Войны Марса (Марсианский стройбат) (СИ)

– На радостях, наверное. А утром его нашли мёртвым. Даже я как врач был удивлен. Здоровый, крепкий гоблин умер бед признаков насильственной смерти. Теперь все говорят, что только такой великий человек, как Пашка, мог придумать божественный напиток речных гоблинов – самогон. А главное разрешил всем пить без ограничений. Аборигены ведь до этого потребляли слабенькое пиво, и то по большим праздникам.

Ну да, подумал Сергей, если много и очень быстро выпить, то ничем хорошим это не кончится. А гоблины к крепкому алкоголю, как и наши северные народы, генетически непривычны.

– Все поголовно пьяны уже почитай месяц. Ни одного трезвого нет. А ещё он их учит курить «гидру».

– Грибы, что ли?

– Ну да… – горестно вздохнул врач. – Помяните меня, при таких темпах употребления алкоголя всё племя вымрет за пару лет.

– А из чего хоть самогон гонят? – поинтересовался Сергей, потому что самогон действительно был хорошим и очень крепким, как кубинский ром.

– Из местной ёлки.

– А-а-а… из этих чёрных?

– Из них самых. Очистка получается высшей пробы, потому что там углерод этот самый. Вашему Пашке несказанно повезло.

Сергей не стал рассказывать врачу о Пашкиных фокусах на базе. Не успел да и не хотелось чернить своих, пусть эти свои и оказались подонками. Мимо снова пробежала стража, бренча оружием.

– Что будем делать? – спросил он.

– Стража ещё не очухалась. А когда очухается, Пашка её нагонит в туннели видимо-невидимо. Поэтому самое лучшее время давать дёру сейчас.

Он так и сказал «давать дёру», хотя в устах уравновешенного доктора это выглядело, как пошлость. И тут Сергей вспомнил, что Жора Генацаревский в стельку пьян. Как же его дотащишь такого здорового?! – разозлился он. Нашёл, когда напиваться.

– Надо забрать Жору и Вовку Жукова и вас с Лобастовым.

– Мы с Андреем остаемся, – сказал Давыдов. – Нам Пашка, даже если очень захочет, ничего не сделает. А ваш товарищ вчера женился на аборигенше. Поэтому он тоже не уйдет.

– Надо попробовать, – сказал Сергей.

– Бессмысленно. Уходите к своим, а потом возвращайтесь.

– А вы знаете, что я видел экипаж третьей ракеты, – сказал Сергей.

– Что?! Где?! Ну же!.. – Давыдов больно схватил Сергея за руку.

– В лесу стоит странный дом камбуна, в доме много скелетов аборигенов, а на самом верху – весь экипаж. Там женщина с белыми волосами.

– Вот как… – произнёс Давыдов как-то странно. – Это Тамара… моя жена... Она была врачом на третьем корабле, поэтому мы не попали в один экипаж. Слушайте, вы обязательно должны остаться в живых, чтобы отвести меня туда.

– Я постараюсь, – сказал Сергей.

– Нет, это я постараюсь, – ответил Давыдов, выглядывая из их укрытия. – Побежали!

Сергей надеялся, что Давыдов подскажет ему что-нибудь о великой непознанной «тени», то бишь камбуне-охотнике, но то ли врач ничего не знал, то ли растерялся. Через мгновение они очутились в покоях Пашки Марфина. Но в них никого не было: ни Жоры Генацаревского, ни гоблина по имени Зовущий, ни, конечно, Пашки Марфина, который стал Двадцать Первым Гаяном.

– Я знаю, где он! – воскликнул врач. – Быстрей!

– Одну секунду, – Сергей схватил в охапку скафандр Жоры и повесил на левую руку его шлем с таким расчётом, чтобы иметь возможность выхватить пистолет.

Передвигаться, когда у тебя в раках скомканный скафандр и шлем, было крайне неудобно. На этот раз дорога, которую избрал Давыдов, вела не вверх, а вниз. Сергей не знал, хорошо ли это или плохо, и на всякий случай приготовился к самому худшему. Впрочем, судя по Давыдову, ничего страшного не предвиделось и Жора жив. По крайней мере, Сергей на это надеялся. Если что, всех перестреляю, думал он, всех-всех. Как он жалел, что не прихватил хоть один боевой посох Пантигера. А вот кем считать самого Пантигера – другом или врагом, он ещё не понял. Слишком всё получилось запутано.

Жору они нашли, посаженного не в яму, а в старую крепостную темницу – в речной карцер!

