Сомнамбула. Книга первая: Звезда по имени Солнце

— Писателем? — улыбнулся Матвей. — Писателем я бы рад. Да только неусидчив я от природы… Стоит мне сесть за стол, такая скука на меня находит!

Матвей виновато посмотрел на Анну. Личико ее было взволнованным.

— Ты говоришь, что за столом сидеть не можешь, — сказала она. — Но ведь не обязательно писать за столом! Можно ведь и в кабине твоего любимого «Скорпиона»! — Анна подмигнула Матвею.

— В кабине «Скорпиона»? — подхватил Матвей. — А что, недурно! Так и вижу заднюю обложку своего гипотетического романа с рекламной фразой: «Автор написал эту книгу, не выходя из горизонтального штопора!»

Анна рассыпалась заразительным хрустальным смехом.

Ей вторила ее мать, Наталья Артуровна. Она, неподвижная словно изваяние богини домашнего очага, сидела напротив дочери, во главе стола.

И, наконец, к дуэту присоединился Иван Аристархович со своим раскатистым смеховым уханьем!

— Так стало быть, вы сын того самого знаменитого «строителя планет» Степана Николаевича Гумилева? — добродушно улыбаясь, спросил он.

— Совершенно верно. — Матвей слегка напрягся. Быть сыном главы могущественной межпланетной корпорации «Кольцо» непросто. Много лет в Академии ему приходилось доказывать своим однокашникам, что несмотря на принадлежность к одному из самых знатных и богатых семейств Солнечной, он — нормальный парень, такой же курсант, как они. К счастью, в «Беллоне» его происхождение мало кого волновало — там больше ценились боевая выучка и личное мужество. Однако губернатор Марса — человек как раз того круга, в котором знатность рода и размеры личного состояния характеризуют собеседника наилучшим образом.

Но Иван Аристархович не стал расспрашивать Матвея о том, как развивается бизнес его отца. Его явно интересовало другое.

— Ergo, — ввернул он кстати подвернувшееся латинское словцо, — и Андрей Львович Гумилев, основатель «Кольца», тоже из ваших предков?

— Да, — кивнул Матвей. — Поэтому почти все мужчины в нашем роду занимаются терраформированием. А меня привлекла стезя военного. Впрочем, это тоже фамильное…

— Ага! А все же, осмелюсь спросить, поэт Гумилев — тоже ваш родственник? — осведомился глава семьи Петровских с академическим прищуром.

— Николай Степанович мой пра-много-раз-прадедушка!

— Я поражен! — Иван Аристархович, похоже, был действительно поражен; по крайней мере он откинулся на спинку и безвольно опустил руки вдоль тела. Словно бы осмысливая несусветную новость.

— Что же, ваш предок, поэт Гумилев, как мне представляется, был достаточно знатен? — наконец спросил он.

— О нет! Нет! Сам Николай Степанович — из семьи провинциальных приходских священников, о чем более чем красноречиво свидетельствует сама фамилия Гумилев. Кстати, знаете ли вы, что в те времена ударение в этой фамилии ставили на первый слог, поскольку фамилия эта происходила от латинского слова «humilis» — «смиренный»? Между тем, мой далекий предок Николай Гумилев не слишком жаловал свою фамилию в юности. И от всех требовал, чтобы ударение ставили на третьем слоге. Так, по его мнению, было значительно аристократичнее…

— Но ведь Николай Гумилев был дворянином, не так ли?

— Да-да! Был! Дворянином во втором поколении! Его отец при отставке был произведен в статские советники, это гдето между полковником, по-старому надворным советником, и генерал-майором — разумеется, действительным статским советником…

— Уж это-то мне известно, молодой человек! — махнул рукой Иван Аристархович.

— Прошу меня простить, — учтиво сказал Матвей. — В общем, отец Николая был военно-морским доктором… А его мать — Анна Ивановна — сестрою капитана первого ранга Львова. Море соединило эту пару — точно так же, как нас с моей Анной соединил космос.

Матвей со значением посмотрел на свою невесту. Та покраснела и опустила свои пушистые, красиво загнутые кверху ресницы.

— Постойте-ка, Матвей… А Львовы — это не те, которые родственники Милюковых? И которые, согласно геральдической легенде, имели одного общего предка — татарского мурзу Милюка? — блеснул эрудицией Иван Аристархович.

