Переодетые боги (СИ)

Мудрая Татьяна Алексеевна

Переодетые боги

ПЕРЕОДЕТЫЕ БОГИ

Зайдя в денник, Одноглазый поднял одну переднюю ногу жеребца, другую - и так по очереди, включая все задние. Сокрушённо поцокал языком: люди говорят, что конь-де о чётырёх ногах, и то спотыкается. Насколько чаще будет путаться в ногах его подобный пауку Слепень?

- Уж точно не вдвое, - буркнул в жёсткую бороду. - Рысишь ты, старина, и в самом деле шустрей кого угодно, только вот засекаешься, теряешь подковы и путаешься в конечностях так, что умножь на семь - и то мало получится. А лечить постоянные мокрецы! А расчищать стрелки! Я вам конюх, что ли?

Слепень (таково было его интимное прозвище) с виноватым видом протянул ногу, предъявляя хозяину очередную болячку над копытом. Словесное волшебство её не брало - требовалась по крайней мере одна пара нежных и ласковых рук... И вовсе не прислужников, их-то как раз толклось вокруг, как мошки по весне, особенно когда не нужны.

- Ладно, все беды в одну корзину. - старик выпрямился, нахлобучил покрепче широкополую шляпу, похлопал коня по холке - поправляйся, мол. - Ничего не попишешь, придётся искать тебе замену.

Колесница стояла у каменной стены вверх оглоблями - он успел убедиться, что её даже не думали снаряжать. В неё полагалось заводить сразу обоих упряжных котов - пышная шерсть как дымка над утренним морем, глаза цвета ранней весны, стройные ноги, длинный хвост, рысьи кисточки на ушах.

Но у пышущего багряным жаром очага уже седьмые сутки возлежал лишь один из них - и явно грустил по сотоварищу.

- Экипаж она понятно с чего не взяла - дороги малопроезжие, - буркнул Одноглазый, почёсывая за ухом величиной в пиршественное блюдо. - Пешком, стало быть, умотала. Чтобы заметных следов не оставлять. А вот отчего разделила пару? Вы же близнецы.

Кот заметно для глаза усмехнулся.

- Ну да, ну да! Не на колёсах, так с устатку верхом усядется. А если и твой братец притомится - не пёрышко же она - и подседлать более некого, тогда как? Туши котёл, сливай воду?

Откуда хозяин добыл сие затейливое присловье, он и сам не знал, но кот снова распялил пасть от уха до уха.

- Мр-это мр-ты кому сочувствуешь, Одди? - спросил кот с ужасающей дикцией. - Ингигерде или себе самому?

- Ингигерде, - машинально ответил тот. И прямо сейчас понял всю абсурдность ситуации:

- Ты что, говорить умеешь, котяра?

- Ага, учёные монахи в Линдисфарне выучили. Только не проси меня чертить руны, - фыркнул кот. - Футарк мне по причине толстых лап давался весьма погано. Всё когтями по коже да когтями, а иначе никак.

Одноокий почуял в его словах недвусмысленную угрозу. "Э, справлюсь, терять-то нечего, - подумал про себя. - И уж чем-чем, а мистикой меня не ошеломишь по куполу".

- Тогда тем паче, раз ты такой учёный кот, - вздохнул он. - Возьму-ка я тебя на поиск пропажи. Авось устроите перекличку с братцем. А то, право, впору кабана в повозку запрячь.

- Золотую Щетинку Гуллинбурсти или Боевого Кабанчика Хильдисвина, - поддакнул кот. - Бьюсь об заклад, что второго она точнёшенько прихватила - верхом по-дамски подсёдлывать.

Про Боевого Свина вовсю сплетничали, что это оборотень в человека и в последнем качестве любовник прелестной Ингигерд - так что, можно сказать, никакой зоофилии. Однако собеседник Кота вспылил:

- Будешь насмешничать - моим чёрным воронам скормлю. Клювы у них крепкие и, между прочим, много всяких слов сказать умеют.

И поискал взглядом Хугина с Мунином. Взгляд его оставшегося глаза мог при надобности просверлить дырку в дубовом частоколе, но стены чертога были каменные.

- А будешь грозить - съем и не подавлюсь, - парировал кот, азартно постукивая хвостом по бёдрам. - Пока одна твоя вещая птичка издалека смотрит, а другая растолковывает ей, что именно она увидела.

