Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

Короче говоря, мои увлечения парнями, особенно не спортсменами, а было уже и такое, расстраивали Эмму Борисовну куда сильнее, чем здоровый спортивный секс с пожилым тренером, потому что, уходя к парням, я отрывалась, начинала жить совсем новой и чужой для нее жизнью. Наконец настал момент, когда я, малолетняя дрянь, сказала Эмме, что она вообще мне никто, что она мне больше не нужна, что она и взяла-то меня к себе не ради меня, а ради себя, потому что ей, одинокой старухе (я буквально так и назвала сорокадевятилетнюю женщину), было слишком тоскливо без детей. Она мне все эти слова простила тогда, она мне вообще многое прощала и до того, и после, но я прощала гораздо труднее, и в итоге мы, конечно же, поругались. Но это случилось уже много позже, после Машкиной гибели и моего ухода из спорта.

А про тот период, когда мне было хорошо, когда я была знаменитой спортсменкой, и рассказывать-то больше нечего. Все известно, как говорится, из газет. Вот потом, после тех страшных похорон, первых похорон в моей жизни…

Я ведь потеряла очень близкого человека, по существу, самого близкого. Кто в восемнадцать лет может быть ближе подруги? Только друг. Но с Сережей все уже кончилось. Кончилась романтика первой юношеской страсти, а любви между нами не было. После Машкиной культурной накачки Сережа стал мне просто скучен. Туповат он был, как большинство спортсменов, все никак не мог понять, зачем мне иностранный язык, зачем я книги читаю, ну, еще детективы — ладно, для развлечения, а вот зачем Бунина, Маркеса, Фриша? И уж совсем наш международный мастер облез, когда увидел однажды у меня на столе книжку о буддизме, да еще на английском, видно, он решил, что я умом подвинулась. А мне это сенсей посоветовал на занятиях карате. И было действительно интересно. Читать же в то время о буддизме на русском никакого смысла не имело. Чепуху писали в наших совковых популярных изданиях. Да, кстати, вот и еще один человек в моей судьбе появился хороший — сенсей Костя Градов. Четвертый дан, японский и китайский языки, истфак МГУ, диссертация по Древнему Китаю, три года работы в Киото. Потрясающий человек, но это был не партнер по сексу и не друг в обычном понимании — это был сенсей, даже не учитель, а именно сенсей. Тут есть тонкая, однако существенная разница. Потом он уехал, когда перестройка началась, кажется, в Японию, а может, и в Китай.

Но я все время сбиваюсь, я ведь совсем не о нем хотела рассказать. Я же те похороны вспомнила. И Машку. Теперь я понимаю, что Машка была не просто закадычной подружкой по сборной и по школе. Она была самым близким мне человеком. И если бы ее не убили, она была бы сегодня с нами. Это абсолютно точно. Ведь многое из того, что потом говорил Ясень, впервые я услыхала именно от Машки. Но это я уже вперед забегаю. Короче, в том декабре мир опустел. А тут еще плюс ко всему я невольно сделалась хранительницей страшной тайны — про этого Седого. Представь мое состояние. И это начало сезона. А у меня новый партнер — Славик Грачев, отличный мастер, но мы катаемся вместе без году неделя. И наша пара — номер один в сборной, поскольку Машки уже нет, а все остальные либо отправились на заслуженный отдых, либо еще настолько желторотые, что за ними наблюдать смешно. И на нас, затаив дыхание, смотрит вся страна, весь мир. Прыгуны в высоту или штангисты в такой ситуации зачастую мировые рекорды устанавливают, потому что вся спортивная и не очень спортивная злость выплескивается у них в один чудовищной силы толчок или рывок. Но в нашем спорте одним рывком не отделаешься, надо катать три турнира и по две программы на каждом.

Что случилось в том сезоне — общеизвестно. Ты фигурным катанием интересовался — значит, помнишь этот полный провал, небывалый в истории нашего спорта.

И вот середина марта. Мы возвращаемся с последнего, самого главного турнира, то бишь с чемпионата мира. И в ЦСКА нас встречает чуть ли не весь Генштаб в полном составе. Честное слово, никогда не видела столько генералов в одном месте. Раздувают дело невероятно. Изображают как жуткую провокацию всесоюзного масштаба. О чем только не говорят! Один даже держит пламенную речь о плохой охране наших спортсменов — нашего национального достояния. Это он про Машку, которую не уберегли накануне ответственных международных стартов, что сильно деморализовало сборную. Сволочь, думаю я, «национальное достояние, наша лучшая спортсменка, вторая Роднина», а может быть, сам и отдавал приказ убить ее. Глупость, конечно, но я их всех тогда ненавидела. И тут с темы личной охраны мастеров спорта они переходят на тему несоответствия занимаемым должностям. И, разумеется, в первую очередь сладострастно сдирают звезды с полковничьих погон Крайнева, припоминают ему давнее и тогда прикрытое дело о растлении малолетних, называют это официально «грубым нарушением действующих методик тренировки» и наконец громогласно снимают его с должности главного тренера. Потом отчитывают всех остальных, достается даже Эмме Борисовне. Но ей уже наплевать, она готовится к длительной командировке в Австрию, о чем генералы от спорта еще не знают. Под очередной гремящий с трибуны хорошо поставленный командный голос я покидаю конференц-зал и думаю: «Господи, Машка, милая Машка, в каком же говне мы с тобой сидели все эти годы!»

Крайнев, естественно, вывернулся. Уже в начале следующего сезона он фактически руководил сборной, а кто формально занимает место главного — велика ли важность? Звание полковника восстановил еще быстрее, даже не все успели узнать, что он был разжалован. Как я выяснила много позже, связи Виталия Ивановича простирались необычайно далеко, куда-то до самого ГРУ, а дальше терялись во мраке секретности. А из ГРУ, если верить байкам бежавших оттуда людей, простой майор мог в приказном тоне позвонить генералу армии, что этот майор, очевидно, и сделал по вопросу о полковнике Крайневе. Мне Крайнев строго так сказал:

— Впереди Олимпиада. Будешь готовиться и выиграешь. Я заставлю тебя выиграть эту Олимпиаду.

Но он меня не заставил. Не смог. На это и у Крайнева кишка тонка оказалась. Просто потому, что я уже была не я. Не хотела больше кататься — и все. Этот период в моей жизни кончился. Убийство Машки. Безобразная разборка нашего провала. Отъезд в Австрию Эммы Борисовны. Очень плохое взаимопонимание со Славиком. Чего еще ждать? Я перестала вообще появляться в ЦСКА. Жила теперь в другом месте: сенсей дал мне ключи от своей второй квартиры и обещал до осени не выгонять. Деньги на жизнь оставались, что такое забота о хлебе насущном, я еще не знала тогда и все свое время посвятила карате, книгам и… рисованию. Рисовать я с детства любила. Больше всего — человечков. Сначала веселых, потом фантастических, потом фигуристов… Портреты у меня не получались, а вот тела, фигуры — очень неплохо. Эмма Борисовна всегда xвaлилa и говорила, что мне надо учиться. Теперь я не рисовала фигуристов. Теперь я увлеченно рисовала человечков, бьющих друг друга пяткой в глаз, коленом в пах и лбом по носу. И могла заниматься этим подолгу.