Войны Марса (Марсианский стройбат) (СИ)

– А где наши посохи-то?

– В цукубе остались. Мы их там на радостях и забыли.

– А куда делся бригадир разведки?

– Я понимаю, что он тебе дорог, – сказал Жора Генацаревский, – но у меня сложилось такое впечатление, что ему кердык.

– В смысле? Ты что-то видел?

– Я ничего не видел. Но мураны его куда-то утащили, должно быть, кушать хотели.

– Иди ты в пень! – посоветовал Сергей. – Ты понимаешь, что его срочно надо найти?

– Понимаю… – грустно ответил Жора, потому что ему не хотелось двигаться, а хотелось завалиться и поспать. – От этой мысли на душе у меня очень и очень неспокойно. А может, ну его на фиг?

– А Земля? А наши наверху?

– Фу-у-у… – выдохнул Жора Генацаревский провел ладонью по лицу, словно смахивая паутину. – Все дела надо делать на трезвую голову.

– Раз другой нет, пошли с такими головами, – сказал Сергей, чувствуя, как нему возвращается бодрость.

Был у него такой грех – если чуть-чуть опохмелялся, то восстанавливался часа через три.

– А пива у тебя больше нет?

– Пива нет, – ответил Сергей, прислушиваясь.

Кто-то поднимался по широкой лестнице. Было такое ощущение, что он их с Жорой подслушивал. Сергей сделал предостерегающий жест, и Жора всё понял. Он многозначительно закатил глаза, и лицо у него стало умным-умным, словно он сдавал тест-айкью и очень боялся ошибиться.

Сергей на всякий случай взялся за рукоятку АПС. Но в комнату ввалился никто иной, как Каздоя. Он тащил целых четыре кувшина и дышал, как стайер в конце дистанции. Пот катил с него градом. Видать, тоже вчера много принял на грудь.

– Каздоя! – воскликнул Сергей и убрал руку с пистолета. – Ты наш спаситель.

– Пейте, друзья, пейте… – промямлил Каздоя и рухнул на ближайшую лавку.

Всё-таки они против нас слабы, с превосходством подумал Сергей.

Жора Мамиконов моментально схватил один из кувшинов и, не разбирая, что в нём, опрокинул в рот. По глазам Жоры Сергей догадался, что пошло не в то горло. Но к его удивлению, Жора выпил всё до последней капли, поставил кувшин на стол и произнёс, похлопав себя по бокам:

– Вот теперь можно жить, можно и крикуна искать!..

Потом он сделал глупое лицо, потому что понял, что проболтался, однако Каздоя, казалось, не обратил внимания на его слова.

– Ты чего пил-то? – спросил Сергей.

– Не знаю, – беспечно ответил Жора.

– Ты самогона выпил, – сказал Сергей, нюхая кувшин. – Смотри, свалишься, я не виноват.

Сам он ограничился парой глотков пива. Нельзя сказать, чтобы это как-то изменило его общее самочувствие, но желудок отозвался благоприятным урчанием. Больше пить Сергей не стал, а поставил кувшин рядом с собой.

Каздоя тоже выпил совсем немного и сказал так искренне, что у него встрепенулись острые уши, поросшие рыжей шерстью:

– Да не волнуйтесь, ничего с вашим крикунов не случилось.

У Сергея отлегло с души. Неужели так просто, подумал он, и все мои подозрения гроша ломаного не стоят. Зря я Пашку подозревал.

– Интересно было бы на него посмотреть, – громко сказал Жора Генацаревский и икнул.

Его повело в сторону, он опёрся о стену и склонил голову. Это продолжалось пару секунд. Но пьяным Жора ещё не был.

– А чего нельзя? – удивился, как рубаха-парень, Каздоя. – Пошли.

Сергей вспомнил, что они вчера так набрались, что клялись друг другу в дружбе, а Сергей рассказывал, что они сделают с Марсом, когда прилетят остальные ракеты – озеленят, конечно, от одного полюса до другого. Кажись, Каздоя не возражал. Однако Сергею почему-то было стыдно. Наврал в три короба, подумал он, а Каздоя поверил.

