Скользкая дорога (СИ)

— Коль скоро я не обязана оставлять на чай — можете.

Китаец еще раз поклонился и быстро ушел.

Спустившись на двадцать четвертый этаж лектория, Тарья пошла по видимой только ей зеленой линии на полу к номеру U12 и, отыскав дверь, постучала.

Дверь открыл худощавый, довольно-таки высокий небритый мужчина в очках в круглой оправе, на которые спадала вьющаяся челка. Он улыбнулся Тарье, а затем шире открыл дверь, приглашая гостью пройти внутрь.

— Госпожа Экман! — учтиво произнес Филипп. — За прошедшие полгода вы только похорошели!

— Спасибо, это очень приятно! Рада нашей с вами встрече, профессор Мартинез!

— Я вас прошу! Просто Филипп. Располагайтесь.

— Что вы, я к вам лишь на пару минут. Хотела лично вас поприветствовать, поскольку не уверена, что после лекции у меня будет возможность пообщаться с вами. Вас же опять облепят слушатели!

— Для коллеги у меня всегда найдется время, госпожа Экман!

— Просто Тарья, — сдержанно улыбнулась девушка. — Вы не знаете, госпожа Видау сегодня прилетает или завтра? Хотела бы тоже обменяться с ней приветствиями.

— Организаторы лекции говорили, что госпожа Видау изъявила желание послушать меня. Видимо, она где-то здесь. Мсье Перре передал через организаторов, что прибудет только завтра — непосредственно на Собрание Палаты.

— Полагаю, как обычно, что-то с сыном…

— Похоже на то, — согласился Мартинез.

— Что ж, профес… Филипп, — улыбнулась Тарья. — Не будем нервировать Палату, иначе, как в прошлый раз, придется объяснять, что наше общение за рамками Квадрата не нарушает установленного порядка. Тем более, что до лекции осталось чуть меньше часа. Пожалуй, пойду потихоньку в зал. С нетерпением жду вашего выступления!

Мартинез проводил Тарью к выходу, они пожали руки, и Тарья направилась к лифтам, чтобы вернуться в лекционный зал, откуда с такой настойчивостью ее выпроваживала китаянка из черной сферы несколько часов назад.

Народ понемногу подтягивался. В зале набралось человек двести — в основном, школьники и студенты, о которых ей рассказывала китаянка. Тарья неспешно спустилась вниз и нашла свое место в восьмом ряду этого огромного помещения. До начала лекции оставалось еще целых 45 минут, и хотя ноги уже гудели от долгой ходьбы, Тарья решила, что прогуляться до кофейни будет лучше, чем просиживать время впустую. Выйдя из зала, она увидела в холле возле окна высокую эффектную женщину, стоящую со сложенными на груди руками. Ее совершенная, словно выточенная художником Эпохи Возрождения из мрамора, стройная фигура была обрамлена лучами бьющего из окна света. Женщина щурилась, но казалось, что смотрит она в никуда и находится в глубоких раздумьях. Ее отливающие светом ламп длинные волосы были такими черными, словно их натерли углем. Не так давно Тарья закончила читать близнецам «Мэри Поппинс» и не могла не отметить, что эта женщина напоминает ей главную героиню книги — и внешностью, и самоуверенностью. Между тем Тарье прекрасно было известно, кто стоит перед ней.

— Госпожа Видау, добрый вечер! Как поживаете? — поприветствовала Тарья Валерию.

— О, как я рада вас видеть, госпожа Экман! — Валерия тут же будто очнулась от своих дум, протянула Тарье руку, а на лице появилась открытая искренняя улыбка. — Не знала, что вы тоже решили послушать профессора Мартинеза!

— Да, мне подумалось, что лишний день вдали от этого кавардака у меня дома пойдет только на пользу, если вы понимаете, о чем я, — пошутила Тарья.

— Еще бы, — с улыбкой ответила Валерия. — Как ваши дети? Все в порядке? Сколько им сейчас?

— Им по пять. В полном порядке, спасибо! Поражаюсь, как в таких маленьких организмах вырабатывается это невероятное количество энергии! А как ваша дочь? Она же у вас на психолога учится?

— Хорошо, спасибо. Да, Лея учится на психолога. В Сиднее.

— В Сиднее? Ничего себе, забралась!

— Ну да. Там научная школа, говорит, хорошая. Тем более, что ее отец там живет. Я до последнего ждала, что она продолжит династию, но, видите, она решила иначе.

