Год зеро

Натан Ли отполз дальше в тень, прижался щекой к бетонной плите и сомкнул пальцы на арматурном прутке, торчащем из камней. Шаги приблизились. Руины вокруг задрожали. От Окса разило потом.

И тут появились они. Натан Ли видел не самих людей, а их очертания — огромные тени, плывущие по остаткам стен, блики на стволах их винтовок. Они попирали развалины, как бесшумные машины.

Из темной ниши на него смотрели огромные белые глаза Окса. Щеки разукрашены черными и оливковыми полосами. Он поднял пистолет.

Убийцы прошли.

Окс поднялся:

— Идем.

Натан Ли остался стоять на четвереньках.

— Здесь внизу что-то есть, — проговорил он.

Рядом с ботинком Окса торчал какой-то предмет. Натан Ли решил было, что это декоративное карликовое деревце в горшке, высотой не более десяти дюймов. Он склонился, чтобы разглядеть получше. И крякнул, испытав шок.

Это была рука.

Веточками оказались увядшие пальцы, длинные, гибкие. Тонкое запястье с женскими часиками. Ногти с рубиновым маникюром. Золотое обручальное кольцо, блестящее, новенькое. Как бы он хотел, чтобы это была рука манекена! Но знал, что это не так.

— Смотрите, — сказал Натан Ли.

Окс включил фонарь.

— Женщина.

Всю ночь им в ноздри лез запах смерти. Он сочился из-под развалин. Натан Ли уже было подумал, что они управятся, не увидев ни одного мертвого тела.

— Ну ладно, нашел так нашел, — сказал Окс. Он старался говорить спокойно. — Идем.

Натан Ли не поднимался с колен. Огни сигнальных ракет расцвечивали руины то зеленым, то красным. Кисть руки бессильно повисла, указательный палец чуть приподнят, как у Адама на фреске Микеланджело, принимающего искру жизни из Божьего перста. Кончики красиво накрашенных ногтей обломаны, под ними темнеют полукружья грязи. Она раскапывала себе выход из могилы. Не захотела сдаваться.

— Слышите: скребется?

После того как они вошли в город, звуки приходили в основном из-под земли. Неясные шумы, шепот, крики, стук, царапанье. Они почти преуспели, внушая себе, будто это всего лишь звуки города, пытающегося жить дальше на собственных развалинах. Натан Ли больше притворяться не мог.

— Тебе послышалось, — сказал Окс. — Она мертва. Город списан со счета. Пошли.

Натан Ли прижался ухом к земле. Что-то там явно скреблось. Может, камни шептались друг с другом. Или ногти легонько царапали грунт.

— Собаки роют, — сказал Окс, — пытаются выбраться. Или домашние кошки. Говорят, они еще хуже собак. Обожают жрать лицевые мышцы.

Натан Ли принялся снимать верхние камни.

— Ты что?!

— Там может быть ребенок.

— Ты в своем уме? Ее ребенок?

— Не исключено.

Натан Ли вывернул большой камень, но на его место тотчас скользнул другой. Он попробовал снять его, но обломки вновь сдвинулись. Головоломка, не поддающаяся решению. Руины не желали отдавать добычу.

— Ничего уже не изменишь, — сказал Окс. — Здесь и так опасно.

В отдалении затрещал пулемет.

Натан Ли приподнял ладонью пальцы мертвой женщины. Они были податливы, но жутко холодны. Он слегка сжал их.

— Черт. Пощупай пульс, — сказал Окс. — И заканчивай с этим.

Он потянулся и шлепнул пальцами по запястью.

Пальцы дрогнули. Рука из-под обломков ухватила кисть Натана Ли.

— Господи! — воскликнул он, пытаясь высвободиться. Но она держала цепко. Медленно-медленно хватка ослабела. Натан Ли уставился на свою ладонь.

— Сокращение нервов, — констатировал Окс.

— Откуда вы знаете?

— У мертвых лягушек так же.

Окс слегка потискал запястье, рука сжалась и раскрылась, словно безмозглая марионетка.

— Стойте, — скомандовал Натан Ли. Он вновь взял ее руку, но на этот раз она не ответила на пожатие. Он прижал пальцы к запястью. Пульс или вибрации почвы? Едва уловимое тепло прошедшего дня? Он вновь принялся ворочать тяжелые камни. — Помогите же.

— Здесь оставаться нельзя, — сказал Окс. — Если нас не добьют повторные толчки, это сделают звери или солдаты. Ты ведь не собираешься искать свою совесть в этой грязи?

