Черный Легион: Омнибус (ЛП)

— Скажи мне одну вещь, — начал я. Анамнезис оставалась сосредоточена на Гире, девушка плыла в молочной мгле.

— Мы знаем, о чем ты спросишь, — произнесла она.

— Мне следовало спросить раньше, но когда в моих мыслях свеж сон о волках, я менее склонен к обычному терпению и самообману.

Она позволила себе кивнуть. Еще один ненужный человеческий жест.

— Мы ожидаем вопроса.

— Мне нужна правда.

— Мы никогда не лжем, — немедленно отозвалась она.

— Потому что предпочитаешь не лгать, или потому что не можешь?

— Несущественно. Результат тот же. Мы не лжем.

— Ты только что улыбнулась, когда я сказал, что двое мертвых — это Мехари и Джедхор.

Она продолжала неотрывно глядеть безжизненными глазами.

— Безотносительный моторный отклик наших биологических компонентов. Движение мышцы и сухожилия. Ничего более.

Моя рука, приложенная к стеклу, медленно сжалась в кулак.

— Просто скажи мне. Скажи, осталось ли внутри тебя что-то от нее. Хоть что-то.

Она повернулась в жидкости — призрак в тумане, шепчущий из динамиков комнаты. Ее глаза выглядели, как акульи: та же тупая эгоистичная бездушность.

— Мы — Анамнезис, — наконец, произнесла она. — Мы — Одно, из Многих. Та, кого ты ищешь — всего лишь доминантная доля кластера наших биологических компонентов. Та, кого ты помнишь, играет в нашей мыслительной матрице не большую роль, чем любой другой разум.

Я ничего не сказал, только встретился с ней глазами.

— Мы фиксируем на твоем лице эмоциональную реакцию печали, Хайон.

— Все в порядке. Благодарю за ответ.

— Она выбрала это, Хайон. Она вызвалась стать Анамнезис.

— Знаю.

Анамнезис вновь прижала руку к стеклу — ладонью к моему кулаку через толстый барьер.

— Мы причинили тебе эмоциональный ущерб.

Я никогда не умел лгать. Этот талант не давался мне с самого рождения. И все же я надеялся, что фальшивая улыбка ее обманет.

— Ты преувеличиваешь мою приверженность заботам смертных, — ответил я. — Мне было просто любопытно.

— Мы фиксируем, что спектр твоего голоса указывает на существенный эмоциональный вклад в данный вопрос.

От этого моя улыбка стала более искренней. Можно было только гадать, зачем создатели из Механикума наделили ее способностью анализировать подобные вещи.

— Не превышай своих полномочий, Анамнезис. Веди корабль и оставь мои заботы мне.

— Мы повинуемся, — она снова повернулась в жидкости. Кабели и провода, подсоединенные к выбритой голове, тянулись в стороны механическим подобием волос. Она каким-то образом выглядела почти что нерешительной. — Мы повторяем наш запрос на разговорный обмен, — сообщила она с причудливой женственной вежливостью.

Я прошелся по комнате, шагов не было слышно за приглушенным размеренным рычанием систем поддержания жизни машинного духа.

— О чем ты хочешь поговорить? — спросил я, обходя ее стеклянную тюрьму. Она плыла рядом со мной, следуя за моими перемещениями.

— Мы хотим просто общения. Предмет несущественен. Говори, а мы будем слушать. Расскажи историю. Анекдот. Сообщение. Сюжет.

— Ты слышала все мои истории.

— Нет. Не все. Расскажи нам о Просперо. Расскажи, как тьма пришла в Город Света.

— Ты там была.

— Мы были свидетелями последствий. Мы не чувствовали непосредственного момента. Мы не бежали по улицам с болтером в руках.

Я прикрыл глаза, вой вырвался из моих снов и преследовал меня даже тут, в этом зале. На другом конце палубы Гира издала гортанный звук, который казался смесью рычания и смешка. Сколь бы много я ни утратил при падении моего родного мира, у волчицы были иные воспоминания. Как Гире столь нравилось мне напоминать, в тот день она славно поела.

— Быть может, в другой раз.

— Мы распознаем, что спектр твоего голоса…

— Итзара, прошу тебя, довольно. Мне нет дела до спектра моего голоса.

