Песчаные черви Дюны

Прежде чем люди Гильдии успели занять свои места, раздалось гудение двигателей Хольцмана, и Мурбелла ощутила знакомый толчок.

— Ты чего-то хочешь от меня? — Эразма, кажется, удивило это требование Дункана. — Но как ты сможешь заставить меня подчиниться?

Губы человека сложились в едва заметную улыбку.

— Если ты действительно понимаешь, что такое честь, робот, то мне не придется ни к чему тебя принуждать. Ты сделаешь то, что надо и сполна вернешь свой долг.

Эразм пришел в неподдельный восторг.

Чего же ты от меня хочешь? Разве не достаточно того, что я убил всех лицеделов?

Вы с Омниусом несете ответственность за куда большие злодейства, чем эти хамелеоны.

Злодейства? Это было нечто большее, чем злодейство, не так ли?

Тебе придется кое-что сделать, чтобы загладить свою вину, — все внимание Дункана было сосредоточено на роботе, он не смотрел на мертвых лицеделов, не обращал внимания на грохот за стенами храма, он видел только Эразма. Пауль, Чани, Джессика и Юйэ молча смотрели на Дункана.

Я — последний Квисац-Хадерах, — сказал Дункан, ощущая свои врожденные способности всеми клетками, всеми нитями ДНК своего организма, — но мне нужно еще очень многое понять. Я уже понимаю людей — может быть, лучше, чем кто-либо другой, но я не понимаю мыслящих машин. Ты должен дать мне повод оставить тебя в покое, и не уничтожать, воспользовавшись нынешней слабостью машин. Всемирный разум так бы и поступил.

Да, это так. Ты — последний Квисац-Хадерах. Решение за тобой. — Эразм, казалось, чего-то ждал, оптические сенсоры его вспыхнули, как звезды.

Есть ли вообще способ не прибегать к уничтожению одной или другой стороны? К фундаментальному изменению вселенной, к Крализецу. — Дункан задумчиво почесал подбородок. — Флот Омниуса состоит из миллионов мыслящих машин. Они не уничтожены, они просто остались без руководства, правильно? Думаю, что ваша империя состоят из сотен планет, многие из которых непригодны для заселения людьми.

Робот стал расхаживать по залу, переступая через трупы лицеделов, валявшиеся на полу, как марионетки, у которых перерезали ниточки. Одеяние платинового робота развевалось в воздухе.

— Это очень точное замечание. Ты хочешь отыскать всех машин и всех их уничтожить, не пропустив ни одну? Теперь, когда руководство всемирного разума закончилось, некоторые машины за время длительной изоляции смогут развить способность к независимому существованию, как это некогда произошло со мной. Насколько ты уверен в своей способности это сделать?

Дункан внимательно следил за роботом. Несколько раз Эразм оглянулся, и каждый раз на его лице было другое выражение — от пытливой мины до натянутой усмешки. Было ли это проявлением истинного страха, или робот притворялся?

— Ты спрашиваешь, хочу я мира или победы. — Это был не вопрос.

— Я снова повторю: ты сверхчеловек — решать тебе.

Я прожил очень много жизней, и за этот огромный срок научился терпению. — Дункан глубоко вздохнул, воспользовавшись старым приемом мастеров меча, чтобы привести в порядок свои мысли. — У меня сейчас уникальная возможность сблизить обе стороны конфликта. Люди и машины измотаны войной и ослаблены. Должен ли я выбрать полное истребление машин, как окончательное решение вопроса?

Или выбрать выздоровление для обеих сторон? — Эразм остановился и повернулся лицом к человеку. — Скажи мне откровенно, в чем состоит дилемма. Омниус удален из вселенной, и у остатка мыслящих машин сейчас нет руководства. Одним ударом я избавил вас от угрозы со стороны лицеделов. Я не вижу никакой проблемы, какую надо было бы решать. Разве пророчество не исполнилось?

Дункан улыбнулся.

— Так же, как и в случаях с другими пророчествами, они достаточно туманны для того, чтобы убедить любой внушаемый и незрелый ум в том, что все было «предсказано». Сестры Бене Гессерит и люди из Защитной Миссии были большие мастера на такие штучки, — он пристально посмотрел на робота. — И ты, думаю, тоже.