Вначале они услышали рёв и пошли на него. Так мог кричать только разъярённый лев. Потом отобрали у двоих тюремщиков ключи и умели честь лицезреть пьяного Жору Генацаревского. Он ползал по камере, как младенец, а орал, как последний пьяница.

– Ну падлы! Ну гады! – возмущался он и с третьей попытки покинув камеру. Руки у него подламывались. Слова, вылетающие их глотки, были нечленораздельными. – Они, понимаешь, – стал жаловаться он, – обманули меня. Сказали, что пойдём за пивом, а привели сюда. – Дай мне, дай мне пистолет! Я этого Пашку завалю!

Его избили до черноты. Лицо было сплошным синяком. Глаза – одни щелочки.

– Ты стоять не можешь, – сказал Сергей.

– Да, – согласился Жора. – Тогда уведите меня отсюда! Уведите! – и расчувствовался: – Я домой хочу…

– Все хотят, – скептически сказал Давыдов.

Сергей затолкал в камеру тюремщиков, а потом вместе с врачом помог Жоре надеть скафандр. Жора очень старался и очень им помогал, но толку от него было, как от пятилетнего дитяти.

– Слышишь, – сказал Жора, когда Сергей подставил ему плечо. – Я чего узнал. Этот наш… Пашка возомнил себя царьков. Он послал гоблинов за Милой.

– Как за Милой?! – воскликнул Сергей и едва не упустил Жору на пол.

– А вот так. Сказал, что заберёт всех женщин сюда, всё равно облако Гло… Гло…

– Глобула… – подсказал Сергей.

– Да, Глобула… всех убьёт.

– Вот в чём дело… – пробормотал Сергей, – а я думаю, чего он так мягко стелет.

– Он вообще грозился тебя извести. Ему нужна Мила. Зачем ему конкурент… я и… ударил… эту сволочь… и…

Жора бормотал всё тише и тише. Ноги у него стали, как спагетти, и через десяток шагов он вообще повис на Сергее и Давыдове, как половая тряпка.

– Ну и здоровый он… у… тебя… – едва выговорил Давыдов. – Фу-у-у…

Сергей хотел сказать, что Давыдов ещё не видел Большего, то есть Гошу Мамиконова, но не стал тратить время на разговоры. Через сотню шагов они уже вовсю обливались потом, словно волокли тушу слона.

Давыдов знал все ходы и входы, коридоры, лестницы и туннели между ними, как пять своих пальцев, и они тащили Жору такими заброшенными ходами, где задевали за низкий потолок, где порой им приходилось идти по колено в мусоре, в море пыли и затыкать носы, потому что воняло немилосердно. Какие-то мелкие твари и насекомые сновали под ногами. Вот почему Пашка отволок Жору вниз, а не в верхнюю тюрьму, понял Сергей, и них просто не хватило бы сил затащить его наверх. Повезло нам, думал он, повезло несказанно – не спасли бы мы Жору из верхней тюрьмы. Отбить отбили бы, он не донесли бы. Как пить дать. Только бы не столкнуться с гоблинами. Только бы не столкнуться. И как накаркал. В тот момент, когда впереди запахло не сушёной рыбой и не вонючим самогоном, а – рекой, в одном из переходов они почти столкнулись со стражей. Давыдов вовремя среагировал. Они с ходу сунулись под лестницу, по которой прогромыхали гоблины. С ними было несколько белых муранов, чей цокот копыт был слышан задолго до того, как появлялись их обладатели.

Когда же стража исчезла и они стали поднимать Жору, то прокляли весь белый свет – Жора был тяжёлым, как средний танк.

Потом дышать стало легче, потому что через дыры в стене стала видна река, но до неё ещё было метров двести. Слышались голоса рыбачащих аборигенов. Пахло тиной.

– Все пришли… – сообщил доктор.

– Почему? – удивился Сергей.

– А посмотри…

Сергей осторожно выглянул из-за угла. Четверо гоблинов самого звероподобного вида и трое белых муранов сидели в нижней части лестничного марша.

Так, подумал Сергей, их семеро, в пистолете у меня десять патронов. Хватит на всех и ещё останется. Он уже собрался спуститься и всех их убить, как Давыдов сказал, глядя на него из-под нависающего Генацаревского.

– Ты их припугни. Пусть убегают.

– Они же донесут, что мы здесь?!

– Пуская доносят. Нам-то что? Пашка думает, что мы пошли в горы.

– Почему?

– А по горам ближе. Есть здесь тайные тропы. Он же знает, что я вас веду. Вот он всех туда и погнал. Мосты перекрыл. Тропочки перерезал.