— Что ж, мы должны уважать выбор своих детей, не так ли?

— Совершенно верно. Как бы там ни было, ни медицина, ни уж тем более патологическая анатомия Лею никогда не влекла, и ее решением я в целом довольна. Уже сейчас вижу, что из нее получится отличный специалист.

Поговорив еще некоторое время, они решили занять свои места в зале — лекция должна была начаться через 15 минут. Народ тем временем прибывал с каждой минутой. Вернувшись в зал, Тарья подумала, что, наверное, никогда не видела такого скопления людей — их было тысяч двенадцать, если не больше. Люди сновали между рядами, и их количество увеличивалось на глазах. Казалось, будто они появляются из ниоткуда — Тарья словно наблюдала через ультраскоп так хорошо знакомый ей процесс деления клеток.

Наконец на сцену под аплодисменты вышли Филипп Мартинез и какая-то женщина, которая встала за центральную трибуну, а профессор скромно занял место в сторонке от нее.

— Дорогие друзья! — начала женщина. Голос ее был добрым и негромким. — От лица нашего лектория хочу сказать огромное спасибо всем и каждому, кто сегодня сумел не упустить шанс и прийти послушать профессора Мартинеза, что называется, из первых уст. — Она обернулась к профессору, улыбнулась, а затем продолжила: — Мы с господином Мартинезом долго думали, в каком формате и на какую тематику сделать это мероприятие, и в итоге решили, что профессор в свободной форме коснется такой темы, как ценность жизни. Все мы знаем, насколько эта тема актуальна для нас, да и, учитывая завтрашнее Собрание Палаты, будет нелишним вспомнить ошибки прошлого и в очередной раз убедиться в том, что мы на правильном пути.

Ее речь прервали аплодисменты. Когда они стихли, женщина продолжила:

— Простите, я немного волнуюсь. В зале сегодня беспрецедентное число слушателей из разных стран нашей с вами планеты, а также присутствуют члены Палаты и несколько высоких судей. Что ж, я не буду занимать более ваше время, и так заговорилась. Дамы и господа, прошу поприветствовать профессора Филиппа Мартинеза из университета Кентукки — всемирно известного антрополога, историка, демографа и философа.

Женщина отошла от трибуны и направилась к выходу со сцены. Профессор улыбнулся аудитории, поправил очки и отхлебнул воды из стоящего на трибуне стакана.

Глава 3

— Помнится, — начал Филипп Мартинез, — мне было лет, наверное, восемь, когда я узнал, как появляются люди. Нет-нет, я имею в виду не секс. Секс — это лишь механика, лишь способ доставки материала. Конечно, как и положено восьмилетнему пацану, я глупо хихикал, когда мы с ребятами рассказывали друг дружке о сексе, не имея о нем ни малейшего представления. Но уже тогда я интересовался совсем другим. Меня поражала магия, которая начинается, когда две клетки находят друг друга, и длится до тех пор, пока человек не умрет. Мы почти совладали с неизлечимыми и орфанными заболеваниями, приручили магнитное поле, в какой-то мере научились подчинять себе стихию. Мы научились вынашивать детей вне материнской утробы, сделали человеческий организм — живой и, я подчеркну, созданный природой организм — более выносливым и совершенным… Чему мы не научились и, как мне представляется, едва ли научимся — это делать человека с нуля. Его нельзя породить в лабораторных условиях из ничего, нельзя запустить этот непостижимый процесс развития новой человеческой жизни, нажав на кнопку или спровоцировав химическую реакцию. Человека нельзя сделать без другого человека. И чем меньше людей — тем меньше людей, в чем наша история уже один раз убедилась. Она преподала нам хороший урок, заставила по-новому посмотреть на мир, в котором нам посчастливилось появиться на свет, и на нас самих, на ту систему ценностей, которая доминировала еще несколько столетий назад и которая сейчас большинству кажется ошибочной, а кому-то — даже дикой.

Как показывает история, которую мы знаем, человек никогда не считал себя ценным. Себя конкретно как личность — вне всяких сомнений. Но себя как часть человеческого вида — никогда. Ничтожно низкая степень любви людей к своему роду принципиально не отличалась у кроманьонцев и, скажем, у людей восемнадцатого века. Или двадцатого. Человеку было свойственно пренебрегать не только жизнью ближнего, но и значением людей в более глобальном смысле. Подумаешь — человек! Да таких миллионы. Миллиарды!