Король и Император

– Понимаешь, что они делают? Что труднее всего сделать при расчистке нового поля? Нет, не вырубить деревья. С хорошим топором деревья любой дурак вырубит. Нет, главное – выкорчевать пни. Раньше крестьяне старались срубить дерево поближе к земле, а потом начинали выжигать пень. Это долго, к тому же дуб, ясень и вяз могут пустить новые побеги, даже когда от них ничего не остается. А вот как мы делаем теперь. – Шеф ухватился за длинную рукоять, торчащую из сложного механизма с железными шестернями и блоками. – Канат привязываем к самому крепкому пню на поле. Другой конец накидываем на самый слабый пень. Затем налегаем всем весом. – Шеф сопровождал свои слова соответствующими действиями, качнув рукоять храповика назад, а потом опять вперед и так несколько раз. В двадцати ярдах от него из земли с ужасающим треском полез пень. К рычагу подскочил какой-то керл, стал помогать королю. Рывок за рывком пень вытащили наружу к общей радости керлов и наблюдающей свиты.

Король вытер грязные руки о серые рабочие штаны, подал знак керлам оттащить выкорчеванный пень и привязать канат к новой жертве.

– Англия – страна лесов. Я ее превращаю в страну полей. Этот механизм для корчевки сделали в Доме Мудрости жрецы Ньёрда – они моряки, они знают все о блоках и канатах – и несколько моих катапультеров, они знакомы с зубчатыми колесами. Удд, железных дел мастер, руководит изготовлением шестерней. Они должны быть маленькими, но прочными.

– А ты всем позволяешь обзавестись такой машиной?

Пришла очередь улыбнуться Шефу.

– Я бы, может, и позволил, если бы они мне предоставили это решать. Но куда там. Отец Бонифаций, мой казначей Дома Мудрости, дает машины в аренду тем, кто собирается расчистить поле. Керлы платят за пользование машиной. Но расчищенная земля достается им бесплатно. Не навсегда. На три поколения. Потом земля возвращается короне. Я разбогатею на арендной плате за эти машины. А мои наследники, – Шеф кивнул на маленького Эдварда, – разбогатеют, когда к ним вернется земля.

Он указал на запоминающийся силуэт ветряной мельницы, бойко машущей крыльями среди плоских полей Стамфордшира.

– Еще одно нововведение. Не само ветряное колесо, об этом вы давно знаете. То, что к нему приделано. Еще один способ улучшать земли. Подъедем поближе, я покажу.

Повозка заметно сбавила ход, когда Озмод свернул с Великой Северной дороги, вымощенной камнем, на старую, тонущую в грязи колею. Шеф воспользовался возможностью в сравнительно спокойной обстановке продолжить рассказ о достижениях Дома Мудрости.

– Мы едем смотреть на большую машину, – сказал он, перегнувшись к Альфреду, – но у нас есть и много маленьких приспособлений, которые приносят не меньше пользы. Например, я не показывал тебе, как у нас запряжены лошади. Когда мы научились от Бранда и его людей запрягать лошадей в хомуты, чтобы использовать их как тягловую силу, мы через какое-то время обнаружили, что лошади иногда тянут слишком сильно. Когда поворачиваешь, лошади нередко рвут постромки, потому что тяга приложена только к одному боку. Ну, мы стали брать для постромков кожу попрочнее. Но потом один фермер – я дал ему ферму и лошадей – сообразил, что постромки ведь необязательно привязывать прямо к передку. Привязываешь постромки к двум концам крепкой поворотной поперечины, и эту поперечину (мы называем ее валек) за середину привязываешь коротким ремнем к передку телеги. В результате натяжение постромков одинаковое даже при повороте. И это не просто сберегает нам кожу на постромки! Нет, хоть мы и сами не сразу сообразили. Но ведь очень часто настоящая польза изобретений проявляется не в том, для чего они предназначались, а видна только позже. Этот придуманный нами валек означает, что теперь керлы могут делать короткие пахотные борозды, обрабатывать совсем маленькие поля, ведь им гораздо легче развернуть упряжку. А уж это, в свою очередь, означает, что даже самый бедный крестьянин, у которого всей земли акр или два, может сам обрабатывать свое поле и не зависеть от лендлорда.

