Воин

— Ты знаешь почему. И я тем более обязан ее найти. Я люблю ее, но Ти этому не верит. Не верит, что кто-нибудь может любить ее после всего, через что ей пришлось пройти. Она думает, что ее это «осквернило». — Последнее слово вылетело как плевок. — Теперь она прячется, забившись в какую-нибудь щель.

Доннаси спрятала сочувственную улыбку. Как бы она хотела указать ему на непоследовательность, с которой он одновременно приписывал женщине и бегство из города, и то, что она скрывается где-то поблизости. Но она решила, что у любви на все есть свои оправдания.

С ней такого никогда не случалось. Увлечения, да. Связи. Любовь? Может быть, когда-нибудь…

Конвей со вздохом произнес:

— Давай проверим этот проход. Мы ведь здесь еще не были?

Кивнув в знак согласия, Тейт последовала за ним. Даже теперь, думала она, когда всей страной управляет один человек, жить в этом мире чертовски сложно. Многие хотели свести старые счеты, и приверженцы Алтанара не испарились с его исчезновением. Немало дворян не скрывали своей тоски по старым временам. В ее присутствии еще кое-что становилось очевидным. Темнокожая и женщина — это были два своеобразных клейма, переживших столетия. Слишком, чтобы верить, будто «все вопрос времени».

Доннаси мотнула головой, силясь отогнать эти мысли. Девушка по имени Ти была сейчас важнее. Имея в запасе только описание обезумевшего от любви Конвея, она поймала себя на том, что внимательно рассматривает каждую женщину на голову ниже себя. Каждая из них с волосами цвета меда подвергалась осмотру с удвоенным вниманием; увидев пару голубых глаз, Тейт хлопала Мэтта по плечу, незаметно указывая на их обладательницу. Пока лучшей наградой, которой она удостоилась, было недовольное ворчание в ответ.

Они вышли из той части рынка, где торговали различной снедью, и оказались среди кожевников. Доннаси с наслаждением вдыхала ароматы масел, воска и кож, пронизывающие все вокруг. Она задержалась, рассматривая один жилет, который был словно на нее сшит. Он был сделан из светлой, тончайшей выделки кожи антилопы, украшенной сверкающей бахромой, зеленой, как изумруд. Присмотревшись повнимательней, она увидела, что это кусочки какого-то материала, искусно приклеенные к полоскам кожи. Продавец с готовностью объяснил, что каждый кусочек — на самом деле пчела, называемая убийцей ос. Тейт держала жилет на вытянутой руке, желая лучше его рассмотреть, когда заметила в дальнем конце следующего ряда женщину, которая непременно должна была быть Ти.

Пронзительные голубые глаза сверлили толпу, пробиваясь сквозь развешенные товары и полотнища тканей. Она поворачивала голову, провожая взглядом Конвея.

Доннаси боялась пошевелиться, но потом поняла, что ей все равно придется это сделать, потому что Ти могла повернуться и исчезнуть в мгновение ока. Бросив жилет, она рванулась за Мэттом, сметая все на своем пути. Приблизившись настолько, что он мог услышать, Тейт закричала. Тот недоуменно обернулся в указанном направлении. Увидев Ти, Конвей метнулся к ней, опрокидывая столы с разложенным товаром. Ремни, кошельки и футляры разлетались в разные стороны. Доннаси едва поспевала за ним. Вслед неслись проклятья продавцов, посылавших ко всем чертям их самих и всех родственников до седьмого колена.

Ти побежала.

Но, найдя ее, Конвей ни за что не мог дать ей уйти. Она лавировала в толпе легко и проворно, словно кролик в густых зарослях. Мэтт же больше походил на летящий с горы валун. Перескакивая через то, что не мог обогнуть, он мчался напролом и настиг Ти уже на улице, где было относительно безлюдно.

Тейт замедлила шаг и вскоре остановилась. Было видно, что Конвею не до нее. Подоспевшие торговцы и горожане, пострадавшие во время погони, осыпали ругательствами его и Ти. Отдельные выражения были достаточно крепки, даже если те, к кому они относились, пропускали их мимо ушей.

Доннаси повернулась лицом к толпе, радуясь, что взяла с собой оружие. Подняв руки в миролюбивом жесте, она объяснила собравшимся, что произошло у них на глазах. Они посмотрели мимо нее на удалявшихся Конвея и Ти, которые были так поглощены друг другом, что для них ничего вокруг не существовало. Тейт утихомирила продавцов, предложив заплатить за испорченный товар, и извинилась за раны, душевные и телесные.