Жора Генацаревский двинул следом за гоблиным, а Сергей подхватил свой кувшин и пошёл за Жорой. Здоров он был, как гора. Если бы кличка Большой не приклеилась в Гоше Мамиконову, Жору называли бы именно этой кличкой. Или Большой-один и Большой-два. Но клички у Генацаревского не было, должно быть, потому что он был бригадиров, а ему кличка как бы не положена, думал с уважением Сергей. Хороший у нас бригадир. Весть о том, что крикун жив, настроила его на благодушный лад. Я только один раз видел хорошего бригадира – старшину Евгения Петровича, который учил нас подводному делу. Все остальные были гадами, кроме Генацаревского. Смущало только одно: шлем крикуна и таинственные переглядывания по время пира Каздоя и Пашки Марфина. Может, мне показалось? У страха, как говорится, глаза велики. Однако на всякий случай Сергей достал пистолет и на ходу дослал патрон в ствол. Бережёного бог бережёт, подумал он, возвращая пистолет в кобуру.

К его удивлению, они пошли не вниз, а – вверх по многочисленным переходам. Им то и дело попадались то пьяный гоблин, бредущий, как потерянный, то белый муран со страшного похмелья. Откуда-то из глубины пещер доносился запах сушёной рыбой, странных неземных специй, вареного мяса и… кукурузы. Откуда на Марсе кукуруза? – удивился Сергей. Он быстро потерял ориентировку и уже не соображал, куда они идут, во всем полагаясь на Каздоя и Жору. Крохотные комнаты-переходы с обязательной скамейкой вдоль стены, сменялись длинными винтовыми лестницами, которые с каждым шагом становились всё непреодолимее. В затылке снов застучали надоедливые молоточки: «Тук-тук, тук-тук…» Если бы крикуна хотели убить, потащили бы вниз, думал Сергей, и легче, и идти недалеко. Ещё один плюсик в пользу Пашки. Но шлем, шлем крикуна! – думал он, вот что больше всего меня смущает. На пятом лестничном повороте он стал задыхаться. Сказалось долгое пребывание под землей, тяжёлая работа, вчерашняя пьянка и разряжённая атмосфера. Закрыть стекло шлема Сергей не решился. Без стекла он лучше ориентировался. Жора же пер, как буйвол, только оставлял на ступенях капли пота. Алкоголь тоже был допингом, правда, очень коротким. Каздоя вообще не было видно. Похоже, он даже не ощутил подъема.

Вдруг Жора замер, как столб:

– Дай глотнуть…

Пока Жора пил, Сергей протиснулся вперёд. Жорино лицо посерело. Губы стали бледными, как у старика.

– Ну где вы там? – над перилами возникло лицо Каздоя.

– Сейчас… – сказал Сергей и обернулся на звук.

Жора был никаким. Он сидел на ступеньках, опершись на колени локтями, кувшин валялся под ногами.

– Иди… – пробормотал он. – Я немного посижу… – изо рта у него лилась слюна.

Всё, готов, понял Сергей. Он заставил себя подняться ещё на два лестничных поворота. Каздоя видно не было, как не было видно ни конца ни края этой проклятой лестницы. Потом снова раздался голос Каздоя:

– Ну где вы там?..

Сергей едва разглядел его где-то под потолком и попер на одной силе воли. В животе снова поселился кирпич. Ноги дрожали и казались негнущимися, картонными.

Гоблин ждал его на площадке. В узкую расщелину бил яркий, струился свежий воздух, разбавляя рыбный запах пещер. Сейчас точно скинет в реку, безразлично подумал Сергей. Каздоя сказал:

– Здесь он. Не волнуйся. Сейчас увидишь.

Сергею уже было всё равно. Катастрофически не хватало воздуха. Надо было шлем опустить. Зачем мы сюда попёрлись, с тоской думал он, отоспались бы до вечера. Крикуну, должно быть, уже всё равно.

– Вот… – неопределенно сказал Каздоя. – Он здесь…

Они попали в очередной солнечный и светлый переход, но не такой крутой – с широкими ступенями. За переходом – абсолютно голое помещения типа веранда, поперёк которой лежал пьяный в стельку белый муран. А ещё в комнате на веревках сушились огромные желто-красных рыбины. В брюшка у них были вставлены палочки, и жир капал прямо на пол. Насекомые, похожие на ос, с жадностью возились в жирных внутренностях и на полу.

Здесь всё было сделано грубее: толстые, массивные столбы жёлтого цвета, поддерживающие потолок, огромные ступени, словно рассчитанные на гигантов. Слева угадывалась голубоватая пропасть долины Маринера. Глядеть туда не хотелось. Крыша у меня и так на одном гвоздике держится, подумал Сергей. В следующий комнате ямы в полу были забраны решетками. Из дальнего угла поднялся пьяный белый муран – полуголый, одетый в какую-то рваную накидку. Его огромное лицо не было намазано, как обычно, жёлтой минеральной краской, и от этого казалось лицом мертвеца.