Деревня утонувших кукол (СИ)

Сергей Гуляевский

Деревня утонувших кукол

Три года коротышка Чан не был дома, и, когда вдали, над морем джунглей, показалась Красная скала, похожая на нос пьяницы, Чан улыбнулся и зашагал быстрее. Но чем ближе он подходил к дому, тем больнее щемило у него сердце от какого-то нехорошего предчувствия.

Стояла весна, а вокруг было хмуро и зябко, словно осенью. Дороги заросли травой, поля заброшены, и только тоскливо кричат обезьяны, словно жалуясь на что-то.

Перебравшись через бамбуковый мостик, коротышка Чан повернул налево и направился по тропинке вдоль ручья. Но тропинка вскоре исчезла, и Чан, махнув рукой, пошел напрямик через поля.

Спустилась ночь, от реки хлынул туман, и вдруг разом ничего не стало видно, как будто на глаза надели повязку. Чан в растерянности остановился, не зная, куда идти. Призрачные клочья тумана кружились вокруг, как души умерших, ни одного звука не доносилось ниоткуда, и на какой-то миг коротышке Чан стало так одиноко и страшно, что он чуть не расплакался, как маленький мальчик.

Но тут с реки потянул ветер, в разрыве туч сверкнула луна, и Чан увидел свой дом. Он был совсем рядом. В окне горел свет, и было непонятно, почему Чан не заметил его раньше.

Когда Чан вошел в дом, первое, что он увидел, было лицо матери. Она сидела за столом, сложив маленькие сухие руки, и печально смотрела на него. На столе стоял праздничный ужин: подогретое вино, душистый рис и курица. От курицы еще поднимался пар, но никакого запаха, как ни странно, Чан почему-то не почувствовал.

Он поставил на пол бамбуковую корзину, подошел к матери и обнял ее.

— Вы ждали меня, мама? — спросил он.

— Мы тебя каждую ночь ждем, сынок, — ответила мать и тяжело вздохнула.

Пламя светильников качнулось, и откуда-то сбоку послышался легкий шорох. Как будто пробежала мышь. Коротышка Чан повернул голову и не поверил своим глазам. Перед ним с деревянной куклой в руках, стояла маленькая Лу, его сестра. Это было удивительно, но за три года она совсем не выросла: все такие же тоненькие ножки, словно палочки для углей, и черные печальные глаза.

— Здравствуй, Лу! — улыбнулся Чан и наклонился, чтобы взять ее на руки. Но тут откуда-то снизу, словно из-под земли, подул ледяной ветер, маленькая Лу как-то странно зашаталась, задрожала — и исчезла, как исчезает туман. Деревянная кукла на какой-то миг повисла в воздухе — и вдруг с громким стуком упала на пол. Коротышка Чан вздрогнул и обернулся.

Мать по-прежнему сидела за столом, но лицо ее как-то странно потемнело, и голос доносился глухо, словно из колодца.

— Не бойся, сынок. Она просто забыла тебя за три года. Сядь лучше, поешь.

Чан улыбнулся, поднял куклу и подошел к столу. Он повертел куклу в руках, рассматривая ее со всех сторон, и вдруг рассмеялся.

— Ах, мама, мама! Я и не думал, что она цела. Эта первая кукла, которую я сделал, ты же помнишь. Она умеет крутить головой, а больше ничего. Но знаешь, мама, я недаром ходил в Индию. Я учился у лучших мастеров и умею теперь делать такие куклы, которые совсем как живые люди. А некоторые даже лучше, чем люди. Я заработал на куклах много денег, и теперь мы купим землю, и построим большой дом, наймем слуг, и ты ни в чем не будешь нуждаться, — и Чан снова рассмеялся.

Он сел за стол, и стал есть курицу, и рис, и пить вино из своей любимой глиняной чашки с отбитой ручкой. Мама сидела напротив, смотрела на него, подперев голову рукой, и все было, как в детстве, много лет назад. И когда мама уложила его спать и накрыла старым зеленым одеялом с прожженной дырочкой, Чан понял, что, может быть, это самый счастливый день в его жизни. Он просунул в прожженную дырочку палец, как делал давным-давно, когда был мальчишкой, тихо засмеялся и сразу уснул.

Проснулся он оттого, что кто-то по капельке лил ему за шиворот холодную воду. «Это, наверное, маленькая Лу озорует», — подумал Чан и, не открывая глаз, наугад выбросил руку, чтобы поймать сестру. Но рука так больно обо что-то ударилась, что Чан вскрикнул и резко приподнялся.

