Ананке

ь главную процедуру?

Председательствующий это, конечно, знал. Пиркс понимал, что он сейчас обращается не к ним: говорит то, что должна услышать Земля.

- Теоретически может. Практически - нет. Метеоритная тревога во время посадки не объявлялась ни разу за всю историю космонавтики. Метеорит всегда можно обнаружить при подходе. И в этом случае посадка просто откладывается.

- Но ведь никаких метеоритов не было?

- Не знаю.

Разговор зашел в тупик. С минуту все молчали. За круглыми окнами уже стемнело. Марсианская ночь.

- Нужно поговорить с людьми, которые конструировали этот компьютер и проверяли его на тестах, - сказал наконец Рааман.

Хойстер кивнул. Он просматривал переданное телефонистом сообщение.

- Примерно через час они доберутся до рулевой рубки, - сказал он. Потом, подняв голову, добавил: - Завтра в совещании будут участвовать Макросе и ван дер Войт.

Это всех взбудоражило. Макросе был главный конструктор, а ван дер Войт - генеральный директор Объединенных верфей, где строились стотысячники.

- Завтра? - Пирксу показалось, что он ослышался.

- Да. Разумеется, не здесь. Они будут присутствовать телевизионно. На прямой видеосвязи. Вот сообщение, - он поднял телефонограмму.

- Однако же! А какое сейчас запоздание? - спросил кто-то.

- Восемь минут.

- Как же они это себе представляют? Мы же будем без конца ждать каждую реплику! - раздались возгласы.

Хойстер пожал плечами.

- Мы обязаны подчиниться. Конечно, затруднения будут... Разработаем соответствующий порядок ведения...

- Совещание отложим до завтра? - спросил Рааман.

- Да. Соберемся в шесть утра. К этому времени получим уже лепты из рулевой.

Пиркс обрадовался, когда Романи пригласил его к себе на ночлег. Он предпочитал не общаться с Сейном. Поведение Сейна он понимал, но не одобрял.

Не без труда разместили всех сыртийцев, и к полуночи Пиркс остался, наконец, один в каморке, которая представляла собой библиотеку и личный рабочий кабинет руководителя Базы. Не раздеваясь, он улегся на походную койку, поставленную среди теодолитов, закинул руки за голову и лежал недвижимо, глядя в низкий потолок, почти не дыша.

Странно, там, среди посторонних людей, он переживал случившееся словно бы извне, как один из многих очевидцев. Он не включался полностью в происходящее, даже когда, отвечая на вопросы, ощущал неприязнь, недоброжелательство, молчаливое обвинение в том, что он, чужак, хочет поставить себя выше местных специалистов, даже когда Сейн выступил против него, - все это оставалось извне, казалось естественным и неизбежным: так и должно все происходить в подобных обстоятельствах. Он готов был отвечать за сноп поступки, но исходя из рациональных предпосылок, так что не чувствовал себя ответственным за трагедию. Он был потрясен, но сохранял спокойствие, все время оставался наблюдателем, не вполне подчиняющимся ходу событий, ибо события эти выстраивались в систему, - при всей загадочности происходящего их можно было анатомировать,