Проклятие Валнира

Натан Лонг

ПРОКЛЯТИЕ ВАЛНИРА

Шел темный век, кровавый век, век демонов и колдовства, век битв и смертей, век конца мира.

Но в огне, пламени и ярости этого времени рождались могучие герои, отважные деяния и великая смелость.

В сердце Старого Света раскинулась Империя, самое большое и могущественное из королевств людей. Славящаяся своими инженерами, колдунами, купцами и солдатами, земля эта изобиловала высокими горами, полноводными реками, дремучими лесами и огромными городами.

На троне в Альтдорфе восседал император Карл-Франц, благословенный наследник основателя царства Сигмара, обладатель его магического боевого молота.

Но времена эти никто не назвал бы цивилизованными. По всему Старому Свету, от рыцарских замков Бретонии до скованного льдом далекого северного Кислева, прокатился рокот войны. В высоких горах Края Света, готовясь к новому нападению, собирались племена орков. Разбойники и предатели заспешили в дикие южные земли Пограничных Княжеств. Начали ходить слухи о появляющихся из всех сточных канав и болот королевства скейвенах, крысоподобных тварях.

Северные Пустоши вновь стали грозить проникновением Хаоса и порожденных им демонов и зверолюдей, чьи души находились во власти мерзких Темных богов. Время битвы неуклонно приближалось, Империя, как никогда, нуждалась в героях.

Глава первая

ЖЕРТВЫ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

Райнеру Гетцау на войне не повезло. По пути на север с пистольерами фон Штольмена для участия в последней атаке, призванной изгнать нечестивых из Кислева, он надеялся вернуться домой, в Альтдорф, с парой боевых шрамов, дабы производить впечатление на подружек и любовниц; с тюками трофеев, которые можно продать на черном рынке; и несколькими седельными сумками золотых монет, выигранных у однополчан в карты и кости. И что в итоге? В первой же битве его ранили, и пришлось почти всю кампанию просидеть в приграничном городишке Вулске, который все удалялся от линии фронта, по мере того как Великий Союз теснил захватчиков все дальше в Пустоши Хаоса.

Пока он поправлялся после ранения в Вулске, ему случилось столкнуться со злой колдуньей, притворяющейся жрицей Шаллии, но он уничтожил ее, прежде чем она успела разнести заразу по всей армии. И что он заслужил? Его тут же осыпали почестями и титулами? Нет. Из-за непроходимой глупости начальства его обвинили в убийстве священнослужительницы, а также в тех преступлениях, которые могла бы совершить «жертва», если бы он ее не остановил.

К счастью… а может, и к несчастью — это уж как посмотреть, его арест совпал с последней за эту войну кампанией, исход которой представлялся столь непредсказуемым, что мелочи вроде трибунала и казней отложили до окончания кровавого побоища. Райнера месяцами мариновали в разных тюрьмах, перебрасывали с места на место — таковы уж превратности войны. Наконец (война к этому моменту уже полгода как закончилась) он попал на гауптвахту замка Смоллхоф — форпоста Империи к западу от границы с Кислевом — и уже здесь ожидал казни через повешение в камере, полной висельников самого худшего разбора.

Нет, дурная какая-то получилась война. Не то слово.

Однако же Райнер был не тот человек, чтобы навек проститься с надеждой. Он был игрок, последователь Ранальда. Он знал, что проницательный игрок может обратить случай себе на пользу, и, между прочим, уже весьма успешно подкупил недалекого надзирателя байками о казне, которую успел спрятать перед арестом. Вассендорф собирался тайно вывести его в полночь из камеры в обмен на долю этого мифического богатства. Теперь оставалось найти союзника. Предстоял долгий опасный путь на свободу — прочь из лагеря, из Империи, в неизвестное, и кто-то должен был охранять его сон, помогать перебираться через стены и стоять на шухере, пока он будет освобождать лошадей, еду и одежду от их законных владельцев. Но важнее всего было найти такого человека, который, в случае их поимки, сможет отвлечь представителей закона и дать Райнеру убежать.

