Олимп

– Мы прилетели для того, чтобы наблюдать, – сурово, желая закончить разговор, произнес Сума Четвертый, – и не собираемся развязывать войну.

– Можно получить и то, и другое за одну цену, – возразил иониец. – На борту «Королевы Мэб» хватит огневой силы, дабы переменить ситуацию внизу, что бы там ни творилось. И еще. Хотя ни Манмуту, ни мне официально этого не говорили, но мы понимаем: за судном наверняка следует уйма более современных невидимых кораблей. Отличная возможность прихлопнуть эту тварь, да нет – всех тварей скопом: они даже опомниться не успеют.

– Какое неожиданное предложение, – повторил Чо Ли. – Совершенно из ряда вон.

– Прямо сейчас, – проговорил Астиг-Че голосом Джеймса Мейсона, который Манмут помнил по стародавним двухмерным фильмам, – наша цель – не воевать, а доставить Одиссея в астероидный город на полярном кольце по требованию незнакомки.

– А прежде того, – вставил Сума Четвертый, – нужно разобраться, спускать ли нам шлюпку, прикрываясь аэродинамическим торможением, или сначала наведаться в орбитальный город и доставить туда нашего пассажира.

– У меня вопрос, – подал голос любитель сонетов.

– Да? – тут же откликнулся Астиг-Че, такой же низкорослый европеец, как и Манмут, и оба уставились друг на друга зрительными панелями.

– Согласен ли наш пассажир быть доставленным в астероидный город? – закончил свою мысль капитан подлодки.

В наступившей тишине стало слышно, как жужжат вентиляторы, тихо переговариваются моравеки за приборами, поминутно шумят высотные двигатели.

– Боже милостивый, – произнес Чо Ли, – как это мы забыли спросить его мнение?

– Других забот хватало, – сказал генерал Бех бин Адее.

– Пойду спрошу, – вызвался Сума Четвертый. – Хотя, конечно, досадно будет, если он откажется.

– Мы уже и облачение приготовили, – вставил тонконогий Ретроград Синопессен.

– Облачение? – пророкотал Орфу. – Разве сын Лаэрта у нас мормон?

Никто не ответил. Разумеется, все моравеки в какой-то мере интересовались человеческой историей и обществом (так уж были запрограммированы их саморазвивающиеся ДНК и микросхемы), но мало кто настолько проникся образом мышления людей, как великан-иониец; в особенности это касалось его необычного чувства юмора.

– На борту «Королевы Мэб» Одиссей носит одежду нашего покроя, – пискнул Ретроград Синопессен. – Между тем платье, в котором он должен встретиться с голосом орбитального астероида, будет напичкано всевозможными записывающими, а также передающими наноприборами. Мы сможем наблюдать за происходящим в режиме реального времени.

– Даже те из нас, кто полетит на Землю в космошлюпке? – вмешался Орфу.

И снова все замолчали. Моравеки не склонны часто приходить в замешательство, но при случае способны и на такое.

– Тебя не назначали в команду, – отчеканил наконец Астиг-Че монотонным, однако не лишенным приятности голосом.

– Знаю, – кивнул иониец. – И все-таки, думаю, мне удастся убедить вас непременно запустить шлюпку во время аэродинамического маневра «Королевы», причем со мной на борту. В трюме у Манмута найдется уютный уголок. Я проверял: там есть все нужные соединения; к тому же меня устраивает вид из окна.

– На подлодке нет окон, – возразил Сума Четвертый. – Если ты о видеолинии, то и она может прерваться в случае нападения.

– Это шутка, – отозвался гигантский краб.

– И потом, – произнес Чо Ли, издав тихий звук, похожий на кашель крохотного зверька. – Ты же… в буквальном смысле оптически… слепой.

– Спасибо, я заметил, – сказал Орфу. – Однако в свете конструктивных действий, направленных на ликвидацию расовой дискриминации, практику найма трудящихся следует… Ладно, проехали, некогда объяснять… Могу назвать вам целых три неоспоримых причины, чтобы включить меня в наземную команду.

– Мы еще не определились, состоится ли миссия вообще, – промолвил Астиг-Че. – Впрочем, излагай свои доводы. А потом совет первичных интеграторов примет несколько важных решений.

– Прежде всего, разумеется, – начал Орфу, – для переговоров с любой разумной расой, какая только встретится на Земле, вам не найти лучшего посла, чем я.

Генерал Бех бин Адее грубо усмехнулся.

– Когда же вы собираетесь общаться – до или после того, как размажете их в радиоактивный гной?

