Промысел Господень: Летописи крови

— Способ увеличить нашу боеспособность на первый взгляд кажется отвратительным. Но нам не приходится выбирать. Мы станем големом, смертоносным соединением трех организмов в одном, и ничто не будет способно остановить нас. В каждый момент времени, согласно ситуации, контроль будет переходить к той или иной личности или же к их комбинациям. Таким образом мы станем весьма опасным противником для любого, кто станет на нашем пути.

Порфир наслаждался случайной властью над вампирами. Желание мести трансформировалось, преломившись в призме трансформаций его психики.

— Ватек знает о вашем существовании. И он будет готов к разговору. Единственное, чего стоит избегать, так это лишних провокаций. Он напряжен до того предела, после которого он будет бить и только потом интересоваться, кто попал под удар. Следовательно, действовать необходимо деликатно и осторожно. Если у вас припасены варианты диверсий и предательских ударов, то лучше отложите их до более подходящего момента.

Машруш, более расположенный к вдумчивым разговорам, внимательно посмотрел на Порфира.

— Давай вначале выясним, кем ты стал.

— Это не имеет значения.

— Отнюдь, — Машруш сделал шаг в сторону человека, — я не намерен оставлять за спиной потенциально опасных персон, как бы они ни старались показаться дружественными. Так что тебе придется все нам рассказать.

Порфир вздохнул.

— Я сам не понимаю, что происходит. Еще вчера я дрожал от страха при каждой необходимости видеть любого из вас. Но потом что-то стало меняться во мне. Нечто постороннее рождается у меня в голове, и это пытается меня контролировать. При этом мой собственный разум не отторгает чужие мысли, не пытается с этим бороться. Я просто говорю что-то, а внутри растет уверенность в том, что я это всегда знал, чувствовал, только не мог найти правильных средств для выражения. Странно.

100 проворчал нечто неразборчивое, но, перехватив укоризненный взгляд брата, решил, что лучше будет впредь хранить молчание. Каким бы необузданным ни был его нрав, он понимал всю серьезность происходящего. Для обиды в том, что от него скрывают львиную долю информации, не было места.

Тем временем Порфир продолжил импровизированную исповедь.

— Когда я вошел в логово Шерхана, я почувствовал, как некая волна накрыла меня, отгородила от окружающего мира непроницаемой оболочкой. Я стал снарядом, выпущенным из мощного оружия. Не было преград, способных меня остановить. Раньше я полагал, что, добившись справедливого возмездия, стану свободным от прошлого. Но теперь знаю, что ничего подобного не будет по той причине, что в том прошлом жил совсем другой человек. Я же сам, моя потаенная часть, существует отныне с совсем иной целью. Я более не хочу мстить каинитам, потому что начинаю чувствовать как они.

— Ты же человек? Каким образом тебе стал доступен наш образ мысли?

— Это объяснить еще труднее. Как и тот факт, что мне очень хочется выпить чью-нибудь кровь…

99 рассмеялся. Он сделал это так неожиданно, что 100 и Машруш не нашли ничего лучше, чем схватиться за оружие и направить его на каинита. Тот лишь рассмеялся еще громче. Только Порфир, грезивший наяву, остался невозмутим.

— Скажите, — спросил он тихим голосом, — я становлюсь вампиром?

К тому времени, как на местном небе четко проступили силуэты марсианских спутников, вампиры пришли к общему мнению по поводу проникновения в кондо Ватека. Машруш, на чье усмотрение были отданы вопросы тактического прикрытия команды, решил положиться на удачу. Более острожный 100 долго упирался, настаивая на молниеносной и неожиданной атаке. Его брат, давно решивший полагаться исключительно на собственные силы, активного участия в дискуссии не принимал. Окончательный вердикт вынес Порфир, к голосу которого прислушивались уже практически беспрекословно.

— Ватек не проявит особой агрессии в наш адрес. Более того, он с нетерпением ждет нас.

— Без ловушек не обойдется. — Машруш, отчасти довольный собой, спокойно чистил оружие, изредка поглядывая в окно на ночное небо.

