Возмущение праха

— У них ночью будет аврал, и у нас, соответственно, тоже. Запаси для нас какой-нибудь пищи, — я достал из кармана бумажник, — и парочку коньяка.

Как выяснилось довольно скоро, я ошибся, но, чтобы удостовериться в этом, нам пришлось просидеть без сна половину ночи.

Вечером, в десять, подкатили «форд» и микробус. По их ли заказу или случайно — уличное освещение включено не было, так что Джеф делал снимки инфракрасной оптикой, а я наблюдал происходящее через бинокль ночного видения.

Из машин вышло шесть человек, все в штатском, но, судя по манере общения, военнослужащие, два офицера и четверо — нижние чины. Их ведомство сразу не угадывалось, но только не Министерство обороны — ни в одном из них не было и следа строевой лихости. Значит, какая-то из служб безопасности.

Из двери вышел Щепинский. После короткого обмена репликами с ним старшего по возрасту и, надо думать, по званию из микробуса извлекли нечто продолговатое, упакованное в полиэтилен, и внесли внутрь.

— Похоже на труп, — откомментировал Джеф, закончив серию снимков.

— Труп и есть, не сомневайся.

— Почему это ты так уверен?

— А в каком еще случае офицер станет придерживать дверь перед рядовым личным составом? Только если они несут что-то особенное. И заметил, как он следил, чтоб они ничего не задели? Это важный для них покойник.

В тот вечер на входе дежурил Бугай, и в соответствии с инструкцией он обязан был сообщить по условленному телефону о доставке трупа. Но сигнала Васи, отслеживающего этот канал, так и не последовало, и меня это беспокоило, как всякий сбой ответственного механизма. Недоразумение разъяснилось утром, когда Бугай, сменившись, позвонил с уличного таксофона и произнес нужные слова. Оказалось, с ним рядом сразу же посадили человека, и, как только Бугай потянулся к телефону, тот прихлопнул трубку, коротко буркнув:

— Звонить нельзя.

В десять сорок они уехали, оставив внутри двоих, в том числе офицера, а около полуночи покинул Институт и Щепинский.

— Это надо же, так пасти покойника, — удивился Джеф, — неужто боятся, что он оживет и сбежит? Или он — очень важная шишка?

— Вероятнее, тот, кто приедет с ним завтра знакомиться, — важная шишка. Ради его безопасности людей и оставили.

Хотя было ясно, что представление окончено, мы для страховки просидели за коньяком еще пару часов, изредка поглядывая в окно.

Продолжение спектакля состоялось на следующий день. К пяти вечера из Института удалили всех сотрудников, остались только Щепинский и охранник на входе плюс двое «гостей». В шесть подъехал вчерашний «форд». Впереди, рядом с водителем, сидел уже знакомый нам старший офицер, а с заднего сиденья машины вышли трое, точнее, вышли двое, которые затем выволокли наружу третьего, очень странного человека. Небритый, с угрюмым и загнанным выражением лица, он был одет в новенькую рабочую робу, не подходящую ему по размеру. Он плохо стоял на ногах, так что сопровождающие вели его под руки, и во время обычной заминки у входа его невидящий взгляд бессмысленно блуждал по окружающим предметам.

— Наркота? — спросил я у Джефа, помня, что он дока в этих делах.

— На игле, — уверенно заявил он, щелкая раз за разом затвором, — колеса иначе работают.

Нейродонор для работы на полный износ, решил я, вспомнив все, что знал от Кобылы. Скорее всего, приговоренный к исключительной мере… в общем, личность неподотчетная. Наверняка негодяй отпетый, и все-таки… Я почувствовал, как во мне разгорается бешенство, и заставил себя его подавить. Это мне сейчас ни к чему.

Они же времени не теряли: через несколько минут были включены компьютеры, обслуживающие лабораторию «икс», и заработали наши «жучки».

— Положите его сюда и пристегните ремнями. — В голосе Щепинского звучало напряжение. Ясное дело: обычно рядом с ним суетились две-три лаборантки, а сейчас ему все предстояло делать самому. Но расчет понятен: если произойдет утечка информации, то разбираться в ней не Щепинскому, а этим людям, кто бы они ни были, — из ФСК, ФСБ или еще откуда. У них проверка персонала — дело повседневное.