– Во-вторых, пусть это и не так бросается в глаза, ни один из моравеков на этом корабле, а то и в мире, не знаком, как я, с романами Марселя Пруста, Джеймса Джойса, Уильяма Фолкнера, Джорджа Марии Вонга, не говоря уже о поэзии Эмили Дикинсон и Уолта Уитмена, а стало быть, я глубже всех вас постиг сокровенные тайны человеческой психологии. Если выпадет случай потолковать по душам со «старомодными» людьми, мое присутствие будет жизненно необходимо.

– Не знал, что ты изучаешь еще и Джойса, Фолкнера, Дикинсон и Уитмена, – заметил по личному лучу Манмут.

– Да как-то к слову не пришлось, – ответил иониец. – Понимаешь, надо было чем-то занять свой ум, работая в жестком вакууме и серном торе на Ио последние два стандартных тысячелетия.

– Две тысячи стандартных лет! – Маленький европеец опешил. Век моравеков был долог, но даже триста лет считалось у них перебором. Манмут и сам существовал не более полутора веков. – Ты никогда не говорил о своем возрасте!

– Опять же к слову не пришлось, – откликнулся Орфу.

– Я не совсем уловил логику твоих устных рассуждений, прежде чем вы с другом вступили в личную беседу, – произнес первичный интегратор, – однако прошу, продолжай. Кажется, ты говорил о трех неоспоримых поводах взять тебя в команду.

– А вот вам и третья причина уделить мне кресло в шлюпке, – сказал гигантский краб, – образно выражаясь, я все разгадал.

– Разгадал? Что? – обронил Сума Четвертый.

Черный ганимедянин, конечно, не стал открыто смотреть на хронометр, однако в его словах слышалось явное нетерпение.

– Да все, – пояснил Орфу. – Почему на Красной планете водятся греческие боги. Зачем проложен туннель через пространство и время в иную вселенную, где до сих пор бьются за Трою. Откуда взялся немыслимо переменившийся Марс. Для чего Просперо и Калибан, герои допотопной шекспировской пьесы, ожидают нас на этой, настоящей Земле и почему Брано-Дыры возникают словно грибы после дождя, разрушая квантовые основы Солнечной системы… Одним словом, все.

56

Имя женщины, похожей на юную Сейви, и впрямь было Мойра, но Просперо то и дело называл ее Мирандой, а один раз, к вящему замешательству Хармана, даже Монетой. Впрочем, смущение возлюбленного Ады и так уже не ведало границ. В течение первого часа он вообще не знал, куда девать свой взгляд. Уже за неким подобием завтрака мужчина осмелился покоситься на разбуженную красавицу, но так и не рискнул посмотреть ей в глаза. Потом сообразил, что со стороны похоже, будто бы он пялится на ее грудь, и вновь отвернулся.

Мойру нимало не трогали его терзания. Она попивала свежий апельсиновый сок, подносимый летающим сервитором, и болтала с магом.

– Просперо, старый ты сумасброд! Сам, что ли, придумал такой оригинальный способ меня будить?

– Разумеется, нет, дорогая Миранда.

– Оставь эти глупости. Если я Миранда, то ты – мандрагоровый корень, так и знай. Никогда я не приходилась, да и сейчас не прихожусь тебе дочерью.

– Ты была и есть моя дочь, дорогая Миранда, – промурлыкал старец. – Разве остался на Земле хотя бы один из постлюдей, которому не я помог бы сделаться таковым? Разве ты зародилась не в чреве моих генетических лабораторий и не они стали твоей первой колыбелью? И после этого я – не твой отец?

– А что, на Земле и впрямь остался кто-то из постлюдей? – спросила женщина.

– Насколько мне известно, нет.

– Ну и катись.

Она повернулась к Харману, отпила горячего кофе, разрезала апельсин пугающе острым ножом и представилась:

– Меня зовут Мойра.

Троица сидела за крохотным столом посреди маленькой комнаты, которой мужчина не заметил прежде. Это была неглубокая ниша в изогнутой, уставленной фолиантами стене колоссального купола, примерно в трех сотнях футов над беломраморным лабиринтом. Легко понять, почему супруг Ады не разглядел этого алькова, огражденного книжными полками. По дороге Харман увидел еще несколько подобных комнат; в одних стояли похожие столы, в других – обложенные подушками скамьи перед загадочными экранами и приборами. Металлические лестницы оказались эскалаторами, иначе троице пришлось бы изрядно попотеть, взбираясь на такую высоту. Шагая по узким каменным выступам без перил и поднимаясь вместе с подвижными ступенями кованого железа, напоминающими скорее воздушное кружево, мужчина страшился опустить глаза, вместо этого он пристально смотрел на корешки томов и жался ближе к полкам.