Ересь Хоруса. Омнибус. Том II (ЛП)

— Мне жаль, — произнес Сор Талгрон. — Я надеялся, что будет иначе. Однако это необходимо. Когда придет время, нужно будет пробить проход во дворец. Мы должны делать все, что послужит этой цели.

Он видел расширенные, налитые кровью глаза Рефа. Тот неотрывно глядел на него в ответ, веки были грубо пришиты в открытом положении. По щекам бежали слезы из крови и шипящего ихора. Во взгляде читался ужас — он знал, что внутри его плоти что-то зарождается. Что собственная плоть больше ему не принадлежит.

— Я мертв, — сказал Сор Талгрон. — Вот почему я здесь. Это мое наказание.

Он вытянул руку, заметив мимоходом, что плоть на ней покрыта волдырями и дымится, и прижал пальцы к грубо заштопанной ране на животе проповедника Рефа. Кожа не зажила, и он протолкнул кисть внутрь.

Существа начали корчиться во тьме. Он почувствовал, как они тычутся в кисть и предплечье. А затем они начали зарываться в его плоть. В этом ощущении не было ничего неприятного. Червеобразные отростки, извиваясь, продвигались от предплечья внутрь бицепса. От этого ужасающе обгоревшая плоть пошла рябью и стала выгибаться.

Они извивались и зарывались все дальше, сквозь плечо и вглубь тела, закапываясь в органы. Один проталкивался вверх по шее, от чего горло вздулось. Он продавил себе дорогу через основание черепа и погрузился в мозг. Сор Талгрон почувствовал давление на свой разум. От странного ощущения он улыбнулся, и с его губ сорвался смешок. Он увидел в немигающих глазах Рефа страх и отвращение.

Потом отростки начали втягиваться обратно, и улыбка Сор Талгрона сменилась внезапной паникой. Демонические протуберанцы пустили корни внутри его плоти, вцепились в него и не собирались выпускать из своей власти.

Он сопротивлялся, но не мог выбраться из их хватки. Они соединились с ним, став теперь такой же его частью, как кости и мускулы. Они втягивались назад, внутрь своего носителя — время вырваться наружу пока не настало, еще нет — и волокли Сор Талгрона с собой. Он ревел, вопил и кричал, непрерывно отбиваясь, однако его неотвратимо тянуло вглубь.

Кисть его руки все еще находилась внутри тела Волхара Рефа. Было невозможно вытащить ее наружу. Один вдох — и его затянуло по плечо. Он ничего не мог сделать, чтобы помешать этому. С точки зрения логики, в происходящем не было никакого смысла, однако тот факт, что смертная оболочка проповедника являлась вместилищем для демона, большая часть которого обитала по другую сторону пелены, также был нелогичен.

Да, он чувствовал, как в его истерзанную плоть врезаются ножи и пилы по кости, но это было где-то далеко, словно происходило с кем-то другим. Он видел, как остатки рук и ног отсекают от тела. Конечности получили слишком сильные повреждения от пламени фосфекса. Нечего было спасать.

Оплавленные бесполезные сердца заменили на стрекочущие и пощелкивающие синтетические модули. Легких больше не было. За него дышала гудящая машина.

— Мозговая активность скачет, — донесся до него голос. Звук был приглушен, словно он находился под водой. — Мы опять его теряем!

Сор Талгрон боролся с силой, которая тащила его внутрь тела Волхара Рефа, однако та была слишком мощной. Его тело полностью втянуло в зараженный торс, и мир исчез. Его поволокли вглубь. Вниз, вниз и вниз, в глубокую тьму, таившуюся под ним.

Его потащило еще ниже, и тьма уступила жидкой, похожей на молоко красноте. Он покинул материальный уровень бытия и вышел в бурлящий кошмар варпа, почувствовав, как на него обращаются чудовищные глаза. Он ощутил там давящий интеллект недостижимого разума, ощутил присутствие богов и демонов, существование которых всегда отрицал. Тех, кто был стар еще задолго до того, как человек спустился с деревьев, и кто изменился, измельчав. Его душили в глубинах ада, обвивали щупальца существ, которых не мог по-настоящему постичь разум смертного. Он почувствовал на себе сокрушительный гнет их внимания и закричал. Легкие заполнял жидкий огонь.

