Воин

Еще раз улыбнувшись, Конвей подошел ближе посмотреть на машину.

— Блестяще. Именно такие вещи мы и должны делать для этих людей.

— Мы уже работаем над усовершенствованием, — заявил Леклерк, — делаем поворотную подъемную стрелу, чтобы людям не приходилось изгибаться и вытягивать груз сбоку. Мне это пришло в голову, когда я увидел каменные стены. С высотой камни становятся все меньше — слишком тяжело затаскивать крупные блоки наверх. Я могу подумать, как делать портативные или разборные подъемные краны; знаю, у меня получится. Мы сможем возводить стены — более прочные стены — везде, где пожелаем. И акведуки. Нет никаких пределов…

— Нет, есть, — сказал Конвей, отведя Леклерка подальше от собирающихся вокруг них рабочих. — Мы должны быть осторожны, чтобы не переусердствовать. Помни: этот Алтанар — кровавый тиран. И если мы построим ему стены…

Леклерк перебил его, заикаясь:

— Если мы их построим, то будем знать их слабые места. Во всяком случае, стены — это защита. Мэтт, все, что я покажу этим людям, распространится, как огонь по траве. Всегда так получается. Кое-что можно сохранить в тайне, но все, что человек увидел, он сможет повторить. Или улучшить. Так что я даю преимущества не только Алтанару.

— Но это поможет ему.

— Мы должны быть полезны; ты сам это сказал. Во всяком случае, нельзя остановить знание.

— Можно, если ты — единственный его обладатель.

— Если бы я придумал этот подъемный кран две недели назад, тот раб остался бы в живых.

— Неочевидно.

— А я думаю, что да. Я считаю, что мы должны делать все возможное, чтобы вводить усовершенствования. Даже если некоторые из них помогают как плохим, так и хорошим людям.

— А я говорю, что нужно найти лучшее время и место.

— Но я живу здесь. И сейчас. Мне не меньше противен этот мясник Алтанар, чем тебе. Но я думаю и о другом.

Отвернувшись, Конвей разглядывал усовершенствованный кран, пытаясь пробиться через чащу моральных проблем. От мысли, сколько сложностей вызвал такой простой механизм, как автоматический тормоз, на него накатила волна депрессии.

— Поступай, как знаешь, Луис, — уступил он. — Но хоть иногда думай о последствиях. Обещаешь?

— Конечно. — Леклерк хлопнул по спине уходящего друга. Не успел Конвей выйти из дверей, как его невысокий спутник уже погрузился в свою работу, пальцем рисуя чертеж на песке.

Вернувшись в замок, Конвей пробездельничал весь день до вечера.

Вскоре после ужина он направился в крошечный внутренний сад. В окружении каменных стен на нескольких клочках земли росли папоротники и цветы. Со стены напротив главного входа сбегал искусственный водопад. Гладкий водный поток разбивался о каменные уступы перед тем, как влиться в нагретый солнцем бассейн.

За клумбой рододендронов виднелся второй, едва заметный вход в сад. За ним была дорожка, скрытая плотной стеной сирени, которая вела к лачуге садовника. Конвей удобно устроился на скамье в противоположном углу от водопада и приготовился ждать.

Он ожидал уже достаточно долго и был настолько неподвижен, что три птицы, не думая, что это живое существо, прилетели купаться, разбрасывая брызги воды. Они были размером с ворону, но красивее — бледно-зеленые, неизвестной ему породы, и Конвей был уверен, что в его время их на Тихоокеанском северо-западе не было. Их необычная внешность вызвала тусклое воспоминание. Летний день, место, которое пахло, как это — растениями и водой. И звуки животных. Зверинец. И смех ребенка.

Он быстро, неуклюже поднялся, и птицы, пронзительно крича, улетели на стену. Они все еще продолжали кричать оттуда, когда Ти скользнула через второй вход. Она двигалась с напряженной грацией оленя. Смуглая кожа, черные волосы, длинная мантия сливались с кустарником. Она раздвигала ветки и листья так беззвучно, как будто шла через туман. Заметив Конвея, Ти поспешила к нему.

