Барраяр

ельно выслушали окончание лекции о потребностях и неудачах Майлза, согласовали сроки первых процедур и потеплее закутали малыша, чтобы везти домой. Он был такой крошечный, такой невесомый, что Корделия испытала мгновенный приступ паники, впервые взяв сына на руки и баюкая этот хрупкий комочек.

«Верните его в репликатор еще лет на восемнадцать, мне такое не по силам…»

Дети могут и не быть благословением, но сотворить их, а потом подвести – это значит навлечь на себя проклятие. Даже Петер это понимает. Эйрел распахнул перед ними дверь.

«Добро пожаловать на Барраяр, сынок. Войди в этот странный мир – мир богатства и нищеты, взрывных перемен и незыблемых традиций. Родись – и еще раз родись. Получи имя (а «Майлз» означает «солдат»), но не позволяй ему стать твоим предопределением. Получи искалеченное тело – в обществе, где ненавидят мутации и презирают калек. Получи титул, богатство, власть – и всю ненависть, которая им сопутствует. Получи бесконечные операции и процедуры. Унаследуй целый сонм друзей и врагов, которых нажил не ты. Получи деда, выходца из преисподней. Терпи боль, найди радость, отыщи свой собственный смысл – потому что Вселенная его тебе не подарит. Будь движущейся мишенью – но живи. Живи. Живи».

Эпилог

ФОРКОСИГАН-СЮРЛО, ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

– Чертов Вааген, – бормотала на бегу Корделия. – Даже не предупредил, что этот сорванец будет таким подвижным.

Она промчалась по лестнице, пересекла кухню и выбежала на террасу. Быстро осмотрела лужайки, рощу, скользнула взглядом по длинному озеру, сверкавшему под летним солнцем. Нигде никого.

Из-за угла показался Эйрел в старых форменных брюках и линялой рубашке. Заметив Корделию, он недоуменно развел руками.

– Там его нет.

– В доме тоже. Как ты думаешь, куда он мог удрать – наверх или вниз? Где маленькая Элен? Держу пари, он там же, где она. Я запретила ему спускаться к озеру без взрослых, но уж не знаю…

– Вряд ли они на озере, – сказал Эйрел. – Они и так все утро плавали. Я специально засек время: за пятнадцать минут он пятнадцать раз умудрился взобраться на причал и спрыгнуть вниз. Помножь это на три часа.

– Значит, наверху, – решила Корделия, и они поплелись в гору по усыпанной гравием дорожке. – И подумать только, – задыхаясь пробормотала Корделия, – я молилась, чтобы он поскорее научился ходить!

– Ничего удивительного – пять лет его энергия была скована, а теперь вырвалась на свободу, – серьезно объяснил Эйрел. – Хорошо, что она нашла выход, а не превратилась в отчаяние. Какое-то время я этого боялся.

– Да. Ты заметил, что после последней операции он стал меньше болтать? Сначала я обрадовалась… Но тебе не кажется, что он становится немым? Я даже не знала, что тот морозильный элемент можно разобрать. Немой инженер…

– Мне кажется… э-э… двигательные и речевые способности в конце концов уравновесятся. Если он останется жив.

– Нас, взрослых, так много, а он один. Казалось бы, мы должны за ним поспевать. Почему же у меня такое чувство, что на его стороне численное