Поймай меня, или Моя полиция меня бережёт

– Вы в порядке, Стравински? – осведомился он.

На худых щеках Мердока уже проступила щетина. Похоже, бриться ему приходится дважды в день.

– В полном, – буркнула я. – Зачем нужно было меня трясти?

– А вы полагали, я должен безразлично смотреть, как вы бьетесь в припадке?

– Это был не припадок, – я отвела взгляд. Мердок был так близко, что я чувствовала тонкий запах его одеколона. – Я просто потеряла след.

– И поэтому намеревались побиться головой об стол? – он поднял бровь, зато наконец меня отпустил. – Насколько я понимаю, Стравински, попытка успеха не возымела?

И показал глазами на карту, исчерканную загогулинами.

– Ну, – я вздохнула, – теперь мы знаем, что он где-то на левом берегу Бирюзовой.

– Ценнейшая информация, – Мердок откинулся в кресле и подложил ладони на подлокотники. – Две трети города расположены как раз на левом берегу.

– Извините, – буркнула я, – что могу.

И потерла ноющий лоб.

– Если хотите, можете курить, – сжалился Мердок. – И все же, Стравински, в чем может крыться причина вашей неудачи?

«Крыться причина», надо же!

Когда болит голова, за такие словесные конструкции хочется убивать. И да, я была зла и растеряна.

– Спасибо, – я ухватилась за сигарету, как за соломинку. И только через минуту достаточно пришла в себя, чтобы предположить неохотно: – Похоже, этот Кукольник действительно много обо мне знает. И в курсе, как надежно спрятать ценности.

– И как же? – Мердок терпеливо наблюдал, как я торопливо затягиваюсь.

Даже не морщился от дыма!

– Варианта два: огонь и вода, – я с силой раздавила окурок и подняла взгляд на Мердока. – Или украшения переплавили, или бросили в какой-то водоем.

– Пожалуй, вариант с переплавкой оставим напоследок, – решил он. – Хотя в этом могла скрываться определенная ирония. Заставить нас искать то, что более не существует. А размер водоема имеет значение?

– Нет, – я покачала головой. – Река, озеро, водохранилище – выбирайте любой вариант. Да хоть та же Мокрая.

Столь оригинальное название носила речушка (скорее даже ручей), на берегу которой стоял наш дом.

– Предлагаете отправить водолазов прочесывать дно? – скептически осведомился он, и я разозлилась.

– Послушайте, чего вы от меня хотите? – резко спросила я, вставая, и отчеканила: – Я не вижу этот клад. Довольны?

– Разумеется, нет, – невозмутимо откликнулся Мердок. – Сядьте, пожалуйста, Стравински. Скажите, а кто может быть осведомлен о таких нюансах ваших способностей?

– Кто? – тупо повторила я.

– Мне потребуется список, Стравински, – терпеливо пояснил он. – Кто из ваших родственников и друзей мог об этом знать? И, конечно, коллеги, если они в курсе таких деталей.

– Да идите вы… – устало сказала я, сообразив, что он это всерьез. – Может, этот кто-то просто хорошо знает теорию. И вообще, это могла быть случайность. Повезло ему.

– Возможно, – подумав, согласился Мердок. – Итак, у нас по-прежнему ни улик, ни свидетелей, ни подозреваемых. Идеи есть, Стравински?

– Вы же у нас начальник! – напомнила я. Голова уже почти раскалывалась от боли, и мне было наплевать на субординацию и прочие расшаркивания. – Вам и карты в руки. Командуйте!

– Хорошо, – он бросил на меня непонятный взгляд. – Пока можете быть свободны. Насколько я помню, у вас через час прием граждан?

– Да, – коротко ответила я.

Не оставалось даже сил удивляться, что он помнит такие мелочи.

– Значит, на сегодня вы свободны, – решил он. – Только загляните к Ульву, возможно, появились какие-либо новости по зомби.

– Хорошо, – я кивнула и поморщилась от боли. – До свидания!

– До свидания, Стравински! – откликнулся он, и я наконец вышла…

Не знаю, какой садист придумал для домовых форменную зауженную юбку, под которую к тому же следовало надевать туфли на каблуках. Обычно я сразу после планерки бежала в свой кабинет, стягивала этот кошмар и надевала нормальные брюки, но теперь пришлось мучиться.

