Данэя (СИ)

48

– Добрый день, Эя. Мне нужна ваша помощь: мы ставим старинную пьесу, и я играю главную героиню – она жена и мать. Кто, кроме тебя и Дана, сможет мне помочь?

– Ну, да. А как называется пьеса?

– “Бранд”.

– Ибсена?!

Сын больше не жил с ними – его домом стал блок Лейли в Городе Муз. Прилетая в Звездоград – он не стал переводиться из здешнего университета, из-за друзей, которые у него там уже были – Сын обязательно старался, хоть ненадолго, увидеться с ними и сестрой, не прибегая к телесвиданиям.

Они все не особо представляли, как себя вести в этой необычной ситуации. Не говорили о Лейли, а она, казалось, не испытывала желания вновь увидеться с ними.

Этот радиовызов она сделала сейчас почему-то ей, Эе.

– Мне очень нужна ваша помощь, – повторила Лейли. – Не могли бы вы прилететь к нам на студию – на репетицию?

Когда они там появились, зал, где шла репетиция “Бранда”, был набит до отказа. Впервые: никто посторонний до сих пор на его репетициях не появлялся.

Постановка пьесы вообще с самого начала натолкнулась на большие трудности: желающих играть в ней почти не было. Лейли – Агнес, да Поль, решивший сам играть Бранда. С остальными ролями помог Цой, с трудом уговоривший несколько актеров, далеко не самых лучших, если не считать взявшего роль Фогта Рема.

Но на роль Герд он исполнительницы не нашел, и Лейли обратилась к Рите, не очень, правда, рассчитывая, что та согласится. Но, к удивлению, Рита, перед тем отказавшая Цою, обещала подумать.

... Об этом она рассказала Милану во время свидания.

– Если я и соглашусь, то лишь чтобы познакомиться с Лалом.

– Младшим?

– Ну да. Он бывает у нас почти каждый вечер, когда играет Лейли. Ты знаешь: она близка с ним.

– Конечно.

– Ты поразительно много знаешь.

– Не от тебя.

– Ну, и что?

– Ты переменилась.

– Не думаю.

– Ты больше не хочешь нам помогать?

– Я этого не говорила.

– Тогда – будет полезным, чтобы ты познакомилась с этим новым Лалом. Ты знаешь, что они всё услышанное тобой тогда от Лейли говорят всем и повсюду? И многие их слушают, и потом передают и обсуждают с другими. Ты-то понимаешь, к чему это может привести.

– Безусловно. Значит – брать роль этой полоумной?

– Это же поможет тебе узнать от них ещё многое, ценное для нас. Да, девочка?

– Тебе так же трудно отказать, как и отказаться сейчас от тебя! – усмехнулась она, придвигаясь к нему. Но ею уже двигало и любопытство: в любом случае, эти люди были слишком необычны.

... Лейли познакомила их с главным режиссером “Бранда” – Полем. Гостям показали две сцены: там, где Бранд собирается покинуть горное селение, но преследуемый криками Герд и сознанием своего долга, остается, – а с ним и Агнес: затем – в которой приходит цыганка, и Агнес отдает все вещи умершего ребенка.

Лейли была великолепна: в каждом слове, каждом её движении было неподдельное чувство. Но при этом многое она представляла себе слишком не точно – на это ей надо будет указать: объяснить необходимые подробности. Не это главное. Главное – как она воспринимает образ Агнес. И как держит сверток с ребенком. Своего бы ей! Ну, об этом и мечтать не приходиться.

И Бранд хорош: Поль играл человека не только убежденного и неукротимого – его Бранд нес боль за то, какими были люди. За его убежденность скрывалась мука преодолеваемых сомнений, подавляемого желания снизойти к слабости людей – им надо помочь стать ими в самом высшем смысле. Вопреки им самим, вопреки жалости, мешающей ему.

Воспоминания нахлынули на Эю. “Бранд” тогда послужил Дану средством, чтобы заставить её преодолеть сомнения, решиться: сейчас она уже не представляла жизнь без своих детей. И её долг помочь другим стать такими же. Надо помочь им, Полю и Лейли: постановка “Бранда” всколыхнет людей.

