Марид Одран

Индихар удостоила меня презрительным взглядом, ничего не ответив. Я не мог оставаться в клубе ни минуты. Схватив ключи, которые Чири бросила на стойку, я вышел. На улице ее не было. Видимо, она отправилась домой или в другой клуб.

Я пошел в «Феи Бланш», кафе старика Гарготье на Девятой улице. Саид, Махмуд, Жак и я частенько туда захаживали. По вечерам мы любили сидеть во внутреннем дворике и играть в карты. Это было хорошее место для отдыха.

Тут уже собралась вся компания. Жак выделялся среди нас — он был христианином. К тому же на три четверти европейцем, и ни перед кем не скрывал этого факта. Жак был строго гетеросексуален и гордился этим. Никто не испытывал к нему особой приязни. Махмуд — транссексуал, в недалеком прошлом его можно было отыскать в уличных клубах в образе узкобедрой танцовщицы с глазами газели. Теперь он стал приземистым, толстым и слабосильным, точно злой джинн, охраняющий заколдованную принцессу. Я слышал, что сейчас он работал на Папочку, занимаясь организованной проституцией в Будайене. Саид Халф-Хадж бросил на меня взгляд из-за стакана «Джонни Уокера», своего любимого напитка. У него был модди Крутого Парня, и Саид уставился на меня, подыскивая предлог переломать мне кости.

— Как жизнь? — спросил я.

— Ты подонок, Одран, — ласково сказал Жак. — Просто дерьмо.

— Спасибо. Я только на минутку, — ответил я и занял свободное место.

Мсье Гарготье подошел осведомиться, собираюсь ли я сегодня транжирить свои денежки. Выражение его лица было нарочито безучастным, но я знал, что теперь он тоже ненавидит меня всей душой.

— Здесь не пробегала Чири пару минут назад? — спросил я.

Мсье Гарготье откашлялся. Я так и не удостоил его взором, и он удалился.

— Хочешь встряхнуть ее напоследок? — спросил Махмуд. — Думаешь, Чири прихватила что-нибудь твое? Оставь ее в покое, Одран.

С меня было достаточно. Я встал, напротив из-за стола поднялся Саид. Он быстро шагнул ко мне, сгреб одной рукой за ворот и занес кулак. Я двинул прямой в переносицу, упредив удар. Показалась кровь. Саид удивился, но рот его тут же скривился от ярости. Я ухватился за краешек модификатора, торчавшего из имплантата Саида и вытащил его. Глаза Саида затуманились, и мгновение он был совершенно растерян.

— Оставь меня в покое, идиот, — сказал я и толкнул его обратно на место, — и вы все тоже. — Я кинул модди Халф-Хаджу.

На улицу я вышел, кипя от негодования. Я не знал, что мне делать. В клубе Чири — теперь моем клубе — было полным-полно народу, и я не мог рассчитывать, что Индихар вполне могла навести порядок. Я решил вернуться туда, и спокойно все обдумать. Я еще не успел уйти далеко, когда Саид догнал меня и положил руку на плечо.

— Ты становишься все непопулярнее, Магриби, — сказал он.

— Не моя вина.

Он покачал головой:

— Ты не противишься этому. Значит, ответственность на тебе.

— Спасибо, — сказал я, не останавливаясь. Он взял меня за руку и вложил в ладонь свой чертов модди.

— Возьми, — сказал он. — Думаю, он тебе пригодится.

Я нахмурился:

— Мои проблемы требуют ясной головы, Саид. Вопросы морали. Здесь не только Чири с ее клубом, но и другие дела.

Халф-Хадж хмыкнул.

— Никогда не понимал тебя, Марид, — сказал он. — Говоришь точно старая развалина. Ты прямо как Жак. Если умеешь выбирать модификаторы, дгет смысла беспокоиться о морали. Видит Бог, я никогда не тревожусь.

Я рад был это услышать.

— Пока, Саид, — сказал я.

— До скорого. — Он повернулся и поспешил обратно в «Феи Бланш».

Я пошел в клуб Чири, выгнал всех и закрыл его. Затем поехал домой к Фридлендер Бею. Усталый, поднялся я по лестнице в свою комнату, радуясь, что длинный, полный неожиданностей день закончен. Когда я был готов нырнуть в постель, в дверях неожиданно появился Кмузу.

— Не стоит водить меня за нос, яа Сиди.

— Ты обиделся, Кмузу?

