Проклятие фараона

На вахте дежурил знакомый охранник, однако он, разумеется, не узнал Старыгина в милицейской форме.

– Эй, сержант, ты куда это? – проговорил он, приподнимаясь навстречу. – Документы!

– Стас, ты что – не узнал меня? Это же я! – Старыгин попытался отодвинуть охранника в сторону, но тот потянулся к кобуре:

– Что значит – я? Тут тебе Эрмитаж, а не районная библиотека! Сказано – документы! Что ты в милиции служишь, меня не колышет! У меня свое начальство есть!

– Да вот тебе документы! – Старыгин наконец нашел свой служебный пропуск и сунул под нос секьюрити.

Тот изумленно уставился на удостоверение, перевел взгляд на Старыгина и попятился:

– Ой! Это ж вы! Вы что – в милицию перевелись? Ну это ж надо! Что, хорошие деньги дали?

Старыгин отмахнулся и, прихрамывая из-за тесных ботинок, помчался по коридору в сторону Египетского отдела.

Охранник, проводив его взглядом, пробормотал:

– Выходит, и правда им в музее гроши платят, если уже в милицию идут подрабатывать!

Дмитрий Алексеевич без стука влетел в кабинет Марии Антоновны.

Главная хранительница египетского отдела сидела за столом, заваленным рукописями и фолиантами, погрузившись в изучение какой-то старинной гравюры.

Не отрываясь от своего занятия, она неодобрительно проговорила:

– Почему не стучите? Думаете, если вы работаете в милиции, то вам все можно?

Только после этого она подняла глаза, узнала Старыгина, но не поверила себе, сняла очки и удивленно спросила:

– Дмитрий Алексеевич, что это на вас надето?

– Потом, потом! – отмахнулся Старыгин и положил на стол разлинованный листок. – Прошу вас, переведите мне это!

«Образец номер четырнадцать, – прочитала хранительница. – Мумия, Фивы, Среднее царство. Отчетливо выраженный штамм «болезни фараонов»… Что все это значит?

– Ой, извините, это не та сторона… я не нашел другого листка… – Старыгин перевернул бумажку, и Мария Антоновна увидела перерисованную им с мумии цепочку иероглифов.

– Я смотрю, Древний Египет сделался вашим главным интересом, – проговорила ученая дама, вглядываясь в значки. – Не хотите перейти ко мне в отдел?

– Там видно будет, – уклончиво отозвался Старыгин. – Ну как, что здесь написано?

– Опять одни цифры, – пожала плечами Мария Антоновна и потянулась за чистым листком бумаги. – Ну вот, я запишу вам здесь перевод!

Дмитрий Алексеевич едва дождался, когда она кончит писать, выхватил листок и, невнятно поблагодарив хранительницу, бросился прочь из кабинета.

Однако ботинки жали неимоверно, и вместо того, чтобы покинуть Эрмитаж, Старыгин взбежал на третий этаж, к своей мастерской, где у него имелась запасная пара обуви.

В коридоре ему попалась навстречу уборщица тетя Груня.

– Я у тебя прибралася, – проговорила она, нисколько не удивившись странному наряду Старыгина. – И этого запустила, друга твоего!

– Какого еще друга? – Старыгин остановился, как будто налетел на стену.

– Из Москвы который, – ответила уборщица. – Из этого… как его… музея имени… который памятник…

– Музея имени Пушкина? – переспросил Старыгин.

– Во-во, этого самого!

– Тетя Груня, вам сколько раз говорили – не пускайте в кабинеты незнакомых людей!

– Вот всегда так, – пригорюнилась уборщица, – хочешь вам как лучше, а вы только ругаетеся!

Старыгин раздраженно махнул рукой и направился к своему кабинету, гадая, кто поджидает его там.

Поджидал его Эрлих.

То есть Семен Борисович не столько ждал Старыгина, сколько рылся в его вещах.

– И что, интересно, вы тут делаете? – спросил Дмитрий Алексеевич, распахнув дверь. – Думаете, что найдете картину и разом решите все свои проблемы? Так вот не найдете, я убрал ее в сейф главного хранителя отдела итальянской живописи. Туда вас уборщица не пустит, не надейтесь! И вообще, я сейчас вызову охрану!