Издалека долетел человеческий вопль и тут же оборвался. Безумный крик, порожденный отчаянием или ранением в живот.

— Идите, — сказал Натан Ли. — Вон ваша церковь. Я останусь здесь. Без вас не уйду.

— Ты нужен мне там, внизу, — сказал Окс. — Шахта слишком глубокая.

«Какая еще шахта?» — удивился Натан Ли.

Окс не оставил своей жертве ни одной ниточки, кроме названия самой церкви.

— Ну так помогите, — повторил Натан Ли, ухватившись за очередной камень.

— Ладно, — согласился Окс. — Только сначала ты мне окажешь услугу. Сейчас идем в церковь. Возьмем там что надо. На это уйдет час, не больше. После вернешься сюда и будешь копать хоть до посинения.

Его зубы сверкнули красным и зеленым.

— И вы будете помогать, — уперся Натан Ли.

— Буду. Если кто спросит, что у нас в «трупном» мешке, мы скажем правду. Человеческие останки.

Еще одна ниточка, подумал Натан Ли. Он отметил впадину альпинистским условным знаком — пирамидкой из камней. Затем повел Окса вниз, к ровной площадке выложенного плитняком внутреннего двора.

Одна створка массивных деревянных зеленых дверей была распахнута наружу. Из хаоса руин они шагнули за порог, в царство относительного спокойствия. Изразцы там и здесь вспучило. Под ногами хрустело цветное стекло витражей. В остальном интерьер казался неповрежденным.

Будто во сне двигался Натан Ли среди алтарей и темных ликов икон, тянувшихся вдоль стен. Ему показалось, что вокруг ротонды места больше, чем обычно, наверное, из-за отсутствия паломников. Их окружали колонны и арки. Вспышки освещали куски витражного стекла. Ни души не было в этом безопасном раю.

— Что я тебе говорил! — радовался Окс. — Все наше. — Мирный интерьер привел его в благодушное расположение духа. — Гробница Иисуса, — торжественно объявил он, подходя к похожему на ящик предмету в центре ротонды.

Мрамор за многие столетия был отполирован прикосновениями пальцев и благоговейными поцелуями. Натан Ли знал: внутри небольшой часовни есть крохотные воротца, из которых с трудом просматривается обломок скалы, покрытый белым и розовым растаявшим воском. Не за ним ли пришел Окс? Если да, то это объясняет привезенные им геологический молоток и зубило для извлечения окаменелостей, но не «человеческие останки».

— Зачем мы здесь? — спросил Натан Ли.

Он чувствовал себя потерявшимся. Каменные лестницы убегали то вверх, то вниз. В луче его фонаря металлические подсвечники чуть покачивались на толстых цепях. Земля все еще ворочалась.

Окс медлил. Он обошел ротонду, Натан Ли — за ним. Окошко, вытянутое по горизонтали, открывало вид на уродливый растрескавшийся валун.

— Место распятия, — провозгласил профессор. — Голгофа, по-арамейски. Или, как говорят, пещера Главы Адамовой, его черепа. Холм, где принял смерть Иисус.

— Я был здесь на экскурсии, — сказал Натан Ли.

Обломок скалы примерно в сорок футов высотой из бледного известняка, именуемого «mizzi hilu», или «сладкий камень», фаворит каменоломен железного века. Его оставили здесь, на своем месте, поскольку трещина, что идет по его вершине, относится к временам неизмеримо более ранним, чем начало христианской эры. Неужели Окс пришел за этим сувениром — куском библейской скалы? Но какой музей купит подобное?

— Смотри, какая маленькая вершина, — деловито заметил Окс. — Еще для двух крестов места нет, как считаешь? И крутая. Видел чертеж в разрезе Гибсона и Тейлора? Уступ выдается с задней стороны. Может, такой скалолаз, как ты, и забрался бы на вершину с крестом на спине. Но человек, которого только что высекли до полусмерти? Говорят, крест должен был весить пару сотен фунтов. Даже если Иисус тащил одну поперечину, это значит — добрых пятьдесят фунтов, а то и больше. В Евангелиях не сказано, что Иисус был распят на холме, — там упомянуто слово «topos», то есть на каком-то определенном месте. Согласно Иерониму, «голгофа» — общее обозначение мест проведения казней распятием. Череп — это намек на непогребенные останки. Неудивительно, что ученые не признали это место. Я, кстати, тоже.