Олимп

– Дом Одиссея, Итака, – бурчит себе под нос Гефест. – Гера отлично знала, где спрятать усыпленного мужа. Ты хоть представляешь себе, что сделает Громовержец, если мы его там разбудим?

– Нет, но мы это выясним, – говорит быстроногий. – Можешь квант-телепортировать нас прямо на ходу, из повозки?

– Сейчас увидишь, – отзывается карлик.

В ту же секунду человек и бог исчезают. Опустевшая колесница продолжает лететь на северо-запад над Бассейном Эллады.

50

– Это не Сейви.

– Разве я утверждал обратное, друг Никого?

Харман замер на металлическом помосте гроба, якобы парящего в полной пустоте более чем в пяти милях над землей, за сотню ярдов от северного склона Джомолунгмы, и таращил глаза – хотя менее всего на свете желал бы этого – на застывшее лицо и нагое тело юной Сейви. Просперо стоял позади, на железных ступенях. Снаружи грозно ревел ветер.

– Очень похоже на нее, – признал девяностодевятилетний, пытаясь унять биение сердца. Высота и близость прекрасного трупа внушали чувство уязвимости, от которой делалось дурно. – Да, но Сейви уже нет, – прибавил мужчина.

– Ты уверен?

– Провалиться на месте, еще бы. Твой Калибан прикончил ее у меня на глазах. А после мы с Даэманом наткнулись на окровавленные объедки. Старуха давно мертва. И я никогда не видел ее такой молодой.

Обнаженная женщина, лежавшая на спине в хрустальном саркофаге, прожила от силы три-четыре года после первой Двадцатки. А Сейви была… древней как мир. Харман помнил, как он и его друзья – Ханна, Ада, Даэман – поразились при виде морщин, седых волос, дряхлого тела. Ни один из людей старого образца не встречался с явными приметами преклонного возраста ни до того, ни после. Хотя конечно: теперь, когда лазарет и его целебные баки уничтожены, к подобным зрелищам придется привыкать.

– Почему же мой Калибан? – возразил Просперо. – Уже не мой. В ту пору, когда случай свел вас на орбитальном острове примерно девять месяцев назад, сей гоблин – нечестивый выродок Сикораксы, узник и раб Сетебоса, – принадлежал одному себе.

– Это не Сейви, – повторил Харман. – Такого не может быть.

Он с усилием поднялся по лестнице, грубо задев по дороге старца в синем халате, однако, прежде чем скрыться в отверстии гранитного потолка, помедлил и тихо спросил:

– Она жива?

– А ты потрогай, – предложил Просперо.

Муж Ады попятился.

– Не буду. Зачем?

– Спустись и потрогай ее, – изрек маг, чья голограмма, проекция или как ее там, опять оказалась у самого гроба. – Ведь нет иного способа узнать, умерла ли эта женщина.

– Уж лучше я поверю тебе на слово, – сказал мужчина, не трогаясь с места.

– Но я не давал слова, друг Никого. Разве слышал ты мое суждение о том, жива она или спит или здесь – лишь бездушное подобие из воска? Однако попомни, Харман из Ардиса: если только наша красавица окажется настоящей, если она проснется, вернее, ты ее разбудишь, и если вам доведется потолковать по душам с этим восставшим из усыпальницы духом, ты обретешь ответы на самые насущные вопросы.

– В каком смысле? – проговорил избранник Ады и, как ни тянуло его убежать, спустился на пару шагов.

Просперо молча поднял хрустальную крышку прозрачного саркофага.

Никакого запаха разложения. Харман изумленно ступил на железную площадку, затем обошел гроб и встал подле мага. Подобно всем людям прежнего образца, он в жизни не видел покойников, за исключением нескольких мимолетных взглядов на безволосые тела в целебных баках на острове Просперо. Разумеется, речь не о последних месяцах, когда колонисты во множестве погребали своих товарищей и наизусть заучили ужасные приметы смерти: бледность и трупное окоченение, запавшие во тьму глаза, холодная плоть. Так вот эта женщина – эта Сейви – не проявляла ни одного из перечисленных признаков. Кожа казалась мягкой, полной жизни. Нежно-розовые, почти алые губы соперничали в яркости с твердыми сосками. Чудилось, что длинные ресницы вот-вот шелохнутся, глаза откроются…

– Прикоснись, – повелел седовласый старец.

