Орден Ультрамаринов: Омнибус (ЛП)

— Сколько времени на это потребуется? — спросил Барзано, глядя немигающим взглядом в глаза Лиланда Кортео.

Глубоко вздохнув, старик хорошенько затянулся из трубки.

— Трудно сказать, мы уже долгие десятилетия не испытывали потребности в мобилизации ПСС. В последний раз это было при отце нынешнего губернатора.

— Да, но тем не менее сколько времени это займет? — настаивал Барзано.

— Возможно, два или три дня. Но это только в том случае, если хотя бы половина резервистов откликнется на вызов. Немало шансов за то, что многие из них были сегодня на площади Освобождения.

— Крейсер «Горе побежденному» и капитан Вентрис вернутся менее чем через три дня, — добавил сержант Леаркус. — Тогда в вашем распоряжении будет Рота Ультрамаринов, губернатор Шонаи.

— Благодарю вас, сержант. Я исключительно признательна за помощь, оказанную Ультрамарина-ми. Вы делаете честь вашему Ордену.

Леаркус, склонив голову, скромно ответил:

— Мы служим Императору.

Отхлебнув из кружки горячий кофе, Шонаи продолжила:

— Итак, что же мы еще можем предпринять? Мы уже выяснили, кому принадлежит этот особняк?

— Конечно, — с видимым облегчением вступил в разговор Алмерз Чанда. Он извлек из объемного портфеля пачку документов. — Этот летний дом принадлежит Тарину Хонану.

— Хонану? — воскликнул Кортео, чуть не поперхнувшись дымом своей трубки. — Я не верю этому. Этот толстый дурак? Конечно нет!

— Здесь написано черным по белому, — невозмутимо ответил Чанда, указывая рукой на документы.

— Это к делу не относится, — пресек начавшийся было спор Барзано. — Кто бы ни стоял за этим, операция была спланирована более чем тщательно. Даже намерения забирать исполнителей после завершения миссии у них не было. Я не думаю, что, если бы за этим стоял Хонан, он оказался бы настолько глуп, чтобы осуществлять нападение из собственною дома. Хотя будет не вредно привести его сюда, чтобы ответил нам на несколько вопросов.

— Итак, на чем мы все-таки остановимся? — спросила Дженна Шарбен.

— А остановимся мы на том, что нам предстоит очень и очень многое сделать, — подвел итог Барзано.

Казимир де Валтос воткнул вилку в сочную отбивную и заставил себя ее проглотить, несмотря на кисловатый привкус желчи, который вот уже несколько лет стоял у него во рту.

Мясо имело привкус гнили, и де Валтос с трудом подавил позыв рвоты, смыв этот тошнотворный вкус глотком вина из хрустального кубка. Информация из надежного источника говорила о том, что это марочное вино — из числа наиболее ценимых в галактике, но для Казимира де Валтоса оно было таким же пресным, как и все остальные напитки мира.

Еще одно последствие знакомства с эльдаром. Но вскоре это останется в прошлом. Ласко сообщил, что его люди вот-вот пробьются в последнюю комнату. От де Валтоса потребовалась вся его могучая сила воли, чтобы невозмутимо оставаться на месте, а не броситься туда сломя голову — увидеть все собственными глазами. Он почувствовал, как его рука судорожно сжала вилку, и, чтобы скрыть нарастающее возбуждение, убрал руку под стол.

Гость Казимира де Валтоса в очередной раз изрек какую-то тривиальную чепуху. Вежливо улыбнувшись, Казимир произнес в ответ нечто столь же бессмысленное и ни к чему не обязывающее. Внешне де Валтос выглядел спокойным, но внутри у него все кипело: в ушах его стоял адский рев, а во рту от возбуждения пересохло. Он отхлебнул еще вина.

Под столом его рука отбивала по бедру ритмичную дробь, и вилка судорожно вонзалась в бедро — достаточно глубоко, чтобы пошла кровь. Он ничего не чувствовал и, лишь положив вилку на тарелку, заметил на ней алые капельки крови.

При виде этих липких красных капель у Казимира перехватило дыхание и язык непроизвольно потянулся за падающими с зубцов темно-рубиновыми каплями. Его гость сказал что-то еще, но эти слова пролетели, не коснувшись его ушей, — Казимир де Валтос с упоением истинного вампира вкушал собственную кровь.