— Да не так туго, — раздраженно добавил Щепинский, — а то кровообращение передавите… Постойте, я ему инъекцию сделаю.

— А что вы ему колете? — начальственно-вальяжно, но и с профессиональной подозрительностью поинтересовался, надо думать, старший офицер.

— Глюкозу и витамины, — пробормотал сквозь зубы Щепинский.

— Да не цацкайтесь вы с ним, профессор. Все равно не жилец, не придет в сознание — ему же и лучше.

— Знаю, — после паузы ответил Щепинский, теперь уже не только раздраженно, но и брезгливо, — но тот будет на энергетической подпитке от этого. Сколько продержится этот, ровно столько и тот. У вас может не хватить времени.

— Что же вы вчера не сказали? Мы могли привезти двоих, — все так же по-барски небрежно заметил гость.

— Замена донора во время сеанса категорически невозможна, — Щепинский перешел на академический, лекторский тон, — между ними устанавливается очень сложная биологическая связь.

— А, вот оно что… Ну ладно, ладно, вам виднее.

Смутные догадки, возникшие у меня при первом визите в лабораторию «икс», получили исчерпывающее подтверждение: там должен сейчас состояться сеанс оживления трупа с целью допроса. Что же, вполне закономерно. Заставить говорить мертвых — исконная мечта всех органов безопасности, начиная, наверное, с Египта и Вавилона. То-то они носятся со Щепинским и платят ему сколько запросит. И даже под себя не подмяли — держать в своих структурах столь одиозное подразделение по нынешним временам небезопасно. Проще пользоваться его услугами на стороне, в случае чего можно и откреститься.

Далее, в течение почти двух часов, как я мог заключить по редким репликам, возгласам и междометиям, а также по щелчкам клавишей и выключателей, шел сеанс реставрации покойника, в общем похожий на знакомую мне процедуру рекомбинации. Оба младших офицера выступали в роли лаборантов, судя по желчным замечаниям Щепинского достаточно неуклюже, а старший чин, пристроившись где-то в стороне, сидел и курил, на что испросил специальное разрешение.

Незадолго до восьми Щепинский, пощелкав клавишами компьютера, уже довольно усталым голосом обратился, по-видимому, к старшему офицеру:

— Ну вот, кажется, получилось… Примерно через полчаса можно будет стимулировать возвращение сознания. Но продержится он минут двадцать, не больше.

— Двадцать минут? Почему так мало? — лениво осведомился тот.

— Я вам уже говорил: он будет на прямой энергетической подпитке донора. При этом будут использованы все резервные ресурсы их организмов, до капли. Процесс быстротечный и необратимый. Так что если ваше начальство хочет… то уже пора.

— Ну что же… можно и позвонить, — последовал небрежный ответ, и тотчас послышались серии щелчков электронного номеронабирателя. В лаборатории «икс» телефонного аппарата не было, значит, звонили по сотовому телефону.

Я едва успел нажать кнопку индикации номера, который тут же высветился на экране. Доклад по телефону, в отличие от разговора со Щепинским, был энергичным и исполненным служебного рвения, с оборотами «разрешите доложить» и «так точно, слушаюсь».

— Едет.

Щепинский в ответ неопределенно хмыкнул.

До сих пор я не рисковал пускать в ход видеокамеру, понимая, что имею дело с крутыми профессионалами, но во время набора номера включил ее на несколько секунд: если у них имеются индикаторы, то они все равно сработают на номеронабиратель.

Начальство не заставило себя ждать, подкатив через двадцать пять минут на скромной серой «девятке», без сопровождения и охраны. Его встречали внизу, и приехавший мгновенно исчез в дверях, однако Джеф успел запечатлеть низкорослого массивного человека в штатском пиджаке, но в брюках с генеральскими лампасами, с плоским широким лицом и маленькими цепкими глазками.

«Девятка» тут же отъехала и убралась из поля зрения, дабы не демаскировать своим видом дислокацию столь важной персоны.