— Конечно, не обойдется. Но Шерхан не намерен уничтожать нас до того момента, пока не получит от нас всей возможной информации об активности Патриархов.

100 и 99 переглянулись. Человек ухитрился в очередной раз поставить их в тупик.

— Какой информации? — 100 старался довести свою интонацию до максимально спокойного тона. В ряде случаев ему это удавалось.

Порфир не смог ответить сразу. Смысл сказанного был весьма расплывчат и для него самого. С одной стороны, он уже привык к тому, что внутри него другая личность варится в своем собственном информационном соку. Но он постоянно забывал о собеседниках, вольно или невольно становившихся свидетелями перманентного раздвоения его личности.

— Я что-то знаю, — проговорил он наконец, — и Шерхан постарается сделать все возможное, чтобы эти знания достались ему. Только вот к каким методам он прибегнет?

— Не стоит особо нервничать на этот счет. Я так понял происходящее — в его логове есть что-то, провоцирующее твои метаморфозы. И чем ближе ты находишься к этому источнику, тем быстрее изменяешься. — Машруш изменил свое положение, отойдя от окна и присоединившись к своему псу, мирно дремавшему в одном из углов комнаты.

Дневальщик сел на корточки, положив одну руку на голову зверя, другой рукой он начал вычерчивать в воздухе ему одному известные узоры. Внешне он был похож на колдуна, вершащего некий обряд, смысл которого был недоступен невольным зрителям. В конце процедуры Машруш встал и направился к 100.

Без слов поняв намерение дневальщика, вампир преклонил колени, позволив Машрушу осенить себя тайными знаками. Затем по очереди так же поступили 99 и Порфир.

Когда обряд завершился, команда приступила к осуществлению намеченного.

Три тени упали на глянцевую поверхность дорожного покрытия. Затем к ним присоединилась еще одна, отделившись от одной из первых теней, самой крупной. На дороге вырисовался силуэт пятого существа.

Колагенный осветитель, работающий в трехфазовом световом режиме, отработал вторую фазу и переключился на равномерный заливающий свет, который ложился на предметы, передавая им свою цветовую компоненту. Размытые тени приобретали большую четкость, а предметы становились несколько ярче, чем им полагалось быть в ночное время.

Первым из темноты тупика вышел Машруш, за ним проследовал верный пес. Животное втянуло широким носом холодный воздух и мотнуло головой. Дневальщик слегка наклонился вниз, чтобы потрепать зверя по лысой голове. Собака дернула ухом и оглянулась. В тени тупика молча стояли остальные члены команды. Затем, одновременно подчинившись спонтанному порыву, они также покинули убежище.

На другой стороне проезжей части возвышался шпиль небоскреба, последние этажи которого укутывались в рваные полотнища облаков. Редкие окна излучали тусклый свет, перед огромным стеклянным порталом, разделяющим внутреннее пространство холла с внешним миром, неторопливо прохаживалась охрана. В их жестах и поведении читалась напряженность, а на ментальном уровне вампиры улавливали отголоски того, что можно было бы назвать страхом. Но особых иллюзий на счет свиты Ватека посланники Патриархов не питали. Опытные Псы, чьи жизни были наполнены сражениями и сопутствующими им переживаниями боли и страдания как жертв, так и палачей, давно научились абстрагироваться от всего того, что непосредственно не касается самого поединка. Высшей же стадией такого умения было полное неприятие каких-либо эмоций, что позволяло доводить тело и контролирующий его разум до той степени концентрации, когда само время изменяло свой ритм и направление в угоду поединка.

Только Порфир, чье естество по-прежнему в большей части оставалось человеческим, испытывал нечто, доступное только людям. В течение мгновений его дух претерпевал весьма широкий спектр эмоциональных изменений. И только огромным усилием рассыпающейся на мириады самостоятельных частиц воли он приказывал себе идти по намеченной траектории. Он чувствовал, как ментальная трансформация затрагивает и его физиологию, как в организме начинаются процессы, доселе ему неизвестные. Особенно заставляли его нервничать усиливающийся зуд в деснах и желудочные спазмы, порой настолько сильные, что человек с трудом сдерживал стоны, пытающиеся вырваться из горла.