Кот встал и потянулся. Внешность его менялась стремительно, как во сне: тело поднялось, морда вытянулась, уши и ноздри скруглились, шерсть стала словно снег, и эту смертельную белизну подчеркнули пятна - золотистые в тёмной обводке, словно тысяча несытых глаз. Уже не рысь, а некто более крупный и грозный из племени кошачьих. Вороний хозяин, какой ни был храбрец, попятился.

- Но вот что я полагаю, - промолвил зверь, облизываясь чёрным, как адский огонь, языком. - А не помочь ли тебе на самом деле? Сыграть, к примеру, в Сфинкса и царя Эдипа. Только навыворот: хоть вы оба в шляпе с полями, но у тебя остался один глаз, а тот бедолага под конец жизни выколол себе оба. Да и я не сфинкса какая-нибудь, а снежный леопард по кличке Ирбис. Короче говоря, придумай мне загадку, какой я не слыхал за всю мою вечную жизнь, тогда, так уж и быть, помилу... помогу.

"Эдип по незнанию женился на родной матери, - мелькнуло в уме Одноглазого. - Хорошо, что монахи не одним пройдошливым котам античные мифы пересказывают".

И ещё кое-что зашевелилось в глубине его бездонной памяти.

"А ведь не одна моя красавица ездит на кошках. Был на Олимпе такой бессмертный пьяница, сводящий с ума, - пардусов запрягал в колесницу и того чаще одному из них узду в пасть совал. Ручаюсь, его зверь нашего и подменил".

- Вот моя загадка, - решительно произнёс он. - Госпожа Инги - моя супруга той поры, когда владел я обоими своими очами, и она же моя старшая дочь. Чтобы привлечь меня, пустилась она прочь за неким сокровищем. В четыре пары рук ковали сокровище, четыре силы берегли его ложе, четыре стихии убаюкивали, пятая же есть и сокровище, и ограда сокровища, и его колыбель. Откуда это взялось и как такое могло получиться? Если ты тот, за кого себя выдаёшь, то нет для тебя особенной тайны в моих словах. А если некто другой - думаю, понять суть дела и отыскать ключ к тайне будет тебе до крайности любопытно.

- И мне тоже интер-ресно, - каркнул некто под самым сводом палат, а был этот свод немногим ниже небесного.

На холку кота шумно спланировал здоровущий ворон - крылья походили на гигантский боевой веер заморских ниндзя, клюв был окаймлён узкой полоской лунного света, а сквозь иссиня-чёрное оперение просвечивал рыжий огонь. В довершение ко всему, лап у него было три.

"Полтора Хугина, - подумал северный циклоп. - Или Мунина. Неполный боекомплект обоих. Хотя и об этом самом чудище я кое-что припомнил".

- Так в чём суть? - повторил удивительный ворон.

- Вот именно, - поддакнул кот. - Ну, сдаюсь я, если это так важно для того, чтобы вскрыть тайну. Только не цепляйте на меня кожаную сбрую и не суйте железо в зубы, мне одного стального клюва в черепушке хватает.

- Сам толком не знаю, в чём она, эта суть, - ответил им Одноокий. - Но кое о чём намекну. Почему звалась Ингигерд моей дочерью, причём старшей? Поставил я её предводительницей панцирных дев, которые рождались от меня у смертных женщин, и была она отважней всех тех, кто поднимал погибших героев с поля боя и приносил мне в Вальгаллу, а ей в дворец Фолькванг. И из них она выбирала достойнейших, чтобы брать в свиту во время охоты и возводить на ложе после неё.

- Помесь Афины с Афродитой, - понимающе кивнул Пятнистый Кот. - И Артемида в прикупе.

- Отчего госпожа сражений считается моей женой? Нетрудно сказать, только долго уж очень. Сами видите: стар я и потерял один глаз в обмен на мудрость и тех воронов, которые отчего-то стали одним - или не стали.

Ворон насмешливо скрипнул клювом.

- Вот милая моему сердцу дева и не хотела на меня даже глянуть. Тогда решил я выйти из своего чертога и родиться в серединной земле мощным мужем битв по имени Од. Оба глаза у меня сохранились, хотя драться приходилось немало; а смерть не брала, и слыл я самым удачливым из храбрейших. Вот и приметила меня юная госпожа в своих странствиях. А поскольку не торопился я в небесные покои, стали мы нежными супругами на земле. У нас родились дети, двор наш был полной чашей, и в набеги на строптивых соседей ходили мы вместе.