За узким окном гауптвахты садилось солнце. Райнер обернулся и оглядел товарищей по камере, пытаясь понять, кто из них лучше всего подойдет в попутчики. Требовалось оптимальное сочетание сообразительности, самообладания и доверчивости — качеств, которые в тюрьме встречаются не особенно часто. Соседи обменивались рассказами о том, при каких обстоятельствах их арестовали. Райнер чуть усмехнулся. Ну конечно, каждый утверждает, что абсолютно невиновен. Дураки. Можно подумать, никто из них не заслужил такой участи.

Сидевший в углу инженер, задумчивый чернобровый гигант с кулачищами не меньше головок виссенбергского сыра, мотал головой, как сбитый с толку бык.

— Я не хотел никого убивать. Но они никак не останавливались. Все продолжали подкалывать, обзываться, и… — он заломил руки, — я даже не замахивался, но мы строили осадную башню, и у меня в руках была кувалда… и…

— А ты — здоровенный орк, который не соизмеряет свои силы, вот что, — сказал коренастый лысый пикинер с торчащей бородкой.

Инженер вскинул голову:

— Я не орк!

— Тише, парень, — сказал второй пикинер, настолько же худой и жилистый, насколько плотный его товарищ. — Нам новые проблемы не нужны. Халс ничего такого в виду не имел. Ну, в очередной раз распустил язык…

— Не поэтому ли вы здесь оказались? — спросил Райнер, которому понравились эти двое крепких мужиков, явно бывших работяг. Ему хотелось узнать о них побольше. — Никак ваши языки пробили брешь, какую кулаками не заделать?

— Нет, господин, — отозвался тощий пикинер. — Мы совершенно невиновны. Жертвы обстоятельств. Наш капитан…

— Жалкий недоумок, который с кровати встать не мог, не сверившись с картой, — перебил Халс.

— Наш капитан, — повторил его товарищ, — был найден с двумя торчащими из спины копьями, и начальство непонятно с чего обвинило нас. Но пока виновный бежал от суда, полагаю, его уже поджидали курганцы.

Халс мрачно рассмеялся:

— Ну да. Курганцы.

В тени у дверей кто-то захихикал. Оказалось, это белозубый парень с закрученными черными усами.

— Ну, парни, хватит байки травить, — сказал он с тильянским акцентом. — Все мы в одной лодке, так?

— Ты-то что об этом знаешь, пожиратель чеснока? — заворчал Халс. — Небось сам белее снега. Что тебе нужно?

— Не-разу-мение, — сказал тильянец. — Ружья я продаю. Нахожу и продаю корсарам. Знать мне с чего, что Империя такая жадная? Откуда знать, что они не делятся с союзниками?

— У Империи нет союзников, ты, мародер несчастный, — сказал рыцарь, сидевший у дверей. — Только благодарные соседи, которые прибиваются к ней в трудные времена, как овцы к пастуху.

Райнер осторожно разглядел его. Кроме него самого, рыцарь здесь был единственным дворянином, но Райнер не нашел в нем ничего родственного. Высокий, могучего сложения, с кустистой светлой бородой и пронизывающими голубыми глазами, весь такой герой Империи с головы до ног. Райнер был готов поклясться, что этот малый салютует даже во сне.

— Надо же, как ты предан Империи, которая засадила тебя в каталажку, — сухо сказал Райнер.

— Это ошибка, которую непременно исправят, — ответил рыцарь. — Я убил человека, защищая свою честь. Это не преступление.

— Тот, второй, тоже так думал…

Рыцарь только отмахнулся:

— Мне сказали, это мальчишка.

— И что он тебе сделал?

— Мы натягивали палатки. Этот псих залез на мою территорию, и вот…

— Отличный повод для убийства, нечего сказать.

— Вы издеваетесь, сэр?

— О нет, господин. В жизни бы не посмел.

Райнер перевел взгляд с рыцаря на безбородого лучника, темноволосого паренька, скорее по-детски миловидного, чем красивого.