– И они благодарят за это своего короля, – задумчиво отозвался Альфред. – Они становятся твоими людьми, а не людьми лендлордов. И это, как и деньги за аренду машин, делает тебя сильнее.

Годива вмешалась:

– Вот для этого он и старается. Он без причины ничего не делает. Я это поняла уже очень давно.

Шеф примолк, уставившись на свои грязные ладони.

Через минуту Альфред нарушил молчание:

– А эти нововведения, которые мы едем смотреть… Расскажи нам о них.

Шеф отвечал ровным безжизненным тоном:

– Ладно. Земля здесь, как вы знаете, быстро заболачивается. А кое-где и всегда были болота. Само собой, их стараются осушить. Но когда роешь канаву в этих местах, не всегда можно угадать, куда потечет вода, пойдет ли она вообще в твою канаву. Но мы знаем вот какую штуку. – Постепенно вдохновение возвращалось к Шефу. – Любой, кто пил пиво из бочек, знает, что есть два способа розлива: либо просверлить бочку внизу, тогда ее надо затыкать хорошей пробкой, либо сверху подсосать через трубочку и опустить ее конец. Дальше пиво само потечет в твой кувшин или в ведро.

– Никогда о таком не слышал. А почему так?

Шеф пожал плечами.

– Никто не знает. Пока. Но нам достаточно того, что мы знаем и что можем изготовить. Большие трубы, которые не влезут человеку в рот, и устройство, что будет отсасывать воду. Словно кузнечные мехи, только наоборот. Тогда-то мы и заставим воду течь из болот в канавы, даже в те канавы, которые расположены на большом расстоянии.

Повозка и свита наконец подъехали к ветряному колесу, и Шеф выпрыгнул, опять оставив дверцу открытой. Вокруг ветряка простиралась паутина грязных канав, тут и там парусиновые трубы зачем-то соединяли их между собой.

– Вы снова видите новую землю, – Шеф понизил голос, так что его могли слышать только гости, но не свита. – Я даже не знаю, сколько ее. Иногда мне кажется, что ждущей осушения земли хватило бы на полудюжину графств. И эту землю я никому не отдам. Я делаю ветряные колеса, я плачу рабочим. Осушенные поля остаются королевской землей, деньги за их аренду пополнят королевский бюджет.

– И опять все только для твоей выгоды, – резко, как хлыстом стеганув, сказала Годива. Альфред заметил, что его уязвленный соправитель еще раз вздрогнул. – А скажи-ка мне, что ты сделал для женщин?

Шеф помялся, заговорил было, потом оборвал себя. Он не знал, с чего начать. Напомнить о ветряных мельницах, освободивших от нескончаемой рутины десятки тысяч рабынь, толокших зерно в ступках? Рассказать об опытах, которые проводились в Доме Мудрости, чтобы найти лучший способ сучить пряжу, чем с помощью прялок, с которыми не расстаются почти все женщины Англии, неустанно на них работая? Нет, решил Шеф, самое главное для женщин – построенная им мыловарня, на которой из золы и жира делают твердое скрипучее мыло – это вещь сама по себе не новая, но такая, что, по уверениям Ханда, спасет добрую половину женщин, умирающих от родильной горячки, ведь король приказал, чтобы все повитухи носили с собой мыло и тщательно мыли руки.

Он слишком долго раздумывал.

– Так я и знала, – сказала Годива и отвернулась, уводя за собой детей. – Все только для мужчин. Все ради денег.

Она и не подумала понизить голос. Пока она шла к экипажу, оба короля, Квикка, Озмод, мельник и его жена, обе королевских свиты – все смотрели на нее. Потом все посмотрели на Шефа.

Он опустил взгляд.

– Это не так, – пробормотал он, чувствуя, что в нем поднимается та же ярость, как и тогда, когда человек-птица упал, а они просили его все равно заплатить неудачнику. – Всех дел не переделаешь. Сначала делаешь то, что умеешь делать, а потом смотришь, что можно сделать еще. Все, что мы делаем, приносит пользу женщинам. Стало больше земли, больше еды, больше шерсти.

– Так и есть, – согласился Квикка. – Раньше каждую зиму то тут, то там можно было видеть маленьких детей в лохмотьях и босиком, плачущих от холода и голода. Теперь у них, по крайней мере, есть одежда и горячая еда. Потому что они под защитой короля.