От января до марта один шаг (СИ)

От января до марта один шаг

Алиса Стриж

Пролог

Леда не сразу заметила человека, приближавшегося к ее дому. Окно, у которого она по обыкновению пряла, выходило на вымершую из-за мороза улицу деревеньки. Крыши избушек украшали белоснежные шапки снега, а поднимавшийся из труб дым терялся на фоне пасмурного неба. Никто даже и помыслить не мог выйти в такой холод на улицу. Но человека холод явно мало волновал. Его синие одежды - безобразная клякса на гладкой простыне снега - издалека казались не такими уж теплыми, а сам он, качаясь из стороны в сторону, как маятник, упрямо шел вперед. Леда сразу поняла, кто он. Никто кроме него не высунул бы на улицу и носа в такую погоду. И идти он мог только к ней.

Запаниковав, девушка вскочила со своего места у окна и взгляд ее заметался по комнате. Веретено глухо стукнулось об пол, скатившись с ее колен. Девушка глянула не него непонимающе и принялась за дело. Она сдернула с прялки шерсть, смотала нитку и поспешила к сундуку. Из сундука свисал краешек старенького полушубка. Поджав губы и поругав себя за неаккуратность, Леда спрятала полушубок, положила на него пряжу и заперла сундук навесным замком. После этого она выловила свою кошку Мурысю из-под лавки, где та воодушевленно гоняла лапой какую-то бусинку. Своего домашнего питомца Леда отправила на печь.

- Сиди тихо, а то беда будет, - сказала она кошке с надеждой. Кошка ничего не ответила, только зевнула и послушно свернулась калачиком на печи, куда обычно ее не допускали.

Торопясь, Леда глянула за окно. Человек приближался. Теперь можно было разглядеть его тучные очертания и приметить, как сильно он хромает. Леда от кого-то слышала, что «доброжелатели», коих у человека имелось предостаточно, поймали его ночной порой и сломали обе ноги, нос и пару пальцев. Конечно, девушка и сама недолюбливала его, но такой судьбы и врагу не пожелаешь. Расстраивало ее только то, что человек не усвоил урока и продолжил делать то, за что его так все ненавидели. Еще ей было жаль «доброжелателей», которых букально на следующий же день повесили на городской площади.

Понимая, что беда приближается, девушка глянула в угол комнаты. Там, под потолком, на треугольной полочке стоял перевернутый кувшин и пара оплавившихся, давно потухших свечей. Сердце у девушки подскочило, и она, пододвинув быстрее стул, убрала кувшин. Под ним оказалась деревянная статуэтка богини. Изображена она была мастерски - прекрасное, но злое лицо, длинные распущенные волосы,  голова, увенчанная остроконечным колпаком, пышное платье. В ту самую минуту, когда Леда слезла со стула, в дверь постучали. Она сунула кувшин на печь и бросилась открывать.

Вместе со жрецом Мелунасем в единственную комнату скромной избы проник холодный зимний ветер. Мужчина не торопился. Он специально потоптался на пороге, чтобы изба как можно сильнее охладилась, и только потом позволил Леде закрыть дверь. Не здороваясь, жрец обвел комнату хищным взглядом. Девушка замерла, мысленно молясь, чтобы Мелунас не заглянул на печь. Пронесло. Жрец только зыркнул туда своими маленькими, слезящимися глазками и понял, что росту в нем хватит. Лицо незваного гостя покрывали красные волдыри и пласты отслоившейся кожи - признаки частых обморожений. Седые сальные волосы торчали из-под синего, покрытого снегом колпака. На спине красовался горб, в руках он держал трость. Порой Леда удивлялась, как Мелунас умудряется пешком преодолевать расстояния от одной деревни до другой по морозу с его-то ногами. Впрочем, Мелунаса холод будто бы и не брал вовсе, видимо, расстаралась его любимая богиня.

Жрец закончил осмотр помещения, что-то невразумительно пробормотал, а потом уставился на Леду.

- Подай стул старику, оборванка, - сказал он с отвращением. - И воды.

Девушка тут же бросилась выполнять. Она поставила стул поближе к печи, жрец на него взгромоздился, и его теплый балахон заструился к полу сапфировым водопадом. Девушка тайком улыбнулась - никто, кроме Мелунаса, не додумался бы надеть одежду жреца поверх шубы. Пока Леда зачерпывала ему из деревянной кадки воды, он успел сложить руки и прочесть какую-то короткую, но емкую молитву статуэтке в углу комнаты.