Харман протянул дрожащую ладонь – и тут же отдернул ее как ужаленный. Тело незнакомки окружало хрупкое, но твердое, проницаемое, но вполне осязаемое силовое поле, воздух под которым был гораздо теплее, чем снаружи. Мужчина попытался снова: пальцы уловили на шее едва заметный трепет, будто бы от крыльев мотылька. Будущий отец положил руку между тяжелыми полушариями. Да, сердце билось, хотя и ужасно медленно, совсем не похоже на глухие удары в груди спящего человека.

– В подобной колыбели, – тихо промолвил Просперо, – покоится твой друг Никто. В ней тоже застывает время. Но если саркофаг Одиссея должен исцелить его за три дня, чем и занимается прямо сейчас, то здешний хрустальный гроб стал прибежищем своей хозяйке на четырнадцать с лишним веков.

Харман опять отдернул руку, словно его укусили.

– Невероятно.

– Да? Ну, тогда разбуди ее и спроси.

– Кто она? – не унимался муж Ады. – Ведь это не может быть Сейви.

Старец улыбнулся. Внизу, под ногами, снежные тучи сбивались к северному горному склону, облепляя пол и стены прозрачной гробницы.

– Ну да, не может, верно? – загадочно произнес маг. – Я знал ее под именем Мойры.

– Мойра? В честь которой назвали это место – Тадж Мойра?

– Конечно. Здесь ее усыпальница. По крайней мере здесь она спит. Да будет тебе известно, друг Никого, что Мойра – постчеловек.

Мужчина снова попятился от саркофага.

– «Посты» уже… Их больше нет. Мы с Даэманом и Сейви сами видели, как их мумифицированные, обглоданные Калибаном тела плавали в гнилостном воздухе на твоем орбитальном острове.

– Она последняя, – кивнул Просперо. – Сошла с полярного кольца более полутора тысяч лет назад. Доводилась возлюбленной супругой Ахману Фердинанду Марку Алонцо Хану Хо Тепу.

– А это еще кто?

Тучи окутали основание Таджа плотной пеленой, и Харман почувствовал себя немного уверенней, обнаружив под ногами сизую мглу вместо головокружительной пустоты.

– Просвещенный потомок того, самого первого Хана, – пояснил седовласый старец. – Он царил на Земле – верней, на том, что от нее осталось, – долгих пятнадцать веков назад. Этот временной саркофаг правитель создавал для себя, но, воспылав страстью, уступил его Мойре.

Будущий отец подавил усмешку.

– Ерунда получается. Почему этот Хо Теп, или как там правильно, не заказал себе другого гроба?

Улыбка Просперо начинала уже бесить похищенного.

– Так он и сделал. Второй саркофаг стоял вот здесь, на широком помосте, рядом с Мойрой. Беда в том, что даже в такое труднодоступное место, как Ронгбук Пумори Чу-му-ланг-ма Фенг Дудх Коси Лхотце нупцзе Кхумбу ага Гхат-Мандир Хан Хо Теп Рауца, порой наведываются незваные гости. Первые же из них вытащили временную колыбель с телом Ахмана Фердинанда Марка Алонцо Хана и швырнули через край на ледники у подножия.

– Что же они оставили другой саркофаг? – спросил Харман, настроенный не верить ни единому слову мага.

Просперо указал на спящую дряхлой морщинистой рукой.

– А ты бы выбросил такое тело?

– Тогда почему не разграбили храм? – проговорил мужчина.

– Наверху использованы отличные средства предосторожности. Чуть позже я буду рад показать.

– А эти непрошеные гости, почему они не разбудили вашу… кто бы она ни была?

– Пытались, – ответил старец. – Но так и не сумели открыть саркофаг…

– Тебя это, кажется, не затруднило.

– Ахман Фердинанд Марк Алонцо Хан при мне разрабатывал сей аппарат, – промолвил маг. – Мне известны коды и пароли.

– Ну так и растолкай дамочку сам. Хочу с ней потолковать.

– Я не в силах нарушить сей постчеловеческий сон, – возразил Просперо. – Как и любой из грабителей, сумей они обойти охрану и вскрыть хрустальный гроб. Мойру пробудит лишь одно.

– И что же?

Муж Ады стоял на нижней ступени, готовый уйти в любую секунду.