То, что он увидел, было так непонятно и страшно, что он замотал головой и, словно сумасшедший, стал стонать и всхлипывать, раскачиваясь из стороны в сторону.

Он сидел рядом с высокой пальмой, которая росла прямо из прогнившего пола. Это об нее он ударился рукой. Крыши над ним не было, и мелкий дождь, скатываясь по пальмовым листьям, падал на какое-то зеленое тряпье, которым он был укрыт. Стены дома обвалились и заросли плющом. Но это был его дом. Он узнал его.

Он повернулся лицом туда, где прежде был двор, и ему почудилось, что в одно мгновение его сердце как будто вспыхнуло и сгорело, превратившись в холодный пепел. Посреди двора, заросшего сорной травой, он увидел два бугорка. На одном, который побольше, лежала глиняная чашка с отбитой ручкой, а на другом, который поменьше, — деревянная кукла.

Дождь вскоре кончился. Выглянуло солнце. Потом опять пошел дождь. И снова выглянуло солнце. Но коротышка Чан ничего не замечал, и сидел неподвижно, словно каменный.

Вечером, когда сгустились сумерки и в воздухе бесшумно замелькали летучие мыши, неожиданно послышались чьи-то шаркающие шаги и еще какие-то странные глухие звуки. «Может, это снова призраки?» — очнувшись, подумал Чан и повернул голову.

Из-за угла дома появился изможденный старик, похожий на высохшее дерево. В одной руке у него была зажата палка, и он то и дело постукивал ей перед собой. Он подошел к могилам матери и сестры Чан, опустился на колени и стал руками вырывать сорную траву. Голова его беспомощно тряслась, и на затылке, как поросячий хвостик, болталась маленькая косичка. И только тут Чан узнал его. Это был слепой Ю-ю, их старинный сосед.

Чан поднялся и направился к нему. Ю-ю вздрогнул и обернулся.

— Кто там? — спросил он хриплым шепотом и тут же закашлялся, как будто подавился рыбьей костью.

— Это я, — сказал коротышка Чан, вглядываясь в его лицо, где на месте глаз багровели два шрама, похожие на раздавленные вишни.

— Вернулся?! — прокашлявшись, улыбнулся Ю-ю.

— Вернулся, — ответил Чан и стал рассказывать обо всем, что случилось с ним этой ночью. Ю-ю кивал головой, причмокивал языком, а когда Чан кончил, долго молчал.

— Так бывает, — наконец, произнес он. — Когда убивают невинных, их души не могут найти покоя и бродят по земле, пока кто-нибудь не отомстит за них! — Ю-ю вдруг скрипнул зубами и ударил палкой по земле. — Нет больше никого в нашей деревне. Везде развалины и могилы. Я один остался.

Ю-ю тяжко вздохнул и пошел прочь.

— Подожди! — воскликнул коротышка Чан. — Что здесь произошло?! Ты не рассказал!

Ю-ю остановился, повернул голову и прохрипел:

— Иди в столицу. Может, там все узнаешь. А в нашей округе тебе никто ничего не расскажет.

Все дни, пока коротышка Чан шел в столицу, он не раз убеждался, что слепой сосед Ю-ю оказался всевидящим: ни в ближайших селениях, ни дальше — никто не хотел рассказывать, что случилось в его родной деревне. Люди в страхе опускали глаза и старались поскорее уйти. И лишь в столице коротышке Чан повезло.

Он снял комнату у добродушного тучного зеленщика, любившего похвастаться, и в первый же вечер толстяк за бутылкой вина рассказал всю историю.

Хмельными красными глазками поглядывая на коротышку Чан и поглаживая круглый живот, толстяк говорил с самодовольной гордостью:

— Вот ты приехал из Индии и не знаешь, что я не простой зеленщик. Я иногда овощи и зелень поставляю не какому-нибудь там торговцу дохлыми слонами, а самому королю. Меня весь двор уважает и ценит, а седьмой помощник повара даже со мной разговаривает, иногда. Это он мне рассказал про Деревню Утонувших Кукол. Хотя об этом — ни-ни! — нельзя говорить в нашем королевстве. Узнают — язык отрежут. Но тебе я расскажу.

Зеленщик оглянулся на дверь, придвинулся и зашептал:

— Возвращался как-то наш Маленький король со своей свитой из дальней провинции, и у одной крошечной деревушки, у которой даже названия не было (знаю только, что там, рядом, красная скала, похожая на нос пьяницы), стали переправляться через речку. А сундук с куклами — возьми да утони. Ну, тут Маленький король в слезы: он с этими куклами никогда не расстается, совсем еще ребенок.