- Ишь ты, - сказал он, принимая жестяную кружку у девушки из рук, - полочку смастерила, чтобы такую красоту запрятать. Че запихала-то как глубоко? Вытащи богиню поближе. Ну, давай, оборванка. Чего встала?

Послушно поклонившись, девушка приподнялась на цыпочки и попыталась достать статуэтку, но росту у нее не хватало. Она напряглась, приподнялась еще больше. Статуэтка на секунду пододвинулась поближе, а потом качнулась и с грохотом упала на пол. Девушка тут же кинулась вниз, подобрала ее, прижала к груди и глянула на жреца. Глаза того не предвещали совершенно ничего хорошего.

Он стремительно встал. Леда зажмурилась и тут же получила ощутимый удар по спине тростью. Ей стало больно и горько, захотелось заплакать, но она сдержалась. Жрец вырвал статуэтку у нее из рук и шумно поставил ее на подоконник.

- Вот здесь пускай стоит, раз у тебя руки такие дырявые, - выплюнул он. - Чтоб тебе провалиться! За богохульство - еще минус год. Подвину тебя специально в очереди, чтобы Январь побыстрее прибрала тебя к рукам.

- Хорошо, господин, - покорно опустила голову Леда. - Как скажете.

Внутри у нее поднялось слабое, забитое и задушенное негодование. Она могла бы сказать Мелунасу все, что она о нем думает, могла бы выставить его за дверь. Могла бы, но вместе с этим и не могла. Потому что от его расположения к ней зависел срок ее жизни. Потому она подавила в себе желание сопротивляться, как давила его постоянно на протяжении уже пяти с лишним лет.

- Неблагодарная тварь, - разошелся тем временем жрец. - Богиня избрала тебя для великого дела, а я не вижу в твоих глазах и толики благодарности к ее милости! Хотя я ни в ком ее не вижу! Например, Ирки из соседней деревни. Что ты знаешь про Ирки?

- Я ничего не знаю о ней, господин, - покачала головой Леда, не смея встать с пола. - Я с ней даже не знакома.

- Не знакома? - выплюнул жрец. - А надо было. Может, переняла бы эта дура от тебя хоть немного смиренности. Уж чего-чего, а этого у тебя не отнять. Эта распутная девка сбежала, приблизив еще на год твою церемонию дарения. Ты рада?

- Да, рада, господин, - Леда попыталась сделать свой возглас радостным, но на глаза ее все же навернулись слезы.

- Плачешь? - фыркнул жрец. - Ну плачь, плачь! Неблагодарная девчонка.

Он замахнулся, чтобы ударить Леду еще раз, но передумал.

- Ладно, некогда мне тут с тобой, - сказал он чуть более спокойно. - Мне еще три деревни обойти. Надеюсь, прочие будут благодарнее Ирки. Не каждую девушку приносят в жертву Январь. Вы - избранные, вы рождены для этого. Так что будь благодарна, девчонка. Чтобы молилась и не смела бежать, поняла меня?

- Да, поняла, господин, - сказала Леда, украдкой утирая глаза.

- Ну, ну, разревелась тут, - сказал жрец почти ласково.

Он обошел девушку и взял в руки ее толстую черную косу. Поправил красную ленту, перевязав ее изящным бантом. Почти по-отцовски погладил девушку по голове и устремился к выходу. Открыл дверь, постоял, глянул - на этот раз как-то сально, неприятно - и был таков. Дверь Мелунас, разумеется, не затворил. Леда утерла быстро глаза, шмыгнула носом и захлопнула ее, да так сильно, что на крыльцо с  крыши упала сосулька.

Внутри у девушки все сжималось и разжималось от жалости к самой себе. Она пододвинула стул к окну, упала на него и глянула Мелунасу вслед. Он как раз вышел на дорогу и поковылял, покачиваясь, по своим делам, как к дому подъехала карета. Лошади встали на дыбы, чуть не растоптав его. Жрец повалился на спину и воздел руки, пытаясь защититься. Лошадиные копыта его миновали. Невнятную ругань Мелунаса было слышно даже через бревенчатые стены избушки. Леда, слезы которой высохли от удивления, припала  лицом к окну.