пальцы посинели.

Чтоб они у тебя совсем отвалились, подумал Бекке со злостью.

Его подняли и поставили на ноги. Проклятье! Он поморгал. На Бекке смотрел бледный, с белесыми ресницами, представитель банка плоти.

— Сергеев Андрей Иванович, известный так же как Бекке, — зачитал представитель с бумаги. — Рак поджелудочной, опухоль, метастазы в кишечник… ага, ага. Ожидаемый срок жизни пациента — два месяца. Оформлена ипотека на период… Смерть пациента в результате врачебной ошибки… Сергеева Мария, свидетельство о смерти… понятно. Сожалею, но это не наша вина. — Он посмотрел на Бекке. — Это обстоятельства, не зависящие от банка. Возвращаясь к сути… На данный момент просрочены платежи за шесть месяцев. Ваш долг на сегодняшний день составляет четыре килограмма двести граммов. Многовато, не находите? Что будем делать, Бекке Иванович?

Голос его был тихий и негромкий.

— Ничего я вам не должен, твари проклятые! — Бекке вскинул голову. Но ожидаемой ярости в словах не прозвучало, только обреченность.

— Ошибаетесь, — сказал представитель. — Увы, очень сильно ошибаетесь.

Он захлопнул папку, несколько секунд смотрел на Бекке. Тому даже показалось, что в глазах представителя банка мелькнуло сочувствие. Затем представитель кивнул риэлторам.

— Мясники! — хотел крикнуть Бекке, но в горле пересохло.

— Это всего лишь наша работа, — сказал риэлтор.