Она быстро утешила их. Сначала поодиночке, затем все вместе они успокоились. Большинство отказались от денег, поддавшись романтике происшедшего. Вскоре Доннаси осталась одна. Когда она оглянулась, Ти и Мэтт уже исчезли из виду.

Остальные — Дженет Картер, Сью Анспач и Кейт Бернхард — были в обители. Настоятельница разрабатывала какой-то план, в котором отводилось место и им. Тейт же была настолько поглощена слиянием остатков оланской армии с отрядами Волков, что им даже в голову не пришло включить ее в какой-нибудь из своих планов. Она направилась обратно в замок. Может, Гэн захочет выехать оттуда и понаблюдать за учениями. Или еще что-нибудь. Ах, если бы был жив Фолконер!

Конвей не заметил исчезновения Тейт. Все его помыслы были только о Ти, и вот она перед ним. Догнав, он схватил ее за руку. Женщина остановилась, не пытаясь вырваться. Мэтт готов был поклясться, что в ее глазах мелькнуло облегчение. Они стояли без слов уже, должно быть, целую вечность, пока он не спросил просто:

— Почему?

Ти, разумеется, знала, о чем он спрашивает, но не ответила сразу, а только слегка повернулась к нему, все еще не пытаясь высвободиться. Конвей не отставал ни на шаг, нежно держа ее за руку.

— Я не хотела вновь встречаться с тобой. — Мэтт издал какой-то звук, и она метнула на него быстрый взгляд, прежде чем продолжить. Подбородок был вздернут, голос звучал дерзко. — Зачем ты возишься со мной, ведь я тебя не люблю. Ты даже не знаешь толком, кто я. Вокруг полно других женщин, они красивее, умнее, богаче. Найди себе ту, что полюбит тебя.

— Мне не нужна другая. Я люблю тебя. Мне нужна ты.

Она покачала головой, ничего не ответив. Когда он попытался продолжить, Ти остановила его движением руки:

— Не сейчас. Мне надо подумать.

— У тебя были месяцы на размышление! — В голосе Конвея сквозило отчаяние.

— Поэтому я и не хотела, чтоб ты нашел меня. Я не хотела ничего объяснять. Теперь мне придется это сделать, так что дай мне обдумать свои слова.

Они направились на одну из площадок на крыше. Был базарный день, и наверху не было никого, кроме нескольких играющих детей да старика, греющегося на солнышке. Ти опустилась на скамейку, с которой открывался вид на город и замок. Мэтт примостился на кирпичном парапете напротив. Устремив взгляд мимо него на высившуюся в отдалении крепостную стену с ее зубцами и башенками и незатейливые постройки за ней, Ти рассказала, как ее племя каждые два года поставляло королю новую невесту. Он возвращал ее с ребенком. Эта повинность уходила корнями в глубокое прошлое, когда дети считались главным достоянием племени и для объединения народов был необходим сильный король.

Он перебил ее:

— Я все это знаю. Теперь это в прошлом и не имеет к нам никакого отношения. Гэн отменил такую дань.

Ти сверкнула глазами:

— Это имеет отношение к нам. Я прошла через это. — Внезапно она так резко наклонилась к нему, что Мэтт невольно отпрянул. — Никто не защищал меня, ни одну из нас. С того времени, как я начала понимать происходящее вокруг, и до моей пятнадцатой весны я видела блюстителей, выбиравших наших женщин, как выбирают скот, и уводивших «удостоившуюся великой чести». Если юноша, любивший ее, противился этому, люди нашего племени сами заставляли его замолчать.

Успокоившись, Ти вновь перевела взгляд на замок. Она рассказала, как бросила вызов женщинам племени, заявив, что, если ее изберут невестой короля, она не станет вынашивать его ребенка. Женщины, считавшие это ее долгом, были так напуганы подобной непокорностью, что боялись заговорить об этом. Те же, кто считал ее долгом именно непокорность, поддерживали словами ободрения и слезами — но это было все, что они могли для нее сделать. Дойдя до этого места, Ти задрожала, словно стоял не жаркий летний день, а холодное зимнее утро. Он потянулся обнять ее, но она резко отстранилась. Конвей сел на место, чувствуя неловкость. Она рассказывала о мучительном переходе от Китового Берега до Олы. Охранники наглядно объяснили девушке, что делать, чтобы ублажить короля.