Великий ум Марса

гда, и тогда я буду знать, что если он за мной не пришлет, то, значит, находится в своей комнате. Кроме того, я увидел, что с этого времени должен считаться с опасностью разоблачения. Зная это, я решил поспешить с завершением своих планов и рискнуть всем в одной дерзкой попытке.

Этой ночью случай мне не представился, так как Рас Тавас послал за мной и сообщил, что должен погулять в саду, так как устал. Я же нуждался в целой ночи. Поэтому, погуляв до полуночи с Рас Тавасом, я был вынужден отложить осуществление замысла до завтра. Следующим утром я убедил Рас Таваса послать за мной раньше под предлогом, что должен выйти за ограду и посмотреть на Барсум за пределами его лаборатории и садов. Я был почти уверен, что он согласился с просьбой, так как до этого он никогда мне не отказывал. Имей он старое тело, он бы никогда не пошел на это – насколько же сильно изменили его молодая кровь и молодое тело, если он согласился.

Я никогда не был по ту сторону здания и не видел, что там, так как ни в одной из внешних стен здания не было окон, а в садах деревья достигали такой высоты, что загораживали все, что находилось между ними. Мы некоторое время гуляли в саду как раз у внешней стены, и я спросил у Рас Таваса, могу ли я выйти за нее.

– Нет, – ответил он, – это опасно.

– Почему? – поинтересовался я.

– Я покажу тебе, причем обзор будет куда лучше, чем просто за воротами. Следуй за мной.

Он сразу же провел меня к величественной башне, которая возвышалась в углу самого большого здания из группы, образующей огромное учреждение. Внутри был спиральный коридор, который вел не только наверх, но и вниз. Мы поднимались с этажа на этаж, пока не пришли, наконец, на вершину башни.

Передо мной раскинулся впервые увиденный мной за много месяцев пребывания на Барсуме обширный ландшафт. Почти что целый год я был заточен в мрачных стенах кровавой лаборатории Рас Таваса. К тому времени странная жизнь здесь стала казаться совершенно естественной, ведь мы, люди, рабы своих привычек. Но с первым взглядом на открытую местность во мне пробудилось такое стремление к свободе, к пространству, к беспрепятственному перемещению, что от него никак нельзя было больше открещиваться. Перед нами внизу лежал небольшой кусочек скалистой суши, возвышавшейся на дюжину, или чуть больше, футов над окружающей местностью. Площадь его была, грубо считая, сотни акров. На нем стояли здания и росли сады. Башня, на которой мы находились, была расположена примерно в центре всего пространства. За внешней стеной, на ленточке каменистой земли, рос редкий лес разнокалиберных деревьев, разбросанных кучками, а за всем этим было то, что казалось заросшей тиной, через которую тянулись полоски, кое-где содержавшие воду – маленькие озера, наибольшие из которых охватывали едва ли два акра. Этот ландшафт простирался насколько хватало глаз и прерывался изредка случайно разбросанными островками, подобными тому, на котором мы находились. Невдалеке, на линии горизонта, виднелся большой город. Его купола