Он не чувствовал боли в ноге. Он вообще не мог чувствовать боли.

Де Валтос вдруг поймал себя на том, что его взгляд устремляется на потолок столовой, и сквозь этот потолок он видит черный кожаный чемоданчик, стоящий у него под кроватью… Усилием воли де Валтос заставил себя опустить глаза. Всему свое время.

Еще слишком рано.

Наслаждение всегда оказывается гораздо слаще, если посмаковать предчувствие. Он заставил себя выкинуть из головы мысли о клинках, пилах, клещах и крюках, пытаясь сосредоточить внимание на своем госте. Но сконцентрировать внимание на бессмысленном лепете, который слетал с напомаженных губ человека, сидящего напротив, было просто невозможно. Пот градом покатился по лицу Казимира, когда он с усилием протолкнул в горло очередной кусок мяса.

Ему казалось, что в нем не осталось больше ни капли силы, что он физически не сможет дождаться момента, когда наконец начнет убивать его.

Внезапно он осознал, что больше не думает о своем госте как о человеке, и это было дурным знаком. В де Валтосе нарастало чувство голода, и он мысленно представлял собеседника обнаженным. Его гость был просто мясом, плотью, которую следовало разделать; средством от боли, которую он больше не мог чувствовать. От или для боли?

Он причинит страдание, чтобы ощутить, как собственная боль отражается в его криках.

Кровь заструилась по подбородку Казимира, и он понял, что прокусил себе губу. Де Валтос вытер подбородок, а его гость, отодвинув кресло, прошел вдоль длинного стола к нему с выражением притворного беспокойства на глупом, коровьем лице.

Человек положил руку на плечо де Валтосу, и тот содрогнулся от этого прикосновения.

— Вы хорошо чувствуете себя, Казимир? Вы ужасно бледны, — с тревогой в голосе произнесла Солана Верген.

Казимир де Валтос сглотнул ком в горле, подавляя раздражение и ярость.

— Да, — кое-как выдавил он, не переставая думать о черном чемоданчике. — Все будет нормально.

12

Это невероятно, — думал начальник шахты Джекоб Ласко. — Сколько бы энергии ни пропускали через этот проклятый резак, он не работает больше, чем вполсилы!»

У них перегорало по пять-шесть генераторов в день, и, хотя растущие издержки по-прежнему раздражали его, он понимал, что у него нет выбора: приходится заменять каждый, как только тот выходит из строя. Но конец уже близок — вскоре они должны пробить эту последнюю преграду.

Помещение сотрясалось от завывания резака, и Джекоб был благодарен берушам, с которыми не расставался. Они не только делали визг машины переносимым, но и перекрывали странный шум, который он стал слышать лишь недавно. Иногда этот шум можно было списать на разыгравшееся воображение (что правда, то правда: отсутствием воображения начальник шахты не страдал). Но такие дни были редкостью, в большинстве же случаев Ласко готов был поклясться, что различает бормочущие голоса, едва различимые и накладывающиеся один на другой.

Проклятие, он слишком долго торчит в этом странном месте!

Начальник шахты окинул помещение профессиональным взглядом. Оно было абсолютно квадратным, его размеры совершенны до последнего микрона, так ему доложили картографы. Стены комнаты от пола до самого потолка покрывали надписи, выполненные плотным угловатым шрифтом, умело выгравированным на гладкой поверхности стен несколькими столбцами. О чем там говорилось, что это означало — оставалось для него тайной.

Надписей были лишены только четыре ниши: две — в восточной стене, две — в западной. В каждой из них стояло по огромной гипсовой фигуре, сжимающей странные медные жезлы, покрытые зеленой патиной. Кого они изображают — пусть над этой тайной поразмышляет кто-нибудь другой.

Джекоба Ласко касалось лишь одно: пробить дверь в дальнем конце комнаты.

До сих пор гладкая черная плита не поддавалась ни сверлам с алмазными наконечниками, ни направленным взрывам. Только лазерный резак приносил хоть какую-то пользу, но продвижение все равно было медленным и мучительным.