Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I

— Лорд Фулгрим ценит наш тяжкий труд, дружок, — заявила Серена. — Я слышала, что в других Экспедициях Летописцы уже счастливы, если увидят спину Космодесантника, не говоря уже о высадках на покоренные миры.

— Ну, Лаэр-то покорен до конца, — ответил Остиан. — Там не осталось ни одного живого ксеноса, их всех перебили.

— Вот и прекрасно! А кто-то рассказывал, что Воитель до сих пор не пустил никого из своих Летописцев на Шестьдесят Три-Девятнадцать.

— Я не удивлен. Говорят, там все ещё «присутствует сопротивление», так что понятно, почему Воитель не хочет рисковать ими.

— Сопротивление! — фыркнула Серена. — Астартес всех там разотрут в порошок. Кто вообще может им противостоять? Да по сравнению с нами они настоящие боги! Неуязвимые и бессмертные!

— Не знаю, — ответил скульптор. — В Ла Венице ходят слухи о значительных жертвах в последнем сражении.

— Ха, Ла Венице! — отмахнулась художница. — Ты что, веришь всему, что прошипят в этом гадючьем гнезде, Остиан?

«М-да, здесь она права», — подумал Делафур. Ла Венице, «Маленькой Венецией», называли часть «Гордости Императора», отданную во временное пользование Летописцам. Её действительно гигантские залы, расположенные на верхних палубах, из тренировочных комплексов и складов преобразились в столовые, зоны отдыха, уютные «улочки» для прогулок и даже выставки. В течение всей кампании на Лаэре проводил там все свободные вечера за болтовней и выпивкой со знакомыми художниками. Идеи лились рекой, и ощущения от того, что находишься в среде, где замыслы витают в воздухе и обсуждаются в горячих спорах, были крайне острыми и приятными. Желание лишний раз поприсутствовать при рождении нового гениального произведения манило как наркотик.

Но у всего на свете две стороны, и в «Венеции» вино лилось потоком не менее бурным, чем идеи. И, когда оно переливалось из бутылок в глотки, место встречи превращалось в рассадник злобы, скандалов и интриг. Остиан понимал, что поместить в ограниченное пространство столько людей с артистической натурой и надеяться при этом избежать склок, было бы глупо, но их поведение все равно казалось ему смешным, диким и неразумным.

Но в тех историях, что рассказывали об ужасах сражений за Лаэр, были зерна правды. Люди говорили о трех сотнях погибших Астартес, а кто-то поднимал цифру до семисот и утверждал, что вшестеро больше были ранены.

Поверить в подобное было невозможно, но при этом Остиан часто задумывался о силах, способных за месяц сокрушить целую цивилизацию. И какую цену пришлось заплатить при этом? Да ещё и сами Десантники последнее время выглядели мрачными, но семьсот погибших? Это уже слишком.

Все мысли о погибших Астартес вылетели из головы скульптора, как только они с Сереной вошли на посадочную палубу и мощные двери шлюза сошлись за ними, отделив от корабля. У Остиана просто отпала челюсть, когда он увидел, насколько огромны ангары «Гордости Императора». Его оглушил гул работающих механизмов, поразил потолок, теряющийся в полумраке и похожие на муравьев сервиторы в дальнем конце палубы. Холодная чернота космоса виднелась сквозь помеченное сверкающими красными огнями стартовое «окно», закрытое силовым полем. Делафура тут же передернуло при мысли о том, что произойдет, если оно откажет.

Грозные «Штормбёрды» и «Тандерхоуки» уже были закреплены на стартовых рельсах, проходивших по всей длине ангара. Их пурпурно-золотые корпуса были вычищены до блеска и излучали в пространство спокойную и уверенную мощь.

Колесные сервиторы медленно ползли по палубе, волоча за собой снарядные ящики и стойки с ракетами, грохотали топливозаправщики, а контролеры в разноцветной форме управляли этим бедламом со спокойствием и знанием дела, поразившим Остиана. Куда бы он ни взглянул, всюду суетились занятые рабочие, и суматоха, царившая здесь, в сердце флота, только что окончившего кровопролитную войну и стершего из истории цивилизацию, казалась нелепой и прозаичной.

— Остиан, закрой рот, не то муха влетит, — улыбнулась ему Серена.