— Я здесь для вашей защиты, и мне жаль, что вы отказались от нее. Может наступить время, когда вы будете рады позвать меня на помощь.

— Вполне вероятно, — согласился я. — А сейчас как насчет того, чтобы оставить меня в покое?

Он пожал плечами:

— Кое-кто хочет вас видеть, яа Сиди. Я смотрел на него, недоуменно моргая: — Кто?

— Женщина.

У меня сейчас не было сил разбираться с Умм Саад. К тому же это могла быть и Чири.

— Можно мне пригласить ее? — спросил Кмузу.

— Конечно, черт возьми! — Я еще не успел раздеться, хотя очень устал. Я пообещал себе, что это будет очень краткий разговор.

— Марид?

Я оглянулся. В дверях, одетая в рваный коричневый плащ, с помятой пластиковой сумочкой в руках, стояла Эйнджел Монро. Мамочка.

— Я подумала, что могу провести несколько дней с тобой в городе, — сказала она с пьяной ухмылкой. — Эй, ты что, не рад меня видеть?

Глава 4

Когда мой чудесный будильник разбудил меня в понедельник утром, я некоторое время лежал в постели, размышляя. Я упрекал себя за то, что вчера вечером совершил несколько ошибок сразу. Как можно исправить ситуацию с Чири, я не знал; но предстояло предпринять что-то в этом направлении. Я был в огромном долгу перед Чири. К тому же, увидев мать в дверях, я не обрадовался ей. Проблему с ней я решил за пятьдесят киамов, выставив ее в ночь. На поиски дешевого отеля. Для охраны и сопровождения я послал с ней Кмузу. За завтраком Фридлендер Бей высказал свои замечания по поводу моей деятельности.

Он был в ярости. Его голос звучал грубо и хрипло, и я знал, что он делает колоссальные усилия, чтобы не закричать на меня. Он положил руки мне на плечи, и я чувствовал, как он дрожит от волнения. Его дыхание отдавало мятой, когда он цитировал Священный Коран:

— «Если один из твоих родителей или оба достигнут престарелого возраста, не стыдись и не отталкивай их, но скажи им слова утешения. Протяни им руку уважения и жалости и скажи: «Господи! Смилуйся над ними так же, как они надо мной, когда я был ребенком».

Я был потрясен. Испытать гнев Фридлендер Бея равносильно репетиции Судного Дня. Сам бы он счел такое сравнение святотатством.

— Ты имеешь в виду Эйнджел Монро? — произнес я, заикаясь.

Зря я это сказал, но уж больно потрясла меня Папочкина тирада.

— Я говорю о твоей матери, — сказал он. — Она пришла к тебе в нужде, а ты закрыл перед ней дверь.

— Я позаботился о ней самым лучшим образом, каким только мог. — И подумал: в какой форме Папочка получил информацию об этом инциденте?

— Не изгоняй свою мать к чужим людям! Теперь ты должен просить прощения у Аллаха.

От его слов я почувствовал облегчение. Это был тот случай, когда он говорил «Аллах», подразумевая «Фридлендер Бей». Я согрешил против его личных моральных убеждений, но если найду нужные слова и буду правильно действовать, то исправлю ошибку.

— О шейх! — медленно, выбирая слова, проговорил я. — Зная, как ты относишься к пребыванию женщин в своем доме, я не мог пригласить ее провести ночь под твоей крышей, однако было уже позднее время, чтобы испросить твоего разрешения. На одной чаше весов была моя мать, а на другой — обычай, заведенный в твоем доме. Я сделал свой выбор. — В общем, это почти соответствовало истине.

Он бросил на меня пристальный взгляд, и я увидел, что гнев его поутих.

— Твой поступок стал для меня худшей обидой, чем пребывание твоей матери у меня в доме, — сказал он.

— Я понимаю, о шейх, и прошу простить меня. Я не хотел оскорбить тебя или же пренебречь учением Пророка.

— Да будет с ним благословение Аллаха, — машинально пробормотал Папочка. Он скорбно склонил голову, но с каждой секундой его мрачное лицо прояснялось. — Ты еще очень молод, сынок. И это не последняя твоя ошибка. Если ты хочешь стать праведным человеком и милосердным вождем, то должен учиться на моем примере. Когда тебя посетит сомнение, не бойся спросить моего совета, когда бы и где бы то ни было.

— Слушаюсь, о шейх, — тихо ответил я. Буря прошла.