Нас больше нет (СИ)

— Тот раб, — махнул рукой Тур в сторону по коридору, — Который назвал тебя императором. Да и ты сам ответил из какой страны, Амур…

— Асур — имя мое, — ответил император.

— Не важно…. Для меня это не важно. Интересно вот только — опасаешься, или же не желаешь больше зваться так?

Амур запрокинул голову и уставился в потолок.

— Я воин, а воину трусливая ложь не к лицу. Случайно вышло как-то, когда с Януром встретился, вот и выдумал имя иное. Может ты и прав, Тур. Нет больше того Амура, который правил когда-то огромной империей. Нет того человека…. Он погиб, холодным осенним вечером, от руки брата. Вместо него родился другой, но с прежним именем, лишь как придатком и напоминанием о прошлом. Вот в чём красота того сказа — понять мне сложно, генерал.

— От чего же? — вопросительно посмотрел на него Тур.

— Везде, где я ступаю, со мной об руку идёт боль и смерть. Воины, оставшиеся верны мне, почти все погибли из-за того, что думал только о себе. Сын — единственное что осталось, но и его я предаю, не в силах защитить…

— Да что ты знаешь о предательстве?! — раздражённо буркнул Тур. — Вот брат твой, он предатель! Ты страну потерял, но сидишь сейчас здесь, готовый разорвать нас всех, дай только свободу! Ты забыл уже о своей империи, тебе даже не нужна она. Не бросился мстить, а сына пытался увести от беды, о нём лишь думал, забыв обиду! — Тур нервно стал ходить взад вперёд перед клеткой, заложив руки за спину, нервно сжимая кулаки.

— Ты если хочешь, поведай, о чём так думаешь? Я всего лишь раб, а тебе легче станет, — сказал Амур, наблюдая за нервным генералом.

— Вот я — предатель, но не ты! — не унимался Тур.

— Кого же ты предал?

— Самого себя…. Знаешь, Асур, я стар уже и дни мои сочтены, а признаться до сих пор сам себе боюсь, так хоть тебе… — генерал усмехнулся. — Не думал, что расскажу это когда-нибудь, да ещё и рабу, бывшему императору. Вот уж жизнь шутница… много лет тому назад жили три брата, одного отца дети. Выросли они и заняли высокие ступени в государстве своём. Когда отец их умер, двое старших поделили меж собой ту страну. Когда делили, один заставил самого младшего ложью, предать третьего брата и стал править в более богатой части того государства. Младшего сделал своим советником и тот хоть и распознал позднее обман, но испугался, виду не подал. В его жизни вскоре появилась женщина, которую он полюбил больше всего на свете. Гурани — ее звали и была она рабыней, в собственности у старшего брата. Младший брат выкупил её через некоторое время и поселил в своём доме. Она была красива, что вечерний закат в горах. Чиста, как водопады в долине Амазура, но он все равно иногда стыдился её и старался не появляться на людях вдвоём. В один прекрасный день, она осчастливила его, сообщив, что наследника носит в чреве. Счастье длилось недолго. Со дня на день должны были роды случиться. Однажды старший брат жестоко надругался над той женщиной. Она прожила ещё несколько дней и умерла в тот миг, когда на свет появился ребёнок. Младший брат в гневе, поначалу попытался отомстить, но затем, испугавшись, как и в первый раз, сделал вид, что ничего не произошло. Сын рос здоровым и крепким, но как оказалось позднее, был обделён умом, — Тур резко замолчал, как это часто бывало, и вновь уставился стеклянным взглядом перед собой.

— Ты Кубая помнишь, Асур?

— Помню.

— Кубай, тот ребёнок, а я его отец… — холодным слегка хрипловатым голосом произнёс генерал, — и он до сих пор не знает, откуда родом. Я сказал ему, как-то, что подобрал ещё несмышлёным, на пути из Марухана. Сейчас же наблюдая, как Кубай проводит всё время с твоим сыном, как он заворожено слушает его, и мне потом пересказывает странные и красивые истории — понимаю, что прожил жизнь впустую.

— Кто же братья твои, Тур?

— Мадиш и Орамин, что правит в Марухане. А я тот младший брат — трус, предатель, проживший жизнь в страхе и сожалении. Знаю, что боги мне приготовили особую участь, и я ни сколько не буду просить о пощаде, ведь заслужил сполна. Ты же, император, бросил всё, и твёрдо ступая по земле, не предал ни себя, ни людей веривших в тебя, за сына готов землю грызть, а то, что бойцы погибли, так это не твоя вина в том. Они знали, на что идут и верили в тебя, верят и сейчас. Это о многом говорит! Ты ведь тоже верил, и вот поэтому никого не предавал. Мало кто пойдёт за своим командиром на плаху, а они пойдут. Я узнал их за то время, что находятся здесь и знаю, что говорю. Глупо выиграть войну, выступая против врага в одиночку. Это всего лишь отчаяние, вера в случай, но не предательство.