— О, прости, — пробормотал он, заглядываясь на чудеса, открывающиеся за каждым поворотом: огромные подъемники, сжимающие в механических клешнях тяжеленные бронемашины сменялись фалангами Астартес, садящихся на челноки или выходящие из них с одинаково прекрасной слаженностью.

Почетный эскорт вел Летописцев, словно по линеечке, и Остиан понял, что это было по-настоящему необходимо — малейший сбой, любая помеха этому сложному «танцу» на посадочной палубе, могли привести к кошмарным последствиям.

Вольное и веселое настроение Летописцев как-то сникло и сменилось серьезным, стоило им наконец добраться до конца ангара, в котором на задрапированном пурпурной тканью подиуме стоял огромный и прекрасный Десантник, возвышавшийся над парой итераторов. Делафур узнал Первого Капитана Юлия Каэсорона, бывшего на концерте Беквы Киньски, но итераторов он видел впервые.

— А что они тут делают? — прошептал Остиан. — На Лаэре ведь никого не осталось, и просвещать некого?

— Они тут из-за нас, — ответила Серена.

— Из-за нас?

— Да. Хоть Лорд Фулгрим и привечает нас, я больше чем уверена — он хочет, чтобы мы видели там только нужные вещи и по возвращении говорили нужные слова. Так, я думаю, Капитана Юлия ты помнишь, а вон тот лысеющий тип слева — Иполид Зигманта, довольно приличный человек для итератора. Единственное, очень любит поговорить и наслаждается звуками своего голоса — но это у него профессиональное.

— А та, что рядом с ним? — спросил Остиан, глядя на женщину с волосами цвета воронова крыла, излучающую абсолютное спокойствие.

— О, это Коралина Асенека. Интересная личность: актриса, итератор, красотка. Вот тебе и три причины её не доверять.

— Что ты имеешь в виду? Итераторы ведь несут в Галактику слова Имперских Истин.

— Конечно, дорогой мой, но кое-кто из них прячет за этими словами свои настоящие мысли.

— Ну, она выглядит вполне… приятно.

— Милый мой мальчик, уж ты-то должен понимать, что внешний вид — это ещё не все. У кого-то физиономия Гефеста сочетается с прекрасной и доброй душой, а кто-то с личиком Афродиты лелеет в груди камень вместо сердца.

— Точно, — согласился Остиан, вспоминая синеволосую певицу и её приставания на обзорной палубе.

Обернувшись к Серене, он сказал:

— А раз так, то как я могу доверять тебе, если ты столь же прекрасна?

— Потому что я — художник и ищу истинную суть всех вещей, Остиан. Актрисы же вечно стараются скрыть свои настоящие лица от окружающих, изображая лишь то, что хотят показать.

Скульптор согласно кивнул и вновь обернулся к платформе, где Капитан Каэсорон начал небольшую речь. Голос Десантника звучал глубоко и мелодично, не хуже, чем у иного итератора.

— Славные Летописцы, я искренне счастлив видеть всех вас перед собой в этот день. Ведь вы — верный знак того, что человечество не забудет, как я и мои братья-воины добыли для него Лаэр. Война была тяжелой, не стану отрицать, и подвела нас к пределам выносливости. Но любые испытания — благо, ибо преодоление их помогает нам в походе за совершенством. Как учит Лорд-Коммандер Эйдолон, Десантнику всегда нужен достойный противник, чтобы испытать на нем свои силы и отточить мастерство. Итак, вы были избраны как выдающиеся документалисты и хроникеры, и сейчас отправитесь на поверхность нового мира Империума, чтобы рассказать о нем людям по всей Галактике.

Остиан почуствовал, как раздувается от непривычной гордости, услышав похвалу из уст Капитана Астартес. Одновременно он про себя поразился нежданному ораторскому искусству воина.

— Не забывайте, Лаэр по-прежнему считается зоной боевых действий, патрулируемой Паладинами командующего Файля, и поэтому мне стоит сразу предупредить: вас ждут тяжелые картины войны и страшные, кровавые последствия сражений. Но не бойтесь, ведь, чтобы поведать правду о войне, нужно увидеть обе её стороны — и славную, и ужасающую.

— Вы должны испытать всё, чтобы выделить и сохранить для себя и истории важнейшее. Прошу каждого, кто чувствует себя неготовым к такому, выступить вперед. Поверьте, ничего постыдного в этом не будет, — улыбнулся Каэсорон.