Границы бесконечности

цветочная преграда закончилась, слившись с обыкновенным кустарником. Майлз сорвал розу, проверил, не видит ли его Эстергази, и с любопытством надкусил ее. Нет, он явно не лошадь, да и букет вряд ли выдержит дорогу. Придется Дурачку удовольствоваться овсом.

Майлз смотрел, как вечерние тени плывут вверх по Дендарийскому хребту. Какими маленькими кажутся эти горы из космоса! Маленькие морщинки на оболочке глобуса, которые можно прикрыть рукой: раз – и вся их давящая махина становится невидимой. Что же иллюзорно – расстояние или близость? Расстояние, решил Майлз. Расстояние – наглая ложь. Знал ли это отец? Майлз подозревал, что знал.

Он задумался над желанием отдать все свои деньги – а не только сумму, предназначавшуюся на флайер, – этим горам. Бросить все и учить детей читать и писать, устроить бесплатную больницу, сеть спутникового приема – или даже все сразу. Но Лесная Долина – только одно из сотни таких же поселений, разбросанных в этих горах, и одно из нескольких тысяч на всем Барраяре. Налоги, выжатые из этого района, помогают содержать элитарную военную школу, в которой он только что потратил… Какую часть их средств? Сколько теперь ему надо отдать только для того, чтобы сквитаться? Он ведь и сам теперь ресурс планеты, подготовка сделала Майлза таковым, он избрал свой путь.

Верующая мать Майлза всегда утверждала, что по способностям человека можно понять, к чему его предназначил Бог. Высшие баллы по академическим дисциплинам Майлз зарабатывал усидчивостью и упорным трудом. Но военные игры, соревнования, в которых требовалось перехитрить противника, опередить его действия хоть на шаг – конечно, он должен был побеждать, он не имел права на ошибку – все это было ему просто в радость. Когда-то война была в этих краях отнюдь не игрой. Не так уж давно. И она может прийти сюда снова. То, что получается у тебя лучше всего, и есть твое призвание. Похоже, по крайней мере, в этом Бог заодно с императором.

Меньше двух недель назад Майлз, раздуваясь от гордости за свои достижения, принес офицерскую присягу императору. Втайне он представлял, как будет хранить верность этой присяге в огне сражений, под пытками врагов – куда ни забросит его судьба (что не мешало, впрочем, ему обмениваться с Айвеном циничными шуточками относительно архаичных шпаг и замшелых стариканов, которые настаивают на том, чтобы их носили). Но теперь он понял, что в его сердце император больше не будет символом Барраяра.

«Мир тебе, маленькая леди, – мысленно обратился он к Райне. – Твой девиз будет носить на щите неказистый и скособоченный современный рыцарь. Но мы с тобой родились в неказистом и скособоченном мире, который отвергает нас без жалости и изгоняет без спроса. И знай, что в твою честь я не стану бросаться с копьем на ветряные мельницы. Я пошлю саперов, чтобы они заминировали этих крутящихся паразитов, и разнесу их в щепки…»

Теперь он знал, кому служит. И почему не может отступать. И почему не имеет права сдаться.

2

– Чувствуешь себя получше? – спросил Иллиан.

–