Сказка о долге (СИ)

Ветер вяло покачивал деревья старого леса и что-то угрожающе шептал в ветвях кустарника. Начал накрапывать дождь. Радомир обернулся к тихо всхлипывающей матери:

— Может, вернемся?

— Нет, нет! — живо откликнулась она.

На заплаканном лице женщины отразился страх. Седые волосы, спрятанные под черный платок, и глубокие морщины, появившиеся раньше срока от пережитого горя, превратили пятидесятилетнюю некогда красивую бабу в старуху. Она быстро утерла слезы и подтолкнула сына в спину:

— Совсем скоро уже! Тут недалеко.

Радомир глубоко вздохнул, так как полдня тащил на себе тяжелый длинный меч, старинную кольчугу, доставшуюся в наследство от отца, деревянный щит, покрытый увесистой металлической броней, и порядком устал. Однако, не желая расстраивать мать, он перебросил кольчугу с одного плеча на другое и пошел вперед, что-то недовольно бурча под нос. Старушка на мгновенье остановилась и с безумной любовью, на какую способна только мать, оглядела сына: широкоплечий статный юноша до боли напомнил ей покойного мужа.

— Да разве ж я враг тебе?! — громко всхлипнула женщина. — Разве повела бы тебя к этой ведьме, если б не боялась, что сгинешь в бою, как отец твой и братья?

Радомир молчал и, не оборачиваясь, продолжал идти по дремучему лесу, выбирая дорогу среди деревьев и густого кустарника. Женщина не отставала.

Совсем скоро они вышли к небольшой мелководной реке, за которой высился холм. Послышался волчий вой. Люди остановились, испуганно вглядываясь в противоположный берег реки – там, всего в сорока шагах, на водопое стояла волчья стая. Волки учуяли запах людей, но не двинулись с места; они прижали хвосты и уши, ожидая сигнала вожака. Самый крупный из волков, злобно оскалился, угрожающе зарычал, его шерсть поднялась дыбом, а высокие уши чутко вздрогнули, пытаясь уловить любой шорох. В это время со склона холма снова донесся вой, на этот раз более хриплый. Вожак резко оглянулся на зов, потерял интерес к людям и ушел в прибрежные заросли. Стая последовала за ним.

— Это Веда их прогнала! — громко зашептала мать. — Иди, она поможет, она обещала! Поднимайся на холм. Где-то там ее жилище. Не бойся, сынок, она не сделает тебе ничего худого, я точно знаю! Ты только не бойся! Как придешь, сразу скажи ей, что я тебя послала, объясни, чего хочешь, и в конце денег дай! Если брать не захочет, все равно дай, чтоб другой платы не просила!

Радомир поправил меч и стал медленно подниматься на холм. Его злила мысль о том, что придется просить о помощи ведьму. Он не понимал, как на такой грех решилась его набожная мать, да еще и подбила на него единственного сына. Многие становились вдовами, или теряли сыновей на поле боя, но на то и нужна дружина, чтобы родную землю от врага защищать, и, если нужно, жизнь свою за это положить. А вот бегать по ведуньям и защиты бесовской просить негоже доброму человеку.

Радомир поднялся на вершину холма и увидел спрятанную в ельнике избушку ведьмы. Он робко шагнул в обветшавшее жилище.

— Есть кто дома?! — громко крикнул юноша.

Внутри скверно пахло псиной и жженой кожей.

— Хозяйка! — еще громче позвал Радомир, резко обернулся на тихий шорох и едва не вскрикнул от испуга.

Позади него стояла старая ведьма. У Радомира перехватило дыхание.

— Чего тебе надо? — хрипло спросила она, и из-под ее всклоченных волос блеснули желтые огоньки глаз.

— Меня мать прислала, — пробормотал растерянный Радомир, — сам я от тебя ничего не хочу.

— А матери твоей что нужно от меня?

— Хочет, чтобы ты мне оружие и доспехи заговорила. Боится, убьют меня.

Ведьма на короткое мгновенье застыла, пристально разглядывая гостя, потом бесшумно прошла в глубь жилища и начала ковырять палкой в очаге, разгребая угли и пытаясь раздуть огонь.

— Так зачем оружие заговаривать? — чуть помолчав, спросила она. — К кому оно попадет, тот и силой его воспользуется. А если недруг твоим оружием завладеет? Может мне тебя от смерти заговорить?

Ведьма искоса глянула на незваного гостя.

— Нет! — резко выпалил Радомир. — Нечего меня своими чарами марать! Я смерти не боюсь. Это мать все плачет… Сил нет больше слушать ее причитания. Скажи, что не можешь помочь, и я пойду с миром.

— Так иди, я не звала и не держу, — недоуменно ответила ведунья. — Зачем тебе мой ответ?

— Я матери обещал, что помощи у тебя попрошу, — потупив взор, тихо сказал юноша, — не могу слово нарушить. Совсем она меня доняла, уж хоронит при жизни.

