За Зеркалом Реальности

Александр Клыгин

За зеркалом реальности

Пустота

Этот пейзаж идеально подошёл бы к любому из рассказов Пелевина…

Мгла и серый туман холодной зимней ночи. Холод и пустота. Жёлтый свет редких фонарей, в котором вспыхивают белые снежинки… И посреди этого всего – человек.

Человек, одиноко бредущий из ниоткуда в никуда, без всякой цели и без единой мысли в голове. Тротуары вдоль больших дорог – самые забытые богом места. Иногда кажется, что точки света в темноте слева – огоньки окон домов, в которых плотно закупорен покой и уют, как джинн в бутылке. Но стоит только взглянуть вперёд и чуть вверх, как становится ясно, что это всё иллюзия, а реальна лишь серая пустота, в данный момент представленная в виде тумана.

Впереди и чуть слева стройка – если так можно назвать огромный подъёмный кран, возвышающийся над жалкими развалинами, разбросанными по грязному снегу. Подъёмный кран зачем-то украсили гирляндой красных лампочек, вспыхивающих каждые три секунды. Может быть, это лишь потому, что приближаются новогодние праздники, а скорее всего, это просто желание неведомого человека противопоставить хоть что-то всепоглощающей пустоте…

Но у того, кто повесил лампочки на подъёмный кран, ничего не вышло. Если бы не было этого крана и тем более этой дурацкой гирлянды, пейзаж был бы не столь ужасающим. Без этого металлического чудовища серая пустота выглядела бы всепоглощающей, но не пугающей. А так… стоит только взглянуть на мигающий в темноте кран и бездну серого тумана, сливающегося с морозной ночной мглой позади этого крана… Сразу содрогаешься, понимая ничтожество человеческих сил перед пустотой. Кран, как огромный fuck, которым Человек грозит неведомому. А страшно становится не потому, что неведомое нисколько не пугается этого крана. Страшно потому, что неведомое вообще не замечает его – последнюю надежду и угрозу отчаявшегося человечества…

Или, например, фонари. В такую ночь сразу понятно, как бессильно человечество, в иррациональном страхе швырнувшее во тьму эту сеть электрических огней, чтобы расцветить ночь. Фонари – они вроде бы светят. Но на них давит сверху всё та же всепоглощающая пустота. Вот некоторые из них уже не горят – некому заменить перегоревшие лампочки. А вот и герой среди фонарей – он сражается с пустой темнотой до последнего. Он вспыхивает и горит секунд тридцать, но пустота давит на него – и он снова гаснет. Тьма наползает на землю в том месте, где фонарь ещё недавно создавал светлое пятно. Кажется, что тьма уже победила, но нет! – фонарь снова вспыхивает, снова освещает угол своего перекрёстка положенные тридцать секунд и… снова отступает. Нет, с этой мглистой пустотой всё не так просто.

А поток машин, несущихся на максимальной скорости от пробки к пробке? И в каждой машине сидит уверенный в себе человек, изнутри направляющий своего железного монстра к неведомой нам, но чёткой и ясной для него цели. И таких людей много – они проносятся нескончаемым потоком автомобильных фар, возникающих из пустоты и снова растворяющихся в ней. На пару секунд (или на пару столетий) можно даже подумать, что мир людей реален, можно поверить во все те нарочито уверенные речи, которые они произносят друг перед другом, уверяя всех и, прежде всего, самих себя, что всё в порядке, что они живут в объективном материальном мире, который подчиняется законам, известным Человеку… Ха! И ещё раз Ха! Даже не нужно никого разубеждать, достаточно всего лишь отвести взгляд от шоссе и взглянуть налево, туда, где красной гирляндой грозит пустоте обречённый подъёмный кран. А если ещё глядеть на этот мглистый морозный туман через узкую щель дощатого забора… Становится совершенно ясно, что ничего не изменилось.