Она уставилась на меня так же, как и всегда: с парадоксальным сочетанием мертвых глаз и вызывающего замешательство внимания. Встретившись с ее взглядом, я заметил собственное призрачное отражение в стеклянной стенке цистерны. Видение в белых одеяниях, со смуглой кожей: мальчик, который родился на жаркой планете и благодаря археогенетическому искусству разросся, став орудием войны.

Анамнезис подплыла ближе, теперь приложив к стеклу обе руки. Рот безвольно приоткрылся во мгле. В ней не было никаких признаков жизни.

— Не обращайся к нам по этому имени, — произнесла она. — Та, кого так звали, теперь Одно из Многих. Мы — не Итзара. Мы — Анамнезис.

— Знаю.

— Мы более не желаем твоего присутствия, Хайон.

— У тебя нет власти надо мной, машина.

Она не ответила. Паря в неподвижной жидкости, она наклонила голову, словно вслушиваясь в далекий голос. Кончики пальцев оторвались от стекла и провели по нескольким из кабелей, подключенных к обнаженной голове.

— В чем дело? — спросил я.

— Ты… нужен.

Она посмотрела мне в глаза, и какое-то мгновение казалось, что она вновь улыбнется. Этого не произошло. Неземной взгляд сохранял безмятежность.

— Мы слышим крики чужой, — сказала она. — Она кричит в вокс, прося твоего присутствия. Но ты здесь, без доспехов и не отвечаешь.

— Что ей от меня нужно? — спросил я, хотя мог угадать ответ. Чужая проявила невероятную силу, сдерживаясь так долго.

— Ее мучает жажда, — отозвалась Анамнезис. В глазах снова мелькнуло нечто, так и не ставшее эмоцией. Возможно, примесь дискомфорта. Или тень отвращения. Или, как она утверждала, всего лишь мышечная память. — Ты хочешь связаться с ней?

И что сказать?

— Нет. Закрой Гнездо. Запри ее внутри.

Не последовало ни паузы, ни колебания. Анамнезис даже не моргнула.

— Готово.

Наступила тишина, и я взглянул в бездеятельные глаза Анамнезис.

— Пожалуйста, активируй моих оружейных сервиторов. Мне нужен доспех.

— Готово, — ответила она. — Нам известно о полезности Нефертари. Поэтому мы спрашиваем, намереваешься ли ты убить ее.

— Что? Нет, конечно же нет. Что я, по-твоему, за человек?

— Мы не думаем, что ты вообще являешься человеком, Хайон. Мы думаем, что ты — орудие, в котором задержались следы человечности. Теперь иди к своей чужой, Искандар Хайон. Она нуждается в тебе.

Я развернулся, чтобы уйти, однако не к моей подопечной. Чтобы вооружиться и подготовиться к сбору флота. Дать Нефертари еще полежать во мраке.

Сердце бури

В будущем вы услышите, как имперские проповедники вопят о «порче» варпа, о «Хаосе» и его непостоянной сущности. Это не так. Пантеон злобен, действительно и осознанно злобен. Существование столь колоссальной и темной эмоции отрицает идею любого подлинно случайного воздействия. И то, и другое не может быть истинным одновременно.

Перемены в эмпиреях и преображения плоти — это не стихийные, беспорядочные изменения. Варп, несмотря на все свое внешнее безумие, совершенствует своих избранников. Он творит их заново, вытягивая тайны их душ и воплощая эту правду в смертной плоти. Когда пилот вливается в консоль своего истребителя или десантного корабля, это не кошмар для тела, вызванный случайным проклятием, или же некая непостижимая божественная прихоть. Невзирая на всю претерпеваемую им боль, он обнаруживает, что его рефлексы и реакции стали куда более отточенными, а также получает большее химическое и чувственное удовольствие от совершаемых в пустоте убийств. Вооружение воина становится продолжением его тела, отражая то, насколько оно важно для него.

Такова простейшая из истин о жизни в Великом Оке. Каждый видит твои прегрешения, секреты и желания, ясно начертанные на твоей плоти.

И еще у варпа всегда есть план. Бесконечное множество планов. План на каждую душу.

«Тлалок» столетиями путешествовал по морям, где в бурлящих волнах реальность сходилась с преисподней. Его мостик вмещал семьсот человек, большая часть которых была навсегда соединена со своими постами посредством определенных кибернетических усовершенствований, или же путем более «естественного» слияния плоти с машиной как результат долгих лет, проведенных кораблем в Пространстве Ока.