Он силился освободиться, выплыть из этой тошнотворной, сводящей с ума трясины ненависти, неистовства и ярости, но не мог. Это была его тюрьма, его проклятие и хуже того — то, чего он по собственным ощущениям заслуживал.

Вокруг смыкалась тьма. Она стала практически абсолютной, когда перед Сор Талгроном появилось золотое сияние. Он поднял взгляд на лицо парящего перед ним полубога и почувствовал, как душащие его щупальца слабеют.

Сын мой.

Видение простерло к нему кисть, из каждой поры изливался свет. Он потянулся вверх и принял золотую руку могучего создания. Пальцы полубога сомкнулись на его собственных, и золотистый свет заполонил все.

— Вот и все, — произнес голос. — Кончено. Его больше нет.

Окровавленное, лишенное конечностей тело на столе, когда-то являвшееся Сор Талгроном, было мертво. На самом деле, он умирал на столе уже в восьмой раз, но сейчас они не смогли вернуть его к жизни.

Апотекарий Урлан отступил в сторону, отключая машины, которые силились поддерживать жизнь в капитане. Их писк и стрекотание превратились в общий непрерывный визг. Апотекарий был покрыт кровью. Она стекала с его рук и груди густыми ручейками.

— С самого начала было маловероятно, что он выживет, — произнес Урлан. Он бросил взгляд в сторону, где лежал без сознания другой легионер, плоть которого была проткнута десятками кабелей и трубок. — Впрочем, у этого дела лучше. У того, кто его принес. Кто это?

— Сержант-катафрактий Кол Бадар, — пустым голосом сказал Дал Ак.

Он неотрывно смотрел безжизненным взглядом на останки тела, которое когда-то было Сор Талгроном.

— Я думал, что спас его.

Магистр связи развернулся и пошел прочь, опустив голову.

Один за другим легионеры медленно уходили, пока Ярулек не остался в одиночестве. Темный Апостол подошел ближе, глядя на расплавленное лицо Сор Талгрона. Он увидел, как что-то дернулось.

Он моргнул, решив, что ему померещилось, но затем увидел это вновь. На правой половине лица Сор Талгрона подрагивала обнажившаяся жилка. Когда он взглянул с близкого расстояния, ему показалось, что он заметил, как внутри истерзанной плоти капитана что-то шевельнулось, всего лишь на долю секунды…

А затем он ощутил прикосновение варпа. Тот сочился от трупа Сор Талгрона, словно аромат, и глаза Апостола изумленно расширились. Сор Талгрон повернулся на столе, и его челюсти разошлись, беззвучно двигаясь. Лишенный губ рот рассекла божественная улыбка.

— Апотекарий! — закричал Ярулек. — Он жив!

Сор Талгрон повернул изуродованное лицо к Ярулеку. Пустые окровавленные глазницы остановились точно на нем.

— Уризен, — прохрипел Сор Талгрон.

Ярулек упал на колени.

— Лоргар Аврелиан? Что с ним, брат?

— Он… Он поднял меня из тьмы.

— Апотекарий! — снова крикнул Ярулек через плечо.

— Ярулек, я их видел, — прошептал Сор Талгрон.

— Кого видели, мой повелитель?

— Богов… — выдохнул он.

Эпилог

Угловатый нос корабля рассекал живую антиматерию преисподней, видимой за порталом оккулуса. Существа, состоящие из грубых эмоций и воплощенные в обличьях из кошмаров и порожденных ужасом психозов смертных, скреблись по полю Геллера корабля, силясь пробить его.

Сор Талгрон стоял на мостике своего громадного флагмана, пристально глядя в вихрящееся безумие варпа.

После ужасных ранений, полученных им на Перцептоне Примус, его не погребли в саркофаге дредноута. Нет, вместо этого ему создали новое тело — состоящее из бионики, поршней, шестерней и синтетических органов. От него прежнего практически ничего не осталось.

Его лицо представляло собой кошмарную картину растерзанной, изувеченной плоти и уродливой рубцовой ткани. Ему хотели дать новое. Выращенная в баках синтетическая плоть, культивированная мышечная ткань и донорские живые кости. Предложение вызвало у него смех.

Впрочем, глаза ему заменили, и он всматривался в эмпиреи парой черных сфер — глаз, изготовленных адептами Механикума и улучшенных им самим посредством молитв, увещаний и темных благословений. Настроенные на варп и его вариации, они давали ему уникальную картину, которую он находил приятной.