Эта пустота всегда была, всегда есть и всегда будет. В детстве мы чувствуем её острее – в серых сумерках дождливого дня, в утреннем тумане, в зимние вечера, когда мир темнеет за считанные минуты. Можно до бесконечности убеждать себя, что ты повзрослел и избавился от глупых детских страхов, можно до бесконечности загружать свою голову идеей научно-технического и культурного прогресса, который когда-нибудь приведёт нас к свету… Это всё – только слова, создаваемые людьми для защиты от пустоты. Многие даже думают, что это – очень эффективная защита. Что ж, может быть. По крайней мере, те, кто вооружён словами, не замечают этой пустоты вокруг себя – они могут видеть фонари, «Мерседесы», «Хаммеры» и «Порше», подъёмный кран, украшенный нарядной гирляндой. Но пустота остаётся пустотой, она окружает и поглощает тех, кто видит подъёмный кран и не видит тумана за ним. Люди не замечают не только того, что пустота где-то рядом. Они не замечают и того, что она давно поглотила их со всеми потрохами.

Снова вспыхивает на положенные тридцать секунд погасший было фонарь. Пустота за подъёмным краном безмолвствует, хотя она могла бы посмеяться над бесплодными попытками фонаря дать ей отпор. Но: на то она и пустота. Она не смеётся. Она не торопится. Когда-нибудь лампочка в фонаре перегорит окончательно. Для пустоты время не имеет значения. Когда фонарь сдастся, она поглотит и его.

Пустоте спешить некуда.

Пустыня

В этой точке мира не было ничего – так что даже не казалась странной древняя легенда о том, что неподалёку находится край земли, с которого можно упасть. Это и был край земли, только невидимый обычному глазу. И пусть учёные доказывают, что упасть отсюда невозможно, а люди всё же иногда падали. Неведомо куда.

До самого горизонта простирался лишь жёлтый песок и синее небо – вдалеке они сливались в одну волнистую линию, которая отмечала конец всего. А если этого пейзажа вам недостаточно, прибавьте к этому жаркий, раскалённый, дрожащий воздух и невиданную сухость, которая ощущалась как огромная внутренняя пустота. И всё это – и воздух, и небо, и пустыня – было для неё лишь декорацией, ширмой, за которой притаилось неведомое.

На деревянных ступенях крыльца сидел старик в шляпе. Его длинные седые волосы спускались далеко ниже плеч, кожа его была покрыта коричневым, почти чёрным, загаром – видимо, он жил здесь уже не первый год. Полуприкрытые карие глаза смотрели на пустыню.

Подняв в воздух облако пыли, около гостиницы затормозил джип – ещё один в веренице машин на стоянке.

– Это отель «Desert Rose»? – крикнул человек из джипа.

Видимо, он обращался к сидящему на крыльце старику, но тот и ухом не повёл. Пустыня не любит криков. Впрочем, нельзя сказать, что она их ненавидит – пустыне просто по фигу. Всё равно, что слону мёртвый комар.

Не услышав ответа, только что прибывший гость повторил свой вопрос, но старик опять промолчал. Поняв, что не добьётся ничего вразумительного, гость припарковал машину, выключил мотор и вышел из раскалённого салона под палящие лучи Солнца.

Рядом с автостоянкой расположился отель, хотя вернее будет сказать, что автостоянка располагалась рядом с отелем. Но здесь всё было настолько нелогично, что ни один из гостей этого отеля не мог бы точно сказать, что рядом с чем расположено.

Отель был не просто старым. С первого взгляда казалось, что эта деревянная постройка простояла здесь лет пятьсот и вот-вот развалится. Тем не менее, за открытыми окнами виднелись новые шторы, а судя по еле слышному звуку шагов, в отеле кто-то жил. Да и кроме всего прочего, на ступенях крыльца сидел старик в шляпе.

Гость подошёл поближе к старику и увидел, что рядом с крыльцом на песке валяется вывеска «The Desert Rose Hotel».

– По крайней мере, я попал по адресу, – пробормотал гость себе под нос.

Немного подумав, он спросил у старика:

– Где мне найти директора отеля?

Старик продолжал смотреть на пустыню, не отрываясь. Гость встал перед ним, загораживая обзор, и снова спросил:

– Где директор этого отеля, я хотел бы здесь поселиться.

Старик не шевельнулся. Мало того, что не шевельнулся сам старик, не дрогнул ни один мускул на его лице. Он даже не моргнул. Было ощущение, что старик так долго смотрел на пустыню, что слился с ней в единое целое, и ему нисколько не мешал придурок, загораживающий обзор.