Он рассказал о встрече с Леклерком, связав ее с инцидентом на раскопках в проклятом месте. Рассказывая, он избегал смотреть в ее глаза, пытаясь избежать простого разрушительного влияния ее присутствия. Но, описывая смерть одного раба и избиение другого, он совершил ошибку, взглянув в лицо Ти, и вздрогнул от мертвенного выражения, обострившего ее черты.

Он подумал, что однажды женщина уже вошла в его прежнюю жизнь, и не мог себя заставить вспомнить, что он чувствовал потом. Конвей боялся признаться себе, что его захватывает новое чувство.

Не сознавая его колебаний, Ти сказала:

— Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть. Нами помыкает не только Алтанар, но почти каждый местный житель в этом королевстве. Ты сказал, что хочешь помочь нам, и я поговорила со своими друзьями. Они желают встретиться с тобой.

Стремительность этого заявления вымела из головы Конвея все другие мысли. Он мягко рассмеялся.

— Могу себе представить, как заботятся твои друзья о безопасности. Что мне надо сделать, чтобы увидеть их?

— Ты должен прийти один, со мной. Без оружия.

— Это невозможно. — Слово сердито выпрыгнуло из него, и Конвей упрямо сжал челюсти.

— Они могут встретиться только на таких условиях. Или так, или никак.

Ти отвернулась, слишком медленно, чтобы скрыть внезапное чувство отвращения, пробившееся сквозь ее обычную сдержанность.

Ее реакция понравилась Конвею. Она не любила ультиматумов еще больше, чем он сам. Твердо это усвоив, он без особого энтузиазма попробовал оценить ситуацию.

Если она собирается завести его в западню, то единственный способ выбраться из нее — использовать их огнестрельное оружие. Даже если ему удастся вырваться, Алтанар узнает, что его пленник бродил где-то ночью. Связывающая их тонкая ткань обмана и взаимного опасения будет безвозвратно порвана. Алтанар отбросит все притворство и просто пытками вытянет из них все тайны.

Он вздрогнул, почувствовав, как зашевелились волосы на голове. Алтанар так и поступит, рано или поздно, если они не превратятся в таких же чудовищ, как его одетые в белое блюстители истины. Если Конвей не найдет способа вырваться на свободу. Доверие Ти было не больше, чем ставка в игре с шансами на выигрыш, в отличие от ставки в безнадежной игре.

Самое удивительное — Конвей ей доверял. Он боялся того, что могла принести ночь, но был счастлив разделить с Ти опасность. Он верил в нее.

Конвей вымученно улыбнулся, зная, что выглядит робким.

— Может быть, с учетом всех обстоятельств, это не так уж и невозможно. Эти люди — все они из твоего племени?

— Нет. — Ти увидела удовлетворение в его кивке и резко спросила: — Почему? Ты не любишь Фор?

— Тише, тише. Я только подумал, что хотелось бы узнать людей из разных племен, и все.

— Ты встретишься с некоторыми.

Ти все еще была в раздражении, и Конвей похлопал ее по руке. Она отдернула руку, но он проговорил, как будто не заметил этого:

— Я хочу быть другом всех племен.

— Это слишком трудно. — Она состроила гримаску, покачав головой так, что качнулись гладкие волосы.

— Все мы чего-то хотим.

— Вы все хотите быть свободными от Олы и королей, подобных Алтанару.

— Да! О, да. С этим мы все согласны. Больше для себя, чем для нее, он сказал: — Прямо в точку. — И потом отрывисто: — Когда мы встречаемся?

— Ты знаешь сигнал смены караула?

— Колокола? Кто же их не знает — они звонят на весь город.

— Да. Приходи сюда через час после первой смены караула. Я буду ждать.

Конвей кивнул, надеясь, что водные часы в их покоях не слишком отличаются от ее часов. Они расстались, не прощаясь. Уходя из маленького сада, он остановился, чтобы поправить шнурок на ботинке.

Он огляделся по сторонам, ища соглядатаев, но не заметил фигуру, притаившуюся за стволом росшего в отдалении массивного кедра. А если бы Мэтт увидел ее, то с тревогой убедился бы, что с этого места был виден не только главный вход в небольшой сад, но и незаметная дорожка к лачуге садовника.

Глава 45