Для начала я заглянула в морг. У большинства моих коллег это слово ассоциировалось с белым кафелем, хромом и стойким запахом антисептика, однако в нашем райотделе все было совсем иначе.

На первый взгляд за дверью со строгой табличкой: «Морг. Вход только по предъявлению удостоверения!» цвели и пахли настоящие джунгли. На второй, впрочем, тоже.

Просторное помещение под самой крышей превратилось в огромную оранжерею с сотнями и тысячами экзотических растений.

Представляю, сколько это все стоило!

Нашему патанатому прощали и не такое. За одну только способность с первого взгляда определять время и причину смерти все следователи готовы были на него молиться.

А чего стоил его метод «консервации» трупов! Ульв как-то объяснял мне, что применяет тот же принцип, который используют растения для сохранности плодов, хотя я поняла далеко не все. Главное, что тела оставались в полной целости. Это вам не банальная заморозка, после которой уже не разглядишь магических следов!

Я распахнула дверь и привычно задышала ртом – неподготовленный посетитель здесь мог запросто свалиться в обморок от густого цветочного запаха.

– Ульв! – крикнула я, остановившись на пороге. – Ты тут?

Вопрос был риторический – Ульв у нас затворник.

(Конечно, это не настоящее имя, но он предпочитал, чтобы его называли так.)

Он словно соткался из зелени листвы: дивный светлокосый эльф, похожий на прекрасное видение.

Я помотала головой и поморщилась. Сочетание Мердока, магического поиска и здешней атмосферы совсем меня доконало. Скоро стихами заговорю!

При ближайшем рассмотрении эльф оставался столь же прекрасным, но вполне земным (от него даже пахло потом!)

Он с одного взгляда понял мое состояние и молча взял за руку, не став терзать высокопарными приветствиями. Впрочем, он в любом случае недолюбливал витиеватый слог, которым так часто грешили его сородичи.

По-моему, он даже бравировал этой простотой, как и работой в морге, немыслимой для настоящего кошерного эльфа…

Пять минут спустя я уже сидела на полянке, заменявшей Ульву гостиную.

В руках у меня была чашка кофе, в зубах сигарета, а в голове – восхитительная легкость.

– Спасибо! – от души сказала я, отхлебнув ароматный напиток.

– Мелочи, – отмахнулся Ульв, присев на стул напротив. – Ты что-то хотела, Ани? Давно не заглядывала.

Друзей у него было немного, и я старалась забегать к нему раз в неделю-две.

Ульв почти не покидал свой морг, как он любит шутить, деля время между жизнью и смертью – то есть между цветами и трупами.

Я крепко подозревала, что это было причиной, а не следствием его изгнания. В отличие от более легковерных гномов, оборотней и драконов, остроухие не пожелали жить рядом с недавними врагами. Эльфы давно заперлись в своей резервации и носа оттуда не казали, высокомерно игнорируя весь остальной мир. И всякие чудаки у них быстро становятся персонами нон-грата.

– Я поганка, – призналась я честно. – Прости, совсем забегалась.

– Ничего, – Ульв плавно повел рукой, отметая извинения. – И что привело тебя сюда?

– Мердок, – вздохнула я.

– А, дело Кукольника, – понимающе кивнул он и заправил за острое ухо светлую прядь. – Ты-то как оказалась в этом замешана?

– Не спрашивай, – я отхлебнула еще кофе и осведомилась без обиняков: – Так что, какие новости?

Ульв еле заметно поморщился.

– Почти ничего, но кое-что интересное есть. Минуту.

Он исчез, а я торопливо допила кофе.

Ульв вернулся очень быстро, и за ним топал мой старый знакомец зомби, лишившийся большей части одежды и пластины на груди.

– Вот, взгляни, – эльф шевельнул пальцами, и поднятый мертвец послушно повернулся филейной частью, спустив штаны до ягодиц.

На пояснице у него чернел какой-то странный символ, похожий на корявого человечка. В духе детского «палка-палка-огуречик, вот и вышел человечек».

– Что это значит? – поинтересовалась я жадно, жалея, что не прихватила с собой блокнот.