– Не вызовете, – криво усмехнулся Эрлих, – это не в ваших интересах! А я, вообще-то, принес вам обещанные материалы – старую доску грушевого дерева, краски… вам ведь нужна грушевая доска?

– Эрлих, за кого вы меня принимаете? За идиота? – проговорил Старыгин, доставая из-под стола запасные ботинки.

– Почему? Я принимаю вас за разумного человека, который дал обещание и выполнит его в оговоренные сроки… вы ведь помните, у вас всего неделя!

Старыгин переобулся, и на его лице появилось выражение неземного блаженства: запасные ботинки нисколько не жали.

Эрлих удивленно посмотрел на него и проговорил:

– Чему вы так радуетесь? Думаете выиграть время и сбежать? Не надейтесь, наши люди следят за всеми вашими перемещениями!

– Нет, у меня совсем другая причина для радости – знаете поговорку: хочешь быть счастлив – купи тесные ботинки, а потом сними их!

– Кажется, вы и в самом деле идиот! – раздраженно выкрикнул Эрлих. – Мы разговариваем об очень серьезных вещах, а вы вдруг про какие-то ботинки!

– Может быть, я действительно идиот, но не настолько, чтобы не видеть насквозь вашу игру! – процедил Старыгин, направляясь к двери. – Вы получите картину, и после этого я буду только опасным свидетелем! Потому что рано или поздно афера с копией раскроется! А мне отлично известно, как вы и ваш шеф поступаете со свидетелями! Особенно опасными!

– Но, Старыгин…

– И вообще, немедленно покиньте мой кабинет! Я ухожу и не намерен оставить вас здесь! После вашего визита наверняка что-нибудь пропадет, хотя бы ботинки! – и он пнул ногой осточертевшую обувь сорок второго размера.

Эрлих вышел вслед за Старыгиным и молча пошел следом за ним к выходу из музея.

Проходя мимо охранника, Дмитрий Алексеевич кивнул на Эрлиха:

– Этого проверьте, наверняка что-нибудь выносит!

– Дмитрий Алексеевич шутит, – Эрлих улыбнулся в тридцать два имплантата. – Вы ведь помните, я его коллега из Музея изобразительных искусств!

В подтверждение своих слов он распахнул пальто, и охранник махнул рукой.

Наталья Журавлева взглянула на часы.

Старыгин отсутствовал слишком долго. Неужели он опять влип в какую-нибудь дурацкую историю? Или просто обманул ее и смылся, воспользовавшись другим выходом из музея? Но нет, это на него совсем не похоже…

Вдруг рядом с ее машиной возникла высокая фигура в мятом темном костюме.

Наталья вскинула голову… и обмерла: серое, неживое лицо, похожее на маску, неприятные кожистые складки щек и мертвые, неподвижные глаза с неестественно расширенными зрачками… это был тот самый человек, с которым она столкнулась на лестнице в доме Вадима Коржикова, человек, которого чуть позже она увидела во дворе того же дома. Самый таинственный и подозрительный персонаж во всем этом таинственном и подозрительном деле. Но ведь он мертв, его тело отправили в морг, а теперь он здесь…

Она хотела что-то сказать, что-то сделать, что-то подумать, но ничего не успела: высокий человек с мертвым лицом выбросил вперед длинную холодную руку и схватил ее за горло. Наталья почувствовала пронзивший все тело смертельный холод и потеряла сознание.

– Осторожно! – проговорил мужчина в длинном темном плаще, устраиваясь на заднем сиденье машины. – Она нам еще понадобится.

Человек с мертвым лицом отпустил горло девушки и сел на пассажирское место. Наталья Журавлева безвольно откинулась на водительское сиденье.

– Он должен уже выйти, – озабоченно проговорил мужчина в плаще, взглянув на часы. – Ага, вот и он! Мы успели как раз вовремя! Эй, а это еще кто такие? Ну-ка, пойди разберись!

Старыгин вышел на набережную.

Машина Журавлевой стояла на прежнем месте, но по набережной шел сплошной поток автомобилей, и пришлось переждать.

Возле самого подъезда стояла огромная черная «БМВ» с тонированными стеклами.

Эрлих вышел вслед за Старыгиным и подошел к нему:

– Зря вы так, Дмитрий Алексеевич! Мы ведь хотели с вами по-хорошему…

Заднее стекло «БМВ» опустилось, и показалось бледное костистое лицо Штабеля.