— Мне жаль, генерал, — тихо сказал Амур.

— Оставь жалость для других, мне она ни к чему. Я выведу тебя за пределы Дакана, сына верну. Бойцов твоих не смогу отпустить, это сразу станет заметно, и далеко вы не уйдёте. Один же сможешь выбраться.

— Не стоит этого делать, Тур. Ты ведь на такое же предательство толкаешь меня, и себя под лезвия палачей ведёшь. Оставив своих воинов здесь, я свершу недостойный человека шаг. Что Зору потом скажу? Он поймёт конечно, но сам я не пойму себя.

— А поймёт ли он, когда тебя разорвут на празднике Марана, а его собственная жизнь закончится в рабстве?! — вкрадчиво поинтересовался генерал. — Его ведь пока никто не трогает, что с Кубаем постоянно. Не станет меня, Мадиш быстро избавится от них обоих.

— Для чего тебе это, Тур?

— Не знаю…. Может на закате жизни, хочу сделать то, что будет моим собственным желанием, настоящим. Хочу не испугаться в этот раз, не стать предателем. Но ты не представляешь, как это страшно, когда всю жизнь делал только то, что тебе приказывали. Даже когда тебя топтали, ты боялся сказать против, а теперь вот решился. Этот страх душил меня всю жизнь, что сон не шёл, а когда шёл, был ещё ужаснее яви. Вот уже более двадцати лет я не могу уснуть и проснуться полным сил, с радостью встречая рассвет. Во сне остаюсь наедине с собой, а это убивает, травит душу, заставляя ходить с ума от противного страха совести.

— Но ведь не так уж и стар. Бодрости в тебе, что молодой воин позавидует. Рано смерть зовёшь, генерал.

— Я не глуп. За долгую жизнь научился примечать разное. Мадиш средь воинов расспросы ведёт про меня. Спрашивает чепуху конечно, но я понимаю, что утомил его. Так что недолго осталось…

— Если уверен в подобном, что же не уходишь?

— Куда, да и зачем? Снова бежать? Всю жизнь прячусь от самого себя, теперь не хочу! А ты иди, император… иди и доведи начатое до конца, чтобы кровь с песком на зубах хрустела. Чтобы все братья, живущие на земле, не смели даже помыслить против крови родной!

— Знаешь, Тур, в другое время и в другой жизни плюнул бы тебе в лицо… — задумчиво сказал Амур.

— Я бы понял тебя, Асур, и ни сколько не затаил бы обиду, что справедливо с трусом поступаешь. Завтра силы береги, к ночи выведу. Через пять дней праздник Марана, не должно тебя здесь быть уже, да и Камири ножи точит. Вчера требовала привести, еле отговорил, но если задумала что-то, добьётся обязательно. Поверь, Асур, встреча с этой ведьмой никому ещё добра не принесла. Будь готов, император! — генерал коротко кивнул и быстро зашагал по коридору к выходу.

Амур опрокинулся в солому, уставившись в тёмный потолок. Ему скорее хотелось покинуть опротивевшие стены и увидеть сына. Уйти подальше из этих мест, но он понимал, что не сможет оставить здесь ни одного своего бойца. Лишь по его вине все они оказались здесь, и он не имел права забыть ни на миг хоть об одном. Император силился найти выход из сложившейся ситуации, но пока в голову ничего путного не шло. Были мысли уйти с Зором, добраться до Гарии и оставить его там. Затем вернуться и попытаться вызволить оставшихся. Подобное хоть и требовало много времени, но был шанс. Ещё немного поразмыслив, Амур отказался от этого. Если верить генералу, то в праздник Марана будет некая бойня, в которой его воины могут и не выжить. Вытащить их требовалось до этого дня. Амур решил дожидаться утра, когда Тур вновь нагрянет с проверкой. Вообще он не до конца ему верил и был готов на обман с его стороны, но вот цель обмана была неясна. Если же всё было так, как и говорил генерал, то стоит попытаться его убедить вывести остальных, хотя император прекрасно понимал, что пока они будут собирать всех подряд, неладное заметят и тогда вся эта затея окажется бессмысленной. Лихорадочные мысли носились в голове, сбивая с толку, сильно утомляя, и только ближе к рассвету удалось кое-как уснуть.