Ведьма не спускала с него глаз.

— Ты живешь по соседству с воеводой? — спросила она, осененная догадкой.

— Да, — удивленно подтвердил Радомир.

— И есть у тебя три старших брата?

— Уже нет. Все в бою полегли прошлой осенью… И отец тоже.

Ведьма ничего не ответила. Она низко склонила голову и замерла в раздумье.

Радомир почти не дышал. Едкий запах лачуги неприятно щекотал нос и горчил на вдохе. Юноша закашлялся.

— Оставь оружие тут, — словно пробудившись ото сна, тихо сказала ведунья, указав на покосившийся стол. — Вернешься за ним завтра.

Радомир послушно выложил все, что принес, и хотел было уйти, но вспомнил про плату.

— Это тебе за ворожбу, — быстро проговорил он, потрясая небольшим мешочком, наполненным мелкой серебряной монетой.

Юноша почти положил деньги на стол, когда поймал на себе бешеный взгляд ведьмы. Старуха зло сверкнула желтыми глазами, оскалилась и зарычала по-звериному. Охваченный страхом, гость бросился вон, едва разбирая дорогу.

Сумерки сгущались, а Веда все сидела у очага с опущенной головой. Она вспомнила, как много лет назад ее в облике волчицы подстрелил на охоте отец Радомира, как полумертвую привез в подарок своей беременной жене. Мало кто мог похвастаться шкурой белого волка, но жену такой подарок испугал. Когда волчица подала признаки жизни, обрадованная женщина принялась выхаживать ее. Мужу и сыновьям настрого запретила подходить к раненому зверю, слишком уж велико было их желание добить редкую тварь.

Волчица ушла ночью, едва оправившись от ран. А год спустя, также ночью, вернулась в их дом в своем человеческом облике. Младенец Радомир тихо спал в колыбели, пока женщины говорили между собой. Он не слышал, как Веда предложила своей спасительнице заговорить от нежданной смерти и болезней всю семью, не слышал, как богобоязненная мать гневно воспротивилась этому и выгнала ведунью за порог. Много воды утекло с тех пор.

Старая ведьма глубоко вздохнула. Теперь ей предстояло вернуть долг. Медленно подойдя к столу, она с трудом подняла меч и провела по широкому лезвию иссохшей грязной рукой. В свете очага клинок заиграл теплым светом. Старуха закатила глаза, призывая на помощь свой внутренний взор. Ее душа унеслась вдаль, и ведьме привиделась картина жестокого боя: разгоряченный Радомир верхом на коне крушил неприятеля и громко выкрикивал бранные слова; он высоко поднял меч, но вдруг длинная стрела пробила грудь, и юноша упал замертво. Виденье было столь явным, что ведьма ощутила силу удара и едва удержалась на коротких кривых ногах.

— О, материнское сердце! Учуяло! — прохрипела старуха и стала собираться. Она сложила в узелок все необходимое для ворожбы, завернула в овечью шкуру меч и кольчугу Радомира, повесила на свое хилое плечо его деревянный щит и, когда совсем стемнело, двинулась в путь.

Лишь под утро добралась она к нужному глухому месту, развела костер и принялась ворожить. Ведьма быстро заговорила оружие на огне и воде, после чего приступила к заговору кольчуги. Потрясая ею над костром, Веда монотонно проговаривала заклинания раз за разом. Она бросала в огонь сухие травы, и густой белый дым высоко в воздухе повторял рисунок металлического плетения. Однако, как ни старалась ведьма, в дымовых кольцах всегда появлялась дыра именно там, куда надлежало попасть стреле. Веда начала злиться. Она призвала на помощь всех духов-помощников, но и они не смогли удержать дымовые кольца. Перед самым рассветом старуха обессилела. Радомиру суждено было погибнуть в следующем бою, и уже никто не мог этого изменить. Внезапно в глазах ведьмы заиграл радостный огонек. Она вспомнила о древнем обряде оберега от смерти. Такой обряд мог совершить только оборотень. Узнала она о нем от своего деда, хитрого колдуна, любившего разгуливать по лесу, обернувшись черным волком. Веда затушила костер и расстелила на еще горячих углях кольчугу. Она долго бормотала заклинание, сбиваясь и путая слова, пока, наконец, ей не удалось прочесть его верно. После разложила на кольчуге несколько свежих листьев лопуха и, полоснув по руке ножом, начала сцеживать на них свою полу волчью кровь. Густая темная жидкость медленно струилась из вен. Ведьме приходилось снова и снова резать руку, чтобы омыть кровью листья. Угли под кольчугой были еще горячими, и кровь сразу запекалась. Наконец, ведунья закончила обряд. Она совсем ослабла и поспешила перевязать истерзанную руку. Собравшись с силами, Веда свернула листья в ком размером с детский кулачок, туго перевязала его прочной бечевкой и скрепила нить так, чтобы амулет можно было повесить на шею. В свою избушку старуха вернулась лишь к вечеру нового дня.