К сожалению, поговорить здесь не удастся. Людей много – все смотрят только на них. К тому же, репетиция продолжалась намного дольше, чем они предполагали.

– У нас назначена встреча с друзьями в Звездограде. Может быть, полетите с нами? – предложила Эя. – Поговорим в кафе.

– Но ваша встреча...

– Для них наш разговор будет интересен. Так, как?

– С удовольствием! – Поль и Лейли поднялись.

– Мне можно с вами? – спросила Рита.

Дорогой Лейли расспрашивала Эю, насколько верно изображала она Агнес – Эя объясняла ей её ошибки. Остальные молчали, слушая их. Поль и Рита впервые видели астронавтов так близко и были всё внимание, хотя каждого интересовало совсем разное.

Для Поля они были, прежде всего, прототипами героев пьесы. Дан, действительно, напоминал Бранда, только более спокойного и менее сурового, – был бы и Бранд таким же, имея за собой столь великие свершения? Но Бранд и Дан – люди слишком разных эпох. Бранда ведь некоторые режиссеры ещё во времена Ибсена трактовали как сурового фанатика только из-за того, что он прест: его стремление к совершенству людей связано с его религией. Но сколько замечательных людей того времени были глубоко религиозны: Толстой, Ганди, Кинг. Два последних были убиты.

Бранд – не фанатик: его требовательность вызвана ясностью главной цели – непрерывным совершенствованием. Дан тоже напоминает человека, ясно осознающего цель. Какую – Поль в общих чертах уже знал со слов Лейли. Но он хотел послушать их самих: слова Лейли пробудили сильнейший интерес к тем идеям, которые они, как ему говорили, теперь повсеместно проповедовали. Но правы ли они вообще – или настолько, что, не принимая всего, следует признать их частичную правоту – об этом он судить ещё не решался.

Но сами личности! По сути, для него и Бранд представлял ценность лишь как яркий, цельный характер, – впрочем, в нем до сих пор много неясного, непонятного.

– Что ты можешь сказать о моем Бранде, сеньор? – наконец решился обратиться Поль к Дану.

– В нем немало того, кого можно взять прототипом – его, к сожалению, уже нет – моего друга: Лала.

“Не считает, что он сам!”, отметил молча Поль.

... А Рита чувствовала себя несколько странно. Быть лазутчицей – это щекотало нервы, казалось увлекательным, как в старинных книгах о них. Но в то же время она, как и все на Земле, не могла не восхищаться ими.

Что они хотят? Почему, действительно, нарушили существующий порядок и проповедуют другим его уничтожение? Постепенно стало усиливаться желание узнать и понять как можно больше не только для Милана и профессора Йорга.

Кафе “Аквариум”, где проводили они большинство встреч, было выбрано Даном: там украшением стен было большое количество искусно оформленных, светящихся аквариумов, и он удовлетворял свою былую страсть к рыбкам, любоваться которыми столько лет не имел возможности. Всегда садился лицом к круглой стене: пол медленно вращался, и аквариумы с самыми разными рыбками поочередно проходили перед глазами.

Там их ещё никто не ждал. Они уселись за стол, каждый заказал легкий ужин киберповару. Снова завязался разговор о “Бранде”.

– А ведь эта пьеса когда-то сильно помогла мне. Да, Мама? – спросил Дан.

– Ещё как! – ответила Эя. – Я, пожалуй, расскажу, как это было.

Вскоре появились те, кого они ждали: Арг и Лия с десятком молодых аспирантов.

– Извини нас, учитель, что явились позже тебя! – сказал Арг, совершенно седой: его обращение звучало странно – Дан выглядел не старше его.

Чувствуя себя опоздавшими, вновь пришедшие тихо уселись и тоже стали слушать рассказ Эи.

... Это она не рассказывала во время её прилета к ним в горы. О том, как Лал уговаривал её родить ребенка; о своих колебаниях, о том, как после гибели Лала она решила, что это уже не нужно. О попытках Дана убедить её – сделать в память друга: он предложил ей тогда посмотреть “Бранда”.

О “Радуге”, которую вспомнила после просмотра “Бранда” и содержание которой вкратце пересказала. И как тогда, наконец, решилась.