Эразм был удивлен, но слова Дункана явно произвели на него сильное впечатление.

И что же ты предлагаешь?

Так как именно ты занимался «математическими проекциями» и основанными на них «пророчествами», то ты мог писать любые предсказания по своему выбору. Омниус верил всему.

Ты хочешь сказать, что я состряпал эти пророчества? — спросил Эразм. — Вероятно, я сделал это специально для того, чтобы Омниус мог принять свои твердолобые тупые решения? Может быть, я специально хотел довести дело до такого печального конца? Это очень интересная гипотеза, достойная истинного Квисац-Хадераха. — Улыбка на лице робота казалась, как никогда, искренней.

Дункан холодно улыбнулся.

Как Квисац-Хадерах, я знаю, что существуют — и всегда будут существовать, так как я развиваюсь, — некоторые ограничения моих знаний и моих способностей. — Он похлопал робота по железной груди. — Ответь мне, ты манипулировал этими пророчествами?

Люди создали множество проекций и легенд задолго до того, как я начал существовать. Я просто адаптировал легенды, нравившиеся мне больше других, произвел сложные вычисления, которые должны были привести к желаемым проекциям, и скормил их Омниусу. Всемирный разум со своей вечной близорукостью, увидел в них ровно то, что хотел увидеть, и ничего больше. Он убедил себя в том, что в «конце» великая перемена потребует от него «победы», а для этого ему нужен был Квисац-Хадерах. Омниус научился многим вещам, но лучше всего он усвоил надменность и высокомерие. — Эразм картинно завернулся в плащ. — Не имеет никакого значения, что думали Омниус или лицеделы. Все равно всем здесь распоряжался я.

Подняв руки, робот широким жестом обвел металлические стены главного зала машинного храма, имея в виду город, Синхронию и всю машинную империю.

— Нельзя сказать, что наши силы вообще остались без руководства. Теперь, когда всемирного разума больше нет, я могу осуществлять управление машинами. У меня есть коды доступа и все — самые сложные и запутанные — средства программирования.

Дункан решил, что это отчасти предзнание, отчасти интуиция, а отчасти простой блеф.

Но это управление может взять на себя и Квисац-Хадерах.

Это куда лучшее решение. — По текучему металлическому лицу робота скользнуло странное выражение. — Ты мне интересен, Дункан Айдахо.

Отдай мне все коды доступа.

— Я могу дать тебе нечто большее — да, это потребует многого. Я отдам тебе всю машинную империю, миллионы ее фрагментов и деталей, запасных частей и прочего. Я разделю все это с тобой, всю эту цельность, как делили со мной лицеделы все эти удивительные, собранные ими человеческие жизни. Но для Квисац-Хадераха это будет самая обычная вещь.

Робот не успел рассмеяться еще раз. Дункан шагнул вперед схватил платиновую руку, торчавшую из-под роскошного рукава.

— Так сделай это, Эразм.

Он придвинулся ближе к роботу, протянул вторую руку и прижал ее к лицу Эразма странно интимным жестом. Предзнание вело Дункана, он и сам не очень хорошо сознавал, что делает.

Дункан, это опасно, — сказал Пауль, — ты же знаешь.

Это я представляю теперь опасность, Пауль. Мне же ничто угрожать не может. — Дункан стоял теперь в нескольких дюймах от робота, чувствуя свои растущие возможности. Хотя в его представлении о будущем и были белые пятна, ловушки и западни, которых он пока не мог предвидеть, Дункан все же чувствовал себя очень уверенно.

Робот помедлил, как будто что-то прикидывая, потом схватил Дункана за руку и — таким же жестом — протянул другую, чтобы коснуться лица человека. Темные брови Дункана сдвинулись, когда он испытал странное ощущение. Холодный металл показался ему мягким, казалось, он вот-вот погрузится в него. Дункан расширил сознание, мысленно потянулся к Эразму, к неизведанному пространству мышления независимого робота, а Эразм сделал то же самое по отношению к нему. Пальцы робота удлинились, обхватив кисть Дункана словно перчаткой. Текучий металл покрыл запястье и пополз дальше, на предплечье. Дункан ощутил жгучий холод, когда Эразм заговорил.