— Те самые! Между прочим, знаете ли вы, что Милюковы и Львовы породнились вторично через брак?

— Знаю, как не знать!

— И что Милюковы принесли в качестве приданого село Слепнево Бежецкого уезда Тверской губернии?

— Знаю! Село это, кажется, было сохранено Львовыми и перешло в конечном итоге к матери поэта. Не об этом ли селе поэтесса Ахматова вспоминала, когда писала о вашем предке?

— Браво, Иван Аристархович! Браво! — не в силах сдержать восхищения, воскликнул Матвей. — Вам ведомы такие подробности, о которых я сам узнал совсем недавно и по воле случая!

— Рад хоть чем-то потрафить молодежи… Я уж привык — ничем вас не пронять! — глаза Ивана Аристарховича радостно блестели.

Выждав момент, Матвей удовлетворенно кивнул Анне — мол, все идет по плану!

Та была на седьмом небе от счастья. Шутка ли дело — не прошло и получаса, а между ее возлюбленным и ее дорогим папочкой, любителем путешествовать по замшелым генеалогическим деревьям, уже установилось отменное взаимопонимание!

Звякнул колокольчик на двери. В гостиную вкатилась электронная домработница.

Поднос, стоящий на ее плоской голове, служил ложем для красивого, с золотистой корочкой пирога, источающего ароматы корицы и подогретого меда.

— Ну наконец-то! — всплеснула руками Наталья Артуровна. — А я уж думала, он никогда не поспеет!

И, водрузив пирог в центре стола, она принялась его резать — вдумчиво и с любовью. Лишь легкая дрожь кисти выдавала ее волнение по поводу присутствия гостя.

Волновался и Иван Аристархович.

— Итак, Анна упомянула, что у вас ко мне есть важный разговор, — сказал он с легкой дрожью в голосе.

От неожиданности у Матвея пересохло во рту. Однако он коекак совладал с собой.

— Да, разговор у меня имеется. Точнее даже — просьба.

— Просьба? — удивленно произнес Петровский. — Вот как?

Матвей встал из-за стола. И, глядя в глаза Ивану Аристарховичу, твердо, словно присягу, произнес:

— Я прошу руки вашей дочери. Руки Анны.

Анна вспыхнула и закрыла лицо ладонями.

Наталья Артуровна застыла как статуя, с широким ножом в руках. Лезвие ножа было густо облеплено вязкой лимонножелтой сладостью.

Иван Аристархович нахмурился. Сжал руки в кулаки. Зачемто закрыл глаза. Словно бы там, внутри себя, надеялся найти правильные слова для ответа.

— Насколько я понимаю, вы хотите жениться на Анне? — наконец переспросил Иван Аристархович, не то страшась, не то надеясь, что произошла какая-то ошибка.

— Да, я хочу жениться на Анне. И чем скорее — тем лучше!

— И вам нужно мое благословение?

— Да. Ваше и Натальи Артуровны, — подтвердил Матвей.

— В таком случае… В таком случае можете считать, что оно… оно у вас есть!

А потом было много счастливых слов, бессвязных монологов и надежд на счастье.

В тот же день Анна подарила Матвею… золотое кольцо с изумрудом из пещер Ио!

Тем самым изумрудом, который чудом избежал пиратской конфискации, пребывая в накладном контейнере Анечкиного скафандра! Второе такое же кольцо, только поменьше, сделали по ее заказу и для нее самой.

— Обожаю изумруды, — сказала Анна, любуясь изысканным камнем. — Почему-то запомнила, что древние майя называли изумруд «зеленым льдом»… По-моему, очень точно.

— Вообще-то, по правилам, это я должен подарить тебе колечко, — смущенно сказал Матвей.

Хоть лейтенант Гумилев и не был восторженной девушкой, он глаз не мог отвести от подарка.

— А ты мне еще подаришь… Во время венчания! — подмигнула Анна.

Свадьбу назначили на начало июня следующего года.

Вначале Матвей недоумевал: зачем ждать целых десять месяцев, если можно пойти и вот прямо чуть ли не в ближайшее воскресенье расписаться?

Но Анна и ее мать Наталья Артуровна, оказавшиеся упрямыми традиционалистками, все же сумели растолковать торопыге Матвею, что надо делать именно так и никак иначе.