Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

Последняя мысль отрезвила меня. Мы уже вышли из зала. Я резко остановилась и заявила развязным тоном:

— Гражданин начальник, а я никуда не пойду!

— А никуда и не надо идти. Постой здесь. Поговорим.

— Слушай, отвяжись, а? Ну некогда мне сейчас, — попробовала я давить на жалость.

А он заговорил еще более странно:

— Нет, Таня, именно сейчас ты все бросишь и уйдешь отсюда. Уйдешь навсегда. Таня Лозова, опомнись! Чем ты занимаешься? Я уже второй месяц ищу тебя, как идиот, а ты, оказывается, в кабаке блядью работаешь. Таня, проснись!

«Господи, — подумала я, — неужели сумасшедший поклонник? Вроде вымерли они все».

Тон мой переменился

— Да ты кто такой?! Иди отсюда, а то сейчас кричать буду. Все. Разговор окончен.

И я решительно повернулась.

Ловкость, с которой он остановил меня, взяв за локоть аккуратно, но жестко, вновь заставила задуматься о его профессии. Но мне уже надоело задумываться. Я без предупреждений резко с разворота ударила его носком правой ноги под коленную чашечку. Любой другой от такого тычка разжал бы руку и, может быть, даже упал. Этот лишь застонал, стиснув мой локоть еще крепче.

— Дуреха, я же из милиции.

— Ты?! Из милиции?! А ну-ка ксиву покажи! — озверела я.

Он вынул книжечку. Я прочла. Не помню, какое там было звание, но корочки оказались настоящие.

Что ж, все прочие возможности были теперь исчерпаны. Свободной рукой я открыла сумочку и выцарапала заветный пропуск, который невесть зачем потащила в тот день с собой.

— Смотри, мусор! — Я вся кипела. — И передай своему шефу, чтобы точнее согласовывал с нами действия. Чуть вербовку мне не завалил, идиот! — буркнула я в довесок уже явно лишнее, но вряд ли в тот момент кто-то записывал мои слова.

Молодой человек с глазами Христа вздохнул тяжко и извлек из другого кармана еще один документ, говоря при этом:

— О, Мадонна миа! Товарищ младший лейтенант Лозова, на льду вы были гораздо красивее. К чему такие грубые слова?

Но я его уже не слушала. Я тупо смотрела в его удостоверение, слишком хорошо знакомое мне по форме, и в третий, в пятый, в восемнадцатый раз перечитывала:

«Малин Сергей Николаевич, полковник…»

— За мной, лейтенант, — скомандовал Малин, — и быстро!

— А Бернардо? — спросила я. — Надо же хотя бы попрощаться, объяснить ему что-то.

— Не надо, — резко сказал полковник Малин.

— Нехорошо как-то, — продолжала хныкать я. — Не люблю я так, не по-людски это… И потом такая вербовка!.. С Кунициньм согласовано?

— Я не знаю и не хочу знать, кто такой Куницин, — заявил Малин, уже выходя на улицу.

После удара он явно приволакивал ногу, но, несмотря на это, шел быстро и был не очень склонен разговаривать.

— Подполковник Куницин — мой начальник из восьмого отдела, — сообщила я.

Мы уже стояли возле машины — роскошного джипа совершенно фантастического вида. Это был «Ниссан», но я тогда еще совсем в них не разбиралась.

— Я же работаю на ПГУ, — сочла я необходимым доложить, так как восьмых отделов в нашей конторе могло быть много.

— К черту твоего Куницина! К черту восьмой отдел и все ПТУ вместе взятое! Ты больше там не работаешь. Поняла?

— Нет, — сказала я.

— Садись.

Я покорно села рядом с ним, и мы поехали.

— Черт! — зашипел он на первом же светофоре. — Ты машину водишь?

— Ага.

— Тогда садись за руль. После твоих фокусов совершенно невозможно удерживать сцепление.

— Но у меня прав с собой нет, — сказала я какую-то явную глупость.

Он только улыбнулся и повторил, уже вставая:

— Садись. И побыстрее, пожалуйста.

Почему я так слушалась этого человека? Почему верила ему? Почему не задавала лишних вопросов? Пиетет по отношению к высокому чину? Да нет, этим я никогда не страдала, ни в ЦСКА, ни в Афгане, ни теперь в ПГУ — чихала я на все их чины. Майор Полушкин был достойнее иных генералов, а Машка — вообще выше всех. И тут я поняла: в этом моложавом, лет тридцати на вид гэбэшнике было что-то от Машки. Трудно сказать, что именно: этакое неуловимо тонкое, но однозначное сходство во взгляде, мимике, интонациях… И я влюбилась в Малина сразу, наверно, еще там, когда, почувствовав на своем плече его твердую руку, оглянулась и встретила эти глаза. Я влюбилась, но не было на первом плане привычного возбуждения, просыпающейся страсти, не было радостного желания потрахаться не за деньги, было что-то совсем новое и незнакомое… Да нет же! Вру. Именно знакомое — чувство локтя, чувство духовной близости, родства душ. Как с Машкой.

Бред, подумала я. С Машкой мы прошли бок о бок много лет, счастливых и тяжелых, пропитавшихся потом изнурительных тренировок и залитых слепящим светом софитов, наша дружба была проверена временем и нелегкой борьбой, спортивной злостью и злыми языками, наша дружба была навеки скована белыми озерами ледовых арен и белым саваном того декабрьского снегопада… А этот? При чем здесь этот гэбэшный пижон с полковничьей ксивой? Как он сказал мне: «Таня, проснись»? И я проснулась.

Я вспомнила, что все они мне враги. Я же работаю во вражьем стане. В глубоком вражеском тылу. Какие, к черту, вербовки? Какие полковники? Я должна убить их всех: от Куницина до Чебрикова (Малин будет где-то посередине), я должна, и я буду убивать, пока не найду главного — Седого. А потом… Я не знала, что будет потом, я не думала об этом, я просто должна была помнить, что я резидент в страшном враждебном государстве, имя которому КГБ. Вот только чей я резидент? Конечно, я была всего лишь резидентом своей собственной совести и мести, но иногда, задумываясь над этим вопросом, воображала себя агентом Тайного Общества Честных Людей, руководителем которого была Машка. Я верила в эту абстрактную, нелогичную, романтическую чушь, и это вдохновляло меня. И, значит, сегодня я сделала новый важный, шаг на пути к цели. Я сижу в одной машине с загадочным полковником ГБ, явно благоволящим ко мне неизвестно почему, может, просто потому, что я знаменитая фигуристка Татьяна Лозова, а может, еще проще — потому что я красивая баба. Но это и неважно. Важно втереться в доверие. А еще: пусть он станет моим. Нет, не только в постели, хотя и это уже хорошо. Я хочу, чтобы он вообще стал моим, потому что он нужен мне… Господи, какая каша была в голове!