Музей Восковых фигур

Мудрый и спокойный Боррель, занятый войной с маврами, временно отложил вопрос о подчинении и наказании мятежных вассалов.

В числе недовольных, не признававших Борреля, был Беремундо Рыжий, незаконный сын графа Гильермо.

У Гильермо был еще другой сын, законный, Бернардо. Незадолго до смерти отца, этот Бернардо, достигнув совершеннолетия и выдержав воинское испытание, то есть показав, что он умеет управлять конем и владеть оружием, оставил родительский дом и уехал на север, отказавшись даже взять с собой слуг, как это подобало благородному рыцарю. Напрасно отец убеждал его не уезжать, ссылаясь на свои преклонные годы; Бернардо остался непоколебим и хотя почтительно, но настойчиво упросил графа отпустить его.

Старый граф не делал внешнего различия между своими сыновьями. Им оказывался одинаковый почет и было дано одинаковое воспитание, но по мере того, как они росли, все более и более обнаруживалась разница в их характерах и наружности.

— Беремундо, — говорил графу духовник, — рожден вне брака, т. е. в преступлении, и я боюсь, чтобы в нем не проявилось наказание Божие за ваш грех…

Бернардо был добрый и способный юноша. Его прекрасная наружность вполне соответствовала его внутренним качествам. Благородная душа отражалась в кротких чертах его лица.

Беремундо был зол, завистлив и неукротимо страстен. Его душа постоянно была напоена ненавистью. Он ненавидел своих учителей, своего отца, своего брата — всех и любил только свое тело. Напрасно Гильермо старался его исправить увещаниями, а иногда наказаниями: они не вели ни к чему. Старый граф в сокрушении сердца говаривал тогда, что в его семье живут рядом агнец и ядовитая змея и что только родство крови препятствует ему изгнать Бере-мундо из-под родительского крова. Наружность его тоже соответствовала душе и с годами стала еще более отталкивающей. Узкий, всегда нахмуренный лоб, огромный толстый нос и рыжая всклокоченная борода придавали ему совершенно злодейский вид. Сложен он был крепко, но не стройно, и только одни большие зеленые глаза благодаря своему блеску были бы хороши, если бы не страшный огонь, который горел в глубине их и предвещал несчастье всякому, на кого падал их взор.

Невыносимый характер Беремундо был одной из причин отъезда его брата. Бернардо не мог выносить его злобы и жестокого обращения со слугами. То, что он видел с ранних лет в родном доме, поселило в нем негодование против всякой несправедливости и, решив, что только тяжелыми испытаниями можно заслужить себе право быть господином других, он отправился на север, дав обет оказывать помощь и защиту всем слабым и угнетенным.

Прошло пять лет, а о молодом страннике не приходило никаких известий. Три раза огорченный граф посылал самых верных слуг за Пиренеи, но они не только не принесли ему никаких вестей, но даже не вернулись из своего путешествия. Наконец, граф, удрученный болезнями и горем, умер, и Беремундо вступил в управление всем Монтсерратом и Кольбато.

Водворившись в наследственных замках, Беремундо уехал на несколько времени воевать с сарацинами. В его отсутствие его вассалы дышали спокойно, но свое возвращение он ознаменовал целым рядом несправедливостей и жестокостей. Окрестные селения изнывали от всяких поборов и оскорблений. Беремундо любил деньги и в особенности женщин. Если ему приходилось встретить красивую девушку, то он преспокойно ее увозил к себе в замок и по истечении семи дней возвращал ее к родителям уже обесчещенной. Однажды у источника, расположенного близ дороги в Кольбато, он увидал девушку замечательной красоты. Без долгих разговоров он схватил ее к себе на седло и увез, несмотря на слезы и крики. Девушка была дочь старшины; напрасно возмутившийся народ требовал ее возвращения. Он поступил с ней так же, как и с предыдущими, и еще жаловался, что взял себе жену без приданого. Чтоб возместить свои потери, как он говорил, он приставил к общественному источнику, у которого встретился с девушкой, двух часовых и приказал им взимать известную плату с каждого, кто зачерпнет из него воды. Собираемые таким образом деньги он называл приданым.

Между тем, один странствующий монах умер от жажды около источника, не имея чем заплатить за воду. Тогда источник вдруг иссяк и единовременно открылся новый — около часовни св. Девы; народ прозвал его «чудесным».

Беремундо, однако, не обратил внимания на это предостережение Божие, а все более и более погрязал в преступлениях. Через год, после его возвращения из похода на са-рацинов, в окрестностях Монтсеррата появилась шайка разбойников. Эта шайка скоро стала истинным бичом населения. Когда наступал вечер, все одинокие и невооруженные, а в особенности прекрасные девушки спешили скорее вернуться в свои дома и хижины, чтобы не встретиться в глухом месте с кем-нибудь из беспощадных бандитов. Пастухи передавали, что эти разбойники свили себе гнездо в старом замке, находившемся в одном из самых неприступных мест Монтсеррата, а один охотник видел ночью красный свет, падавший из окон этого замка, и слышал грубые ругательства и проклятия пьяных голосов…

Мало-помалу в населении стал распространяться слух, что во главе шайки грабителей стоит сам «кастильано», т. е. владелец замка, тем более, что он не предпринимал никаких мер против разбоя. Так это и было на самом деле. Развратный и неукротимый граф набрал себе стражу из отъявленных негодяев, не имевших в душе ни совести, ни Бога; тут были и беглые убийцы, и клейменые рабы, принятые им под покровительство, и ренегаты-сарацины, с которыми он делил награбленную добычу.

…Была сумрачная зимняя ночь. Холодный, пронизывающий ветер завывал в ущельях Монтсеррата. Небо было покрыто тучами, и мелкий холодный дождь кропил землю. Все, казалось, было уже погружено в сон, кроме грозного замка. Сквозь холщовые окна второго этажа вырывались колеблющееся красные снопы света от нескольких факелов, которыми была озарена большая зала. В огромном камине, украшенном сверху щитами и копьями, горело целое дерево, распространяя кругом себя жар и треск горящих сучьев.

За большим дубовым столом сидел сам Беремундо, окруженный своими лейтенантами и воинами. Слуги разносили жареную дичь; в кубки и чаши лилось старое вино. Пир был в полном разгаре. Грубый хохот и непристойные речи и песни, распеваемые под звуки струн, оглашали стены замка и этим звукам как бы вторило завывание бури. Сподвижники Беремундо имели вид, далеко не внушавший доверия, в своих заплатанных кожаных кафтанах, на которых выступали неотмытые пятна пролитой крови. На поясах их висели большие кинжалы и мечи, а через плечи были переброшены цепи для подвешивания арбалетов, которые тут же были прислонены к стене. Кругом, в беспорядке, валялись железные каски. Сам граф имел вид, достойный вождя этих разбойников. Густая рыжая борода и косматые волосы представляли странный контраст с малиновым цветом его кафтана, украшенного драгоценной цепью. Глаза, и без того мрачные, теперь от выпитого вина светились зловещим огнем.

Уже неоднократно он осушал кубок за здоровье своих подчиненных, как вдруг налетел порыв бури, выдувая искры и клубы дыма из камина, и ветер громко и дико завыл в трубе.

— Клянусь сатаной, — воскликнул граф, — никогда не было такой подходящей погоды для нашего пира! Пусть шумит буря и да процветают страсти, вино и женщины!..

— Пусть себе шумит, — повторили гости, выпив свое вино. — И да погибнет самозванец Боррель!..

— Я слышал, что у него красивая дочь… Пусть задушит меня демон своими лапами, если я не украду ее в один прекрасный день…

Подумав несколько времени над вновь налитой чашей, граф сказал:

— Если мы победим Рамона Борреля, я отдам вам весь его лагерь… Мало того: я еще отдам добычу целого месяца тому, кто мне приведет из-за гор белокурую красавицу, которую я видел сегодня во сне…

Все расхохотались странному предложению графа, но в это время вошел черный слуга и доложил, что часовой на стене услыхал